Локк и Лейбниц, Ньютон и Юм, были, несомненно, гениальны. Но европейское общество, в котором они родились, в корне отличалось от нашего: там ценили знания, а не любопытство. Они оставались в своих кругах. Люди, которые должны были управлять правительством... управляли правительством. Люди, которые должны были философствовать о правительстве... философствовали о нем. Но это были не те же люди.
Старый Свет принципиально не желал разрушать границы. Границы, по их мнению, существовали не просто так. Правящий класс существовал для того, чтобы править; класс экспертов существовал для того, чтобы советовать.
Но наши отцы-основатели были другими. Они не верили в эти границы. Они даже не очень верили в необходимость экспертизы.
Возьмем, к примеру, Бенджамина Франклина, одного из соавторов Декларации независимости. Он был гением-эрудитом, который не только основывал университеты и больницы, но и был плодовитым автором, баловнем в медицине, открывшим способ лечения простуды, и создателем музыкальных инструментов - в том числе инструмента, на котором играли Моцарт и Бетховен. Некоторые из его устройств были невероятно практичными, например, молниеотвод для дома, бифокальные очки и печь Франклина - инструмент для разогрева пищи в доме, а также крупный прорыв в области термодинамики. Франклин был архетипом человека эпохи Возрождения восемнадцатого века. Большинство людей, имеющих базовое представление об американской истории, знают большинство из этих фактов о нем.
Но вот что примечательно: Франклин не был исключением. Его уровень интеллектуального любопытства был фактически нормой. Возьмем двух менее известных соавторов Декларации. Роберт Ливингстон разработал пароход - основополагающий элемент промышленной революции - в качестве побочного проекта, пока служил послом во Франции. Роджер Шерман был адвокатом-самоучкой, который никогда не учился в юридической школе. У него не было формального образования, но он был настолько предан идее обеспечения образования следующего поколения американцев, что в итоге стал членом руководящего органа Йельского университета.
И, конечно, были два самых известных подписанта этого документа - Джон Адамс и Томас Джефферсон, которые вместе образовали одно из величайших интеллектуальных соперничеств в истории человечества. Джефферсон был больше ученым, Адамс - гуманитарием. Но каждый из них проявлял глубокое любопытство к родной территории другого и не боялся соперничать с настоящим тяжеловесом.
"Я должен изучать политику и войну, - сказал однажды Адамс, - чтобы наши сыновья могли свободно изучать математику и философию".
Правда, Адамс изучал политику и войну, но он также изучал математику и философию. А также поэзию, греческий и латынь. На самом деле, малоизвестная деталь о Джоне Адамсе заключается в том, что после того, как он стал вторым президентом, он посвятил себя изучению индуистских писаний. Он говорил, что если бы ему довелось прожить жизнь заново, он стал бы исследователем санскрита. Джон Адамс учился всю жизнь.
Как и его заклятый враг, Томас Джефферсон. Этот человек свободно владел пятью языками и умел читать еще на двух. За свою жизнь он написал шестнадцать тысяч писем. Современный студент, читая это, может произвести мысленные подсчеты. Знаете, 16 000 писем... это примерно 4000 слов, то есть целых 5 страниц с двойным интервалом... что, вероятно, кажется многовато для студента, который занят скандированием "Инфи-Тада" на лужайке кампуса. Но нет, я не имею в виду, что Томас Джефферсон написал 16 000 букв алфавита от руки. Я имею в виду, что он написал от руки более 16 000 полных эссе.
Вы можете спросить, не было ли ему неудобно так долго сидеть на стуле во время написания текста. Оказывается, он решил и эту проблему, изобретя полиграф и вращающееся кресло, которое он построил и на котором сидел во время написания Декларации независимости. Капитолий штата Вирджиния, который и по сей день стоит в Ричмонде, был спроектирован Томасом Джефферсоном.
В те времена что-то было в воде, что-то в культуре. Это была культура, в которой ценилось образование, автодидакты, исследования, фундаментальное любопытство к тому, как устроен мир, и непоколебимая уверенность в том, что даже если вы не являетесь экспертом в чем-то, вы все равно сможете разобраться в этом при правильном сочетании самообразования и любопытства.
По сравнению с такими странами, как Франция и Англия, Америка в то время действительно была провинциальной. Мы были не более чем захолустным скоплением маленьких городков, разбросанных по восточному побережью. В экономическом, военном и геополитическом плане казалось, что нам суждено стать лишь сноской в мировой истории. Однако люди, которые писали эти сноски, были глубоко любопытны к миру, в котором жили, и к истории, в которую они внесли свой вклад; они также были глубоко уверены в своей способности изменить каждую его часть к лучшему. И именно это они и сделали.
Нам нужно возродить это особое сочетание любопытства и уверенности в себе. Да, мы хотим быть страной людей, которые возились в своих гаражах. Нам нужны люди, которые пишут отличные эссе по вечерам, а днем работают механиками или владельцами бизнеса. Мы должны ожидать большего друг от друга как граждане. Мы должны ожидать большего от самих себя. Мы должны ожидать большего от наших лидеров. В те времена президенты, покидавшие Белый дом, становились учеными-санскритистами; сегодня они заключают сделки с Netflix и уезжают на пенсию на Виноградник Марты.
Легко сказать: "Как круты были наши отцы-основатели", а потом вернуться к повседневной рутине нашей современной технократии. Но почему мы не можем вести себя так же, как они? Консерваторы много говорят о верности политическим и правовым принципам, заложенным в Конституции, и, несомненно, это важно. Но как американцы, мы также должны быть вдохновлены на то, чтобы оставаться верными основанной нами культуре исследования, неуважения и любопытства. Без этого мы даже не сможем понять, что означает наша Конституция. Так можно дойти до того, что "пропалестинские" активисты блокируют здания колледжей, считая, что их физические нарушения защищены Конституцией. Так можно дойти до того, что конгрессмены-республиканцы запрещают ненасильственное выражение мнений во имя "Закона об осведомленности об антисемитизме".
Ирония заключается в том, что сегодня нам это сделать гораздо проще, чем тогда. Для начала, основными языками науки в 1776 году были французский и латынь, и вам приходилось ждать недели или даже месяцы, чтобы получить физическую копию книги, которую вы хотели прочитать. Сегодня почти все доступно на любом языке, и вы в два счета сможете найти на своем iPhone любую книгу, которую захотите прочитать по первому требованию. Единственное, что нас останавливает, - это наше собственное любопытство, наше преклонение перед чужим опытом и наша неуверенность в себе, чтобы создать свой собственный.
Можно предположить, что у наших отцов-основателей не было времени,
