взвесить ветви с квадратами их амплитуд. Когда универсальная волновая функция расщепляется, или распадается, амплитуда делится между ветвями, и в сумме всегда получается 1. Но это не похоже на правильную модель. Если вы добавляете нейрон в мозг, то потоки опыта, которые ex hypothesi генерируются всеми подмножествами других нейронов, предположительно, не теряют каким-то образом то количество феноменального содержания, которое они имели раньше. Это было бы просто странно. Значит, что-то другое, хм...
Фирафикс: Могу ли я проверить, правильно ли я понимаю? Мы пытаемся определить, каковы критерии того, реализует ли мозг один поток сознательного опыта или несколько пересекающихся, но разных потоков опыта.
Тессиус: Верно... Может быть, предыдущий пункт о контрфактической независимости является здесь ключевым? Для того чтобы генерировались два разных потока сознательного опыта, должны существовать два разных вычислительных процесса. И каждый из них должен быть таким, что если бы кто-то вмешался и изменил какое-то промежуточное состояние, то последующие состояния разворачивались бы иначе и в соответствии с алгоритмом, который вычисляется. Верно. И чтобы существовало два вычислительных процесса, лежащие в их основе каузальные механизмы, которые их реализуют, должны, по сути, работать и меняться независимо друг от друга. Так что это объясняет, почему нормальный человеческий мозг не генерирует астрономическое количество отдельных потоков опыта, по одному на каждое подмножество нейронов: потому что эти подмножества перекрываются, поэтому они не могут меняться независимо друг от друга, и поэтому нет необходимого набора контрфактических зависимостей. Да, это, пожалуй, правильно.
Кельвин: Да.
Тессиус: Что возвращает нас к вопросу о том, может ли мозг читателя одновременно генерировать два потока опыта - свой собственный опыт и опыт вымышленного персонажа, о котором он читает. И я полагаю, мы бы утверждали, что в голове читателя недостаточно мозгов для этого. Не поможет и то, что два предполагаемых потока опыта будут иметь много общего, потому что для существования каждого из них необходимо иметь собственную независимую вычислительную реализацию, каузальную структуру с подходящими контрфактическими свойствами и способную изменяться независимо; тогда как в случае с читателем ресурсов коры головного мозга недостаточно для одновременной и независимой реализации двух вычислительных процессов на уровне человека.
Кельвин: Верно.
Тессиус: Кстати, может быть, это и в сторону, но меня несколько озадачивают сообщения о пациентах с расщепленным мозгом, чьи полушария, после того как большая часть их связи через корпусную каллозуму была разорвана, оказываются способными работать довольно независимо и, возможно, с мастерством на уровне человека. Можем ли мы действительно ходить с нейронной материей, достаточной для создания двух нормальных личностей, но в обычном режиме реализовывать только одну? Это кажется расточительством.
Кельвин: Размер мозга нормально развитого взрослого человека может отличаться почти в два раза. Мы также знаем, что можно удалить целое полушарие и продолжать функционировать, хотя и с нарушениями. Если полушарие удалено в молодом возрасте, пластичность мозга позволяет реорганизовать многие вычислительные функции, чтобы использовать оставшиеся ресурсы коры. Существует корреляция между размером мозга и когнитивной производительностью, и при прочих равных условиях как в биологических, так и в искусственных нейронных сетях наблюдается некоторое снижение способности к обучению при уменьшении количества настраиваемых параметров. Однако многие когнитивные задачи масштабируются очень нелинейно в зависимости от размера модели.
Тессиус: В любом случае, я не знаю никаких особых причин полагать, что даже если наш мозг действительно обладает такой квазиредундантностью, "запасная" способность к дополнительному сознательному опыту действительно будет задействована, пока мы читаем...
Кроме того, мы не очень хорошо умеем работать в режиме многозадачности. Если бы наш мозг иногда одновременно реализовывал сознательный опыт двух людей, используя отдельные части нейронных механизмов, то разве мы не могли бы использовать эту дублированную схему, скажем, для доказательства алгебраической теоремы, одновременно составляя сложное расписание для воссоединения семьи? Например, вы могли бы смоделировать воображаемого персонажа, который работал бы над доказательством теоремы в одной части вашего мозга (или в одном подмножестве ваших корковых микросхем), а в другой части (или в другом подмножестве ваших микросхем) вы бы занимались сложным планированием мероприятий. Но я, например, считаю это совершенно невозможным.
Кельвин: Да, это хорошая мысль.
Тессиус: Максимум, на что мы способны в условиях настоящей многозадачности, работая над задачей, требующей сложного абстрактного мышления, - это пассивно наблюдать за окружающей обстановкой, или, возможно, наше подсознание может одновременно обдумывать какую-то эмоциональную или творческую проблему на заднем плане: но наше сфокусированное сознательное мышление, похоже, является жестко ограниченным когнитивным ресурсом, позволяющим работать только с одним одновременным треком.
Фирафикс: Значит ли это, что мы не вымышлены?
Тессиус: Похоже, это и есть итог.
Фирафикс: Дайте-ка подумать, так это потому, что, во-первых, я могу верить, что у меня много подробных воспоминаний о моем прошлом, которые ни один романист или читатель не захочет представить во всей их исчерпывающей мелочи; и, во-вторых, потому, что я знаю, что в данный момент я испытываю опыт, качественно отличный от того, который человек испытывает во время чтения, а мозг человека-читателя не обладает достаточной мощностью, чтобы одновременно реализовать и опыт читателя, и опыт вымышленного персонажа, о котором он читает. Правильно ли я понял?
Тессиус: Вы попали в точку.
Кельвин: Есть еще несколько аргументов, которые вы, возможно, захотите рассмотреть.
Фирафикс: Да?
Кельвин: В среднем люди тратят гораздо больше времени на то, чтобы не читать, чем на чтение. Поэтому даже если бы во время чтения мозг читателя каким-то образом генерировал опыт вымышленного персонажа в дополнение к собственному опыту чтения, все равно опыт, принадлежащий вымышленным персонажам, составил бы малую долю от всего опыта. Так что если ваш текущий опыт типичен, он, скорее всего, не будет опытом вымышленного персонажа.
Тессиус: А как насчет того, чтобы испытать что-то вроде, ну не знаю, героического спасения прекрасной принцессы из лап злобного монстра или разъяренной толпы?
Кельвин: В таком случае этот аргумент неприменим. Большинство этих переживаний были бы побочными эффектами процесса чтения - если бы процессы чтения действительно порождали переживания вымышленных персонажей, о которых читают.
Тессиус: Я не буду отвлекать вас, но напомните мне позже, чтобы я рассказал вам о том, как несколько лет назад я катался на велосипеде по королевским садам.
Фирафикс: Я заинтригован! А как же опыт философской беседы с двумя превосходными и умными джентльменами?
Кельвин: Полагаю, это некий промежуточный случай. В зависимости от типа и качества разговора может оказаться, что большинство случаев - это чтение вымышленных рассказов, а может быть, что большинство - это реальные разговоры.
Фирафикс: Разговор, подобный этому?
Кельвин: [Пожимает плечами.] Не знаю.
Фирафикс: Если этот разговор вымышленный,
