по виду, поскольку только люди рациональны. В его понимании это означает не то, что только люди разумны, и не то, что только люди способны к инструментальным рассуждениям, а то, что только люди способны размышлять о причинах своих убеждений и действий, а затем пересматривать свои убеждения и действия в свете этих причин.
Бермудес утверждает, что люди уникальны по другой причине. По мнению Бермудеса, организм не может думать о какой-либо мысли без лингвистического представления этой мысли. Таким образом, способность думать о своих собственных пропозициональных установках (метакогниция) или о пропозициональных установках других людей (чтение мыслей) требует владения языком. Бермудес приходит к выводу, что нелингвистические животные не могут думать о мышлении.
Сайдел утверждает, что у многих животных, включая даже шимпанзе, отсутствует понятие "я". Подобно Бойлу и Бермудесу, Сайдел старается подчеркнуть, что он не отрицает, что у животных богатая психическая жизнь, включающая разнообразные ментальные репрезентации. Но он утверждает, что тщательное изучение существующей эмпирической литературы позволяет предположить, что у них нет понятия "я".
Как и Бермудес и Сайдел, Жоэль Пруст задается вопросом, способны ли животные к метапознанию. Она рассматривает экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что они способны, но при этом придерживается дефляционной интерпретации того, что такое метапознание. По мнению Пруст, метапознание как у животных, так и у людей основано на ощущениях, которые являются оценочными установками, основанными на чувствах. Таким образом, хотя метапознание не является уникально человеческим, это отчасти потому, что даже у людей оно не требует сложной способности думать о своих мыслях.
Сознание
Наверняка нет более сложной философской загадки, чем понимание сознания, или "каково это" - иметь опыт. Фраза "на что это похоже" происходит от знаменитой дискуссии Томаса Нагеля о сознании летучих мышей. Нагель предположил, что летучие мыши обладают сознанием - что есть "что-то вроде" быть летучей мышью. Но он задался вопросом, как много мы можем знать о том, каково это - быть летучей мышью, и, в частности, можем ли мы знать, каково это - быть летучей мышью, испытывающей эхолокацию. В своем докладе Шон Аллен-Хермансон оспаривает эту ортодоксальную точку зрения. Он утверждает, что существует довольно простой ответ на вопрос о том, каково летучей мыши ощущать эхолокацию: это похоже на слух. Одним из аргументов в пользу этого ответа является то, что слепые люди, ставшие опытными эхолокаторами, сообщают, что их эхолокационная феноменология является слуховой. Затем Аллен-Хермансон рассматривает, почему так много философов, начиная с Нагеля и далее, игнорировали очевидность этого ответа, и что это говорит нам об ошибочности наших суждений о феноменологии.
Если Аллен-Хермансона в первую очередь интересует вопрос о том, что такое сознание животных, то смежный вопрос заключается в том, как мы можем определить, есть ли у данного вида сознание вообще. Как и Нагель, Аллен-Хермансон предполагает, что летучие мыши обладают сознанием. Но что оправдывает это предположение? Как мы узнаем, какие виды обладают сознанием? Оставшиеся главы о сознании посвящены в первую очередь этому вопросу.
Поскольку мы знаем, что обладаем сознанием, естественный способ оценить, обладают ли другие виды сознанием, - это сравнить их с нами. В широком смысле, есть два измерения возможного сравнения - поведенческое и нейронное. Вклад Майкла Тая сосредоточен на первом. Он предлагает приписывать боль животным, если они ведут себя так же, как люди, в контекстах, где мы знаем, что люди чувствуют боль, и нет поражающих факторов. (В качестве примера поражения Тай приводит случай, когда мы обнаруживаем, что поведение существа контролируется кремниевым чипом с гигантской таблицей поиска, записанной на нем). Затем Тай рассматривает доказательства того, что рыбы-телеосты (т. е. рыбы с костным скелетом, такие как форель) ведут себя так же, как люди, в контекстах, где люди чувствуют боль, а эласмобранхи (т. е. рыбы с хрящевым скелетом, такие как акулы) и насекомые - нет. Тай делает вывод, что телеустные рыбы чувствуют боль, а эласмобранхи и насекомые - нет.
Адам Шрайвер также занимается вопросом о том, чувствуют ли животные боль, хотя он явно обращается к сравнению нейронных механизмов в дополнение к сравнению поведения. Шривер рассматривает доказательства того, что аффективное измерение боли - считает ли субъект ее неприятной - может быть отделено от ощущения боли - грубо говоря, ее местоположения, типа и интенсивности. Например, люди с повреждениями определенных участков мозга или под воздействием определенных наркотиков сообщают, что чувствуют боль, но не испытывают от нее беспокойства. Затем Шрайвер суммирует доказательства аналогичной диссоциации у животных и утверждает, что для многих целей (особенно этических) именно аффективное измерение должно нас интересовать, когда мы пытаемся понять боль у животных.
Джесси Принц прямо выступает за сравнение нейронных механизмов человека и животных, чтобы определить, какие виды обладают сознанием. В качестве отправной точки он берет теорию сознания AIR, которую он отстаивал в других работах и которая гласит, что представление является сознательным только в том случае, если оно находится на так называемом "промежуточном" уровне сенсорной обработки и помещается в рабочую память с помощью внимания. Затем он рассматривает, что говорит эмпирическая литература о том, есть ли у различных таксонов - от млекопитающих до насекомых - нейронные механизмы, аналогичные тем, которые связаны с промежуточными представлениями у человека. Хотя Принц подчеркивает, что имеющиеся данные слишком ограничены, чтобы делать твердые выводы во многих случаях, он предварительно предполагает, что сознание удивительно широко распространено, распространяясь даже на насекомых - хотя, возможно, и не на амфибий или рептилий.
Как и Принц, Рокко Дженнаро начинает с общей теории сознания, которая кажется ему привлекательной, а затем применяет ее к животным. Дженнаро поддерживает теорию мышления высшего порядка (HOT), которая утверждает, что ментальное состояние субъекта (например, ваше желание съесть торт) является осознанным только в том случае, если у субъекта есть мысль, представляющая это ментальное состояние (например, вы думаете: "Я хочу съесть торт"). Апеллируя к эмпирической литературе по метакогниции, Дженнаро утверждает, что животные могут быть сознательными согласно HOT, поскольку у них есть метакогниция. (Здесь есть очевидные связи с дискуссиями о метакогниции в предыдущем разделе - в частности, с работами Бермудеса, Сайдела и Пруста. Критику теории HOT см. в главе Тая).
Майкл Трестман и Питер Годфри-Смит рассматривают вопрос о том, какие виды обладают сознанием, с эволюционной точки зрения. Каждый из них стремится объяснить, на каком этапе эволюционной истории животных возникло сознание. Трестман утверждает, что феноменологические представления о временной динамике сознания и соображения о когнитивных требованиях к сложному пространственно расположенному поведению сходятся на выводе, что сознание возникало трижды в эволюции животных - у позвоночных,
