получить какой-нибудь другой продукт, например, селитру или что-то еще, чтобы эти люди могли в какой-то степени помочь себе и затем продавать этот продукт".73 Хайницу пришла в голову идея производить блоки минеральной соли и продавать их администрации доменов в Силезии в качестве солончаков для выпаса скота. Он убедил местную корпорацию соледобытчиков (Pfännerschaft) из Гросс Зальце провести необходимые эксперименты и выделил им королевскую субсидию в размере 2 000 талеров на покрытие расходов. Первый эксперимент провалился, поскольку печи, в которых должна была добываться минеральная соль, оказались ненадлежащего качества и разрушились во время обжига. Для строительства более качественных печей потребовалась значительно большая субсидия из средств, выделенных на усмотрение министра. Кроме того, летом 1786 года Хайниц обратился к Карлу Георгу Генриху графу фон Хойму, министру Силезии и особому фавориту короля, с просьбой закупить 8 000 центнеров его продукции. В первый раз Хойм согласился, но в следующем году отказался возобновить заказ, поскольку соль с новых заводов в Гросс Зальце была низкого качества и слишком дорогой. Здесь мы видим готовность к импровизации и инновациям в сочетании с контрпродуктивным предпочтением правительственных (в отличие от рыночных) решений.74
Как показал его жесткий интервенционистский и контролирующий подход, Фридрих II был не в ладах с теми современными течениями экономической мысли (особенно французской и британской), которые начали осмысливать экономику как функционирующую по своим собственным автономным законам и считали индивидуальное предпринимательство и дерегулирование производства ключом к росту. В обществе нарастали разногласия - особенно после Семилетней войны, - когда предприниматели начали испытывать недовольство правительственными экономическими ограничениями. В 1760-х годах независимые купцы и промышленники в бранденбургско-прусских городах протестовали против ограничительной и дискриминационной практики правительства. Они нашли поддержку в рядах бюрократии самого короля. В сентябре 1766 года Эрхард Урсинус, тайный секретарь финансов Пятого департамента, представил меморандум, в котором критиковал политику правительства и, в частности, обращал внимание на чрезмерное, по его мнению, субсидирование бархатной и шелковой промышленности, которые производили материалы низкого качества по гораздо более высоким ценам, чем импортируемые иностранные аналоги. Сеть государственных монополий, утверждал Урсинус, создавала условия, враждебные процветанию торговли.75 Урсинус не был вознагражден за свою откровенность. После разоблачения того, что он принимал взятки от влиятельных представителей деловых кругов, его заключили в крепость Шпандау на один год.
17. Фридрих Великий посещает фабрику. Гравюра Адольфа Менцеля, 1856 год.
Более влиятельной в историографическом плане была критика Оноре-Габриэля Рикетти, графа Мирабо, автора широко обсуждавшегося восьмитомного трактата о сельскохозяйственной, экономической и военной организации прусской монархии. Будучи страстным приверженцем физиократической экономики свободной торговли, Мирабо не находил ничего похвального в сложной системе экономического контроля, использовавшейся прусской администрацией для поддержания внутренней производительности. Он заявлял, что существует множество "верных и полезных способов" стимулирования роста промышленности, но они не включают в себя монополии, ограничения на импорт и государственные субсидии, которые были нормой в Королевстве Пруссия.76 Вместо того чтобы позволить мануфактурам "утвердиться по собственному желанию" на основе капитала, естественно накопленного в сельском хозяйстве и торговле, утверждал Мирабо, король растратил свои ресурсы на непродуманные инвестиционные схемы:
Недавно король Пруссии выделил шесть тысяч экю на создание часовой фабрики во Фридрихсвальде. Столь незначительный проект был недостоин этого дара. Легко предвидеть, что если эту фабрику постоянно не подпитывать дополнительными пособиями, она не сможет продержаться. Из всех бесполезных аксессуаров нет более бесполезного, чем плохие часы".77
Наследие почти полувекового правления Фредериков, заключил Мирабо, представляло собой мрачный пейзаж экономического застоя, когда производство хронически превышало спрос, а дух предпринимательства подавлялся регулированием и монополией.78
Это была чрезмерно негативная оценка, преследовавшая в конечном итоге полемические цели (настоящей мишенью Мирабо был старый французский режим, который он помог свергнуть в июне 1789 года). В защиту фридерицианского эксперимента можно отметить, что ряд государственных проектов, начатых в эту эпоху, заложили основу для долгосрочного роста. Например, силезская железная промышленность продолжала процветать и после смерти Фридриха под руководством графа фон Редена, специального промышленного комиссара Силезии. В период с 1780 по 1800 год численность рабочей силы и объем производства увеличились на 500 процентов. К середине XIX века Силезия обладала одной из самых эффективных металлургических отраслей в континентальной Европе. Это был пример успешного долгосрочного роста и развития, стимулируемого государством.79 То же самое можно сказать и о финансируемой государством шерстяной промышленности, созданной в районе Люккенвальде в Миттельмарке к югу от Берлина. Возможно, государство и не создало в первую очередь благоприятный климат для свободной конкуренции и предпринимательства, но оно успешно заменило отсутствие местной предпринимательской элиты. Ни один купец, каким бы богатым или предприимчивым он ни был, не ухватился бы за идею поселить ремесленников в таком районе, как Люккенвальде, где еще не было никакой промышленности. Плодотворная деятельность предпринимателей могла начаться только позднее, когда поселение, вместе с необходимой концентрацией местных ресурсов и опыта, уже было создано при поддержке государства. Иными словами, государственное развитие и предпринимательство не исключали друг друга - они могли быть последовательными стадиями процесса роста. Как сказал один из социальных и экономических историков XIX века Густав Шмоллер, режим протекционизма и государственного стимулирования роста "должен был пасть, чтобы посеянные им семена смогли расцвести под солнцем промышленного либерализма XIX века "80.80
В любом случае, Бранденбург-Пруссия середины XVIII века не была экономической пустошью, в которой государство было единственным новатором и единственным предпринимателем. Не стоит преувеличивать значение королевской администрации как управляющего крупными мануфактурами.81 В жилом комплексе Берлин-Потсдам, доминирующем центре экономического роста в центральных провинциях Пруссии, только одна из пятидесяти фабрик (Fabriquen) принадлежала государству или государственной корпорации. Конечно, среди них были и крупнейшие концерны, такие как Lagerhaus, основанный Фридрихом Вильгельмом I для снабжения армии, а также фарфоровые, золотые и серебряные мануфактуры. Однако многие из этих предприятий не контролировались государством напрямую, а сдавались в аренду богатым бизнесменам. Роль государства была менее заметна в западных провинциях, где существовали крупные независимые центры металлургии (в графстве Марк), шелкового производства (в Крефельде и окрестностях) и текстиля (в окрестностях Билефельда). В этих районах доминирующей силой в экономической жизни была уверенная в себе меркантильная и мануфактурная буржуазия, чье богатство складывалось не из государственных заказов, а из региональной торговли, особенно с Нидерландами. В этом смысле западные территории стали "наглядным уроком пределов влияния государства на экономическое развитие".82
Даже в центральных провинциях прусского конгломерата рост государственного сектора резко опережал развитие частного предпринимательства. Особенно после Семилетней войны быстрый рост частных предприятий среднего размера (с числом рабочих от пятидесяти до девяноста девяти человек) свидетельствовал о снижении значимости государственного производства. Особенно поразительным был рост хлопчатобумажного сектора, который, в отличие от шерстяного и
