слишком заботливыми, как сегодня". Спустя годы я наблюдал за ним на стройке солнечной крыши вместе с его двухлетним сынишкой по кличке Икс. Было 10 часов вечера, стояли погрузчики и другая движущаяся техника, освещенная двумя прожекторами, которые отбрасывали большие тени. Маск посадил Икса на землю, чтобы мальчик мог самостоятельно исследовать площадку, что он и сделал без страха. Пока он ковырялся в проводах и кабелях, Маск изредка поглядывал на него, но не вмешивался. Наконец, когда Икс начал карабкаться на движущийся прожектор, Маск подошел и взял его на руки. Икс заерзал и завизжал, недовольный тем, что его держат.
Позже Маск говорил и даже шутил, что у него синдром Аспергера - общее название одной из форм расстройства аутистического спектра, которая может влиять на социальные навыки, отношения, эмоциональную связь и саморегуляцию человека. "В детстве ему никогда не ставили диагноз, - говорит его мать, - но он говорит, что у него синдром Аспергера, и я уверена, что он прав". Это состояние усугубилось травмами, полученными им в детстве. По словам его близкого друга Антонио Грасиаса, всякий раз, когда он впоследствии чувствовал издевательства или угрозу, посттравматическое стрессовое расстройство, полученное им в детстве, запускало его лимбическую систему - часть мозга, которая контролирует эмоциональные реакции.
В результате он плохо улавливал социальные сигналы. "Я воспринимал людей буквально, когда они что-то говорили, - говорит он, - и только читая книги, я начал понимать, что люди не всегда говорят то, что на самом деле имеют в виду". Он предпочитал более точные вещи, такие как инженерия, физика и кодирование.
Как и все психологические особенности, у Маска они были сложными и индивидуальными. Он мог быть очень эмоциональным, особенно в отношении собственных детей, и остро чувствовал тревогу, возникающую при одиночестве. Но у него не было тех эмоциональных рецепторов, которые вырабатывают повседневную доброту, теплоту и желание нравиться. В нем не была заложена способность к сопереживанию. Или, говоря менее техническим языком, он мог быть мудаком.
Развод
Майе и Эррол Маск были на празднике Октоберфест вместе с тремя другими парами, пили пиво и веселились, когда парень за другим столиком свистнул Майе и назвал ее сексуальной. Эррол был в ярости, но не на парня. Как вспоминает Майе, он набросился на нее, собираясь ударить, и другу пришлось его сдерживать. Она убежала в дом своей матери. "Со временем он становился все более безумным", - рассказывала позже Майе. "Он бил меня, когда рядом были дети. Я помню, что Илон, которому было пять лет, бил его по коленям, пытаясь остановить".
Эррол называет эти обвинения "абсолютной чушью". Он утверждает, что обожал Майе и на протяжении многих лет пытался вернуть ее. "Я никогда в жизни не поднимал руку на женщину, и уж тем более ни на одну из своих жен", - говорит он. "Это одно из оружий женщины - плакать, что мужчина над ней надругался, плакать и лгать. А оружие мужчины - купить и подписать".
На следующее утро после ссоры на Октоберфесте Эррол пришел в дом матери Майе, извинился и попросил Майе вернуться на . "Не смейте больше ее трогать", - сказала Виннифред Халдеман. "Если ты это сделаешь, она переедет жить ко мне". По словам Майе, после этого он ни разу не ударил ее, но словесные оскорбления продолжались. Он говорил ей, что она "скучная, глупая и некрасивая". Брак так и не восстановился. Позже Эррол признал, что это была его вина. "У меня была очень красивая жена, но всегда находились более красивые и молодые девушки", - говорил он. "Я действительно любил Майю, но я все испортил". Они развелись, когда Илону было восемь лет.
Майе с детьми переехала в дом на побережье близ Дурбана, расположенного примерно в 380 милях к югу от Претории и Йоханнесбурга, где она совмещала работу модели и диетолога. Денег было мало. Она покупала детям подержанные книги и школьную форму. В некоторые выходные и праздничные дни мальчики (но обычно не Тоска) ездили на поезде к отцу в Преторию. "Он отправлял их обратно без одежды и сумок, и мне приходилось каждый раз покупать им новую одежду", - рассказывает она. "Он сказал, что в конце концов я вернусь к нему, потому что я буду в такой нищете и не смогу их прокормить".
Часто ей приходилось уезжать на модельную работу или читать лекции по диетологии, оставляя детей дома. "Я никогда не испытывала чувства вины за то, что работаю полный рабочий день, потому что у меня не было выбора", - говорит она. "Мои дети должны были отвечать за себя сами". Свобода научила их быть самостоятельными. Когда они сталкивались с проблемой, у нее был готовый ответ: "Вы сами разберетесь". Как вспоминает Кимбал, "мама не была мягкой и ласковой, она постоянно работала, но это был подарок для нас".
Илон превратился в ночного человека и до рассвета читал книги. Когда в 6 часов утра мама включала свет, он забирался в постель и засыпал. Это означало, что ей было трудно поднимать его вовремя в школу, а в те вечера, когда ее не было дома, он иногда приходил на занятия только к 10 часам утра. Получив звонки из школы, Эррол начал борьбу за опекунство и выписал повестки учителям Илона, модельному агенту Майе и их соседям. Перед самым началом судебного разбирательства Эррол прекратил дело. Каждые несколько лет он инициировал очередной судебный процесс, а затем прекращал его. Когда Тоска рассказывает эти истории, она начинает плакать. "Я помню, как мама просто сидела и рыдала на диване. Я не знала, что делать. Все, что я могла сделать, - это обнять ее".
Майе и Эррол тяготели к драматическому накалу, а не к домашнему блаженству, и эта черта передалась им по наследству. После развода Майе начала встречаться с другим мужчиной, склонным к насилию. Дети ненавидели его и время от времени подкладывали ему в сигареты маленькие петарды, которые взрывались, когда он прикуривал. Вскоре после того, как мужчина предложил жениться, от него забеременела другая женщина. "Она была моей подругой, - говорит Майе. "Мы вместе занимались моделированием".
3. Жизнь с отцом
Переезд
В возрасте десяти лет Маск принял судьбоносное решение, о котором впоследствии пожалел: он решил переехать к своему отцу. Он самостоятельно отправился на опасном ночном поезде из Дурбана в Йоханнесбург. Когда он заметил отца, ожидавшего его на вокзале, тот "сиял от восторга, как солнце", -
