и, в annus mirabilis 1598 года, два королевских октаво в защиту абсолютной монархии. Один из них, "Базиликон Дорон" (1598), или "Королевский дар", был книгой советов его сыну Генриху об искусстве и обязанностях суверена; в нем подчеркивалось, что управление киркой - "не малая часть королевской должности". В другом томе, "Истинный закон свободных монархий", абсолютизм излагался с большим красноречием: короли избраны Богом, поскольку все важные события продиктованы Его провидением; их божественное назначение и помазание представляют собой тайну, столь же святую и неизреченную, как любое таинство; поэтому их правление имеет полное право быть абсолютным, а сопротивление ему - глупость, преступление и грех, способный принести больше вреда, чем любая тирания. То, что для Елизаветы было полезным мифом, для Джеймса стало страстным принципом, порожденным рождением от королевы. Его сын Чарльз унаследовал эту доктрину и поплатился за это.
Англия, однако, не сделала этого в 1598 и 1649 годах. После того как Яков объявил себя протестантом, лидеры Тайного совета Елизаветы признали его наследником английской короны через Марию. Через четыре дня после смерти Елизаветы Яков начал (5 апреля 1603 года) праздничное продвижение из Эдинбурга в Лондон; по пути он не спеша останавливался, чтобы его поприветствовала английская знать; 6 мая он достиг Лондона, который был весь украшен, чтобы приветствовать его - толпы преклонялись перед ним, лорды целовали ему руки. После тысячелетия бесполезных распрей две нации (только в 1707 году два парламента) были объединены под властью одного короля. Так плодотворно было бесплодное чрево Елизаветы.
II. ЯКОВ I АНГЛИЙСКИЙ: 1603-14 ГГ.
Каким же человеком он стал за тридцать семь лет? Среднего роста, слабые ноги, слегка набухший живот, подбитый дублет и бриджи для защиты от ножей убийц; каштановые волосы, румяные щеки, курносый нос, взгляд настороженности и грусти в голубых глазах, словно бог осознавал, что он из глины. Немного ленивый, опирающийся на весла Элизабет. Непристойный в языке, грубый в развлечениях; заикающийся и абсолютный, слишком свободно виляющий своим закопченным языком. Тщеславный и великодушный, робкий и лживый, потому что часто подвергался опасности и обманывался; готов обидеться и обидеться, просить и просить о помиловании. Когда Джон Гиб отрицал, что потерял драгоценные документы, Джеймс вышел из себя и ударил его ногой; затем, найдя бумаги, он встал на колени перед своим униженным помощником и не поднимался, пока Гиб не простил его. Терпимый среди нетерпимости, иногда жесткий, обычно добрый и ласковый, подозревавший своего сына Генриха как слишком популярного, любивший своего сына Чарльза до глупости; безупречный в отношениях с женщинами, но склонный ласкать красивых молодых людей. Суеверный и ученый, глупый и проницательный, серьезно относившийся к демонам и ведьмам, но благоволивший Бэкону и Джонсону; ревновавший к ученым и обожавший книги. Одним из первых его действий в качестве короля Англии было наделение Оксфорда и Кембриджа правом посылать своих представителей в парламент. Увидев Бодлианскую библиотеку, он воскликнул: "Если бы я не был королем, я был бы университетским человеком; и если бы случилось так, что я должен быть узником, если бы я мог исполнить свое желание, я бы хотел иметь другую тюрьму, кроме этой библиотеки, и быть прикованным вместе с таким количеством хороших авторов и мертвых мастеров".14 В общем, человек, немного выбитый из колеи, но в целом добродушный, с хорошим чувством юмора, высмеиваемый умными, но прощаемый своими людьми, потому что до самого своего меланхоличного конца он давал им безопасность и покой.
Он настолько не любил воду, что возмущался тем, что ее приходится использовать для мытья. Он пил в меру и позволял некоторым придворным празднествам заканчиваться всеобщим и бисексуальным опьянением. Экстравагантность в одежде и развлечениях преобладала при его дворе даже за пределами елизаветинских прецедентов. Маски были любимы Елизаветой, но теперь, когда Бен Джонсон писал реплики, Иниго Джонс создавал костюмы и декорации, а роли исполняли роскошные лорды и леди, обласканные доходами королевства, сказочное, фантастическое искусство достигло своего апогея. Двор стал еще более жестоким, чем когда-либо, и еще более коррумпированным. "Я думаю, - говорит одна дама в одной из пьес Джонсона, - если бы меня никто не любил, кроме моего бедного мужа, я бы повесилась".15 Придворные принимали значительные "подарки", чтобы использовать свое влияние для получения хартий, патентов, монополий или должностей для претендентов; барон Монтагу заплатил 20 000 фунтов за назначение на пост лорда-казначея;16 Одна нежная душа, как нам сообщают не самые лучшие авторитеты, заболела и умерла, узнав, сколько заплатили его друзья за то, чтобы он стал регистратором.17
Джеймс спокойно относился ко всем подобным вопросам и не слишком утруждал себя управлением государством. Он оставил управление Тайному совету из шести англичан и шести шотландцев во главе с Робертом Сесилом, которого он сделал графом Солсбери в 1605 году. У Сесила были все преимущества наследственности, кроме здоровья. Он был калекой с горбатой спиной и являл миру жалкий вид; но у него была вся отцовская хватка в подборе и расстановке людей, а также молчаливое упорство и хитрая вежливость, которые перехитрили внутренних соперников и иностранные дворы. Когда "мой маленький бигль" умер (1612 год), Джеймс отдался на милость молодого красавца Роберта Карра, сделал его графом Сомерсетом и позволил ему вытеснить в политике и управлении таких старших и гораздо более опытных людей, как Фрэнсис Бэкон и Эдвард Кок.
Кок был воплощением и защитником закона. Он прославился благодаря своему упорному преследованию Эссекса в 1600 году, Рэли в 1603 году, пороховых заговорщиков в 1605 году. В 1610 году он опубликовал историческое заключение:
Из наших книг следует, что во многих случаях общее право контролирует [отменяет] акты парламента, а иногда признает их абсолютно недействительными. Ибо когда акт парламента противоречит общему праву и разуму... или не может быть исполнен, общее право контролирует его и признает такой акт недействительным".18
Парламент, возможно, не обрадовался этому, но Джеймс назначил Коука главным судьей Королевской скамьи (1613) и членом Тайного совета. Из человека короля он превратился в овода короля, осуждая инквизицию частных мнений, отстаивая свободу слова в парламенте и укоряя королевский абсолютизм резкими напоминаниями о том, что короли - слуги закона. В 1616 году Бэкон, его соперник, выдвинул против него обвинения в злоупотреблении служебным положением. Кока отстранили от должности, но он был возвращен в парламент; продолжая возглавлять сопротивление королю, он был отправлен в Тауэр (1621), но вскоре освобожден. Он умер без покаяния (1634), упрямо верный букве и строгости закона и оставивший после себя четыре тома "Институтов", которые до сих пор являются столпом и памятником английской
