впуская вкус, запах, дыша им, слизывая языком его слова и мешая говорить, просто наслаждаясь нашей близостью.
— Дай сказать, — попросила срывающимся шепотом. — Объяснить. Я сама только сейчас поняла, почему легко поддалась на уговоры Савченко. Там многое понятно и уже знакомое: боль потери пережита. Нечего терять там, где уже похоронил мечты и надежды. Знакомое, притертое, безопасное место, под крылышком у наставника. Понимаешь? А с тобой… неизвестность. Полет. И мне страшно… Дико страшно, что наш с тобой полет может прерваться, что я могу тебя потерять. И тогда меня накрывает, в миллионы раз сильнее, чем когда бы то ни было. Я боюсь любить тебя еще сильнее, из-за собственных страхов.
Котов замолчал. Между нашими лицами застыл слишком горячий воздух — можно было вдохнуть его и обжечься. Мы и не дышали.
— То есть сейчас ты любишь меня совсем немного, да? Обидно…
— Я пытаюсь тебе открыться, а ты все обращаешь в шутку! — стукнула его в плечо ладонью.
— Зато ты улыбнулась. И я рад, что ты сказала это. Рад, что сказала, Даря. Потому что я уже всю голову сломал, как до тебя достучаться.
— Достучался, — поцеловала его в лоб. — Ты до меня достучался. Я хочу быть с тобой. Не знаю, как выпутаться, — как же сложно. — Помоги мне. Я сейчас сама не своя, мысли путаются.
— Ты в блестящей форме, Дарь. Но тебя путают, вот и все дела.
***
Котов
Я думал, что знаю о сексе все. Оказалось, действительно, знаю много о сексе и не шарю о сексе в любви или о любви в сексе, когда только познавал эту пряную сладость маленькими глотками, пробуя это лакомство на кончике ножа.
Секс и любовь, любовь и секс — в каждом жесте моей Фурии.
В каждом слове.
Ее просьба о помощи, доверительный взгляд, сбившееся дыхание и смущение, раскалывающее холодную маску стервы.
Штрихи ее любви ко мне — то едва заметные, то четкие и уверенные линии.
А я? Я сам в ней — залип, ма. Залип.
Мне так нравится говорить с ней без слов.
Таять от легких касаний.
Сгорать от поцелуев.
Где-то под кожей билось счастье, достигая невероятных высот, пробивая все слои радуги от вида ужина, приготовленного руками Дарины.
Завис над тарелкой.
— Что-то не так? Я не поинтересовалась, ешь ли ты стручковую фасоль и…
— Ем, — оборвал. — Все ем. Просто мне еще никто не готовил. Может быть, только в детстве. Да, пожалуй. Мама иногда изображала что-то. Чаще всего после очередного куража. Типа извинений перед домочадцами за то, какой мы ее иногда видели. Кривые блинчики на затврак. Знаешь, я бы вечность ел эти корявые блинчики со вкусом соды, если бы это помогло сохранить семью. Можно мне вина? — резко осушил бокал, чувствуя, как подкатывало к горлу.
— Выпьешь за меня тоже? Только не залпом, Котя, — сморгнула слезы Дарина.
— Котя? — иронично выгнул бровь. — Ладно, — проворчал. — Только не вздумай меня так называть при друзьях, идет?
— Договорились.
— Какие планы?
— Ужин, секс… Хочется секса, — прикусила нижнюю губу, облизнула их.
— Я немного жестил, — признался. — Прости.
— У тебя есть все шансы извиниться хорошенько.
— Тебе понравится, гарантирую. А потом? — сощурился. — Планы на будущее.
— Нужно проверить кое-что, поднять старые дела. Оле…
Дарина перехватила свои слова, и я понял, что она едва не назвала Мамаева “Олежа”. Признаюсь, было приятно понимать, что она одернула себя, помня о моих словах, признавая чувства, придавая им весомое значение.
— Олег сказал, все подчистили. Но я знаю, что все подчистить невозможно. Что-то осталось. По-любому. Мне нужно поднять бумаги, поискать прошлые записи. Но не привлекая связи Савченко. Будет непросто, знаешь ли…
— Забей, у нас есть свои, — поддержал.
— Это план минимум. Я попробую, Кот. Если не выйдет, в задницу все. Развод и девичья фамилия станут моим потолком.
— Брось. У тебя получится. Я буду рядом. Разъебашим все?
Глава 54
Дарина
Никогда еще работа над делом не продвигалась с таким трудом, как нынешний разбор. Суть сложностей была даже не в том, что приходилось сдерживаться и пользоваться новыми связями, находить общий язык с другими людьми…
Мне приходилось подвергать сомнению каждый факт и перепроверять его несколько раз, соотносить уже с ранее найденными. Иногда я натыкалась на тупик, в другой раз тропки были ложными. Я словно барахталась в огромной паутине и с каждым разом запутывалась в липких сетях все глубже, чувствуя беспомощность. Так непривычно тонуть и идти на дно.
Плюс осложняющие факторы в виде наседающего Савченко и Кота.
Каждый тянул в свою сторону.
И если Кот тянул одеяло не только на себя, но и на меня, на нас — меня, себя и дочку, то Савченко продолжал убеждать, что нужно рвать когти из страны и делать это немедленно.
Я попросила о небольшой отсрочке, якобы хотела устроить настоящий развод, не поддельный. Наставник зудел беспрестанно, что я вишу на волоске, и сейчас самое время! Потом может быть поздно…
— Валентиныч… — я старалась придать своему голосу прошлые интонации, когда общалась с ним, как с родным. — Я же притормозила на паузу. Ваш новый протеже постоянно меня дергает, но я отговариваю. Я тяну время, пока у него прогорает дело… — то самое, в котором просил помочь Савченко.
То, с которого все и началось.
— Дарина, играешь с огнем! И потом… зачем тебе эта интрижка с пресыщенным жиголо? — о Котове.
Савченко и раньше позволял себе пренебрежительно говорить о Захаре, но в последнее время его нападки стали едкими, колючими и безумно острыми, как иголки, смазанные ядом.
— Я Думаю, вам не надо объяснять, для чего женщины проводят время с мужчинами. Для здоровья полезно, Валентиныч. К тому же он веселый.
— Как он отнесся к новости о беременности?
— Уверен, что я беременна от Олега, — пришлось соврать.
Впервые я врала своему свекру так нагло, потому что больше ему не верила безоговорочно, подозревала что-то.
Чувствовала…
Теперь я интуитивно чувствовала, что в этом деле и у него был свой интерес, но я никак не могла взять в толк, какой.
— А Олег? — поинтересовался Савченко.
— Еще не очнулся настолько, чтобы вести разумные беседы. Подожду еще немного. Если так и будет впадать в беспамятство, придется бросить
