империи. Но к 1748 году Пруссия вырвалась вперед, обогнав своих ближайших немецких соперников.
Однако далеко не всегда было ясно, что Фридриху удастся удержать свою добычу. Взятие Силезии создало новую и потенциально очень опасную ситуацию. Австрийцы категорически отказывались примириться с потерей богатейшей провинции монархии, а отказался подписать мир в Экс-ла-Шапель в 1748 году, поскольку он официально закреплял прусское владение украденной провинцией. Создание антипрусской коалиции, способной вырвать Силезию из рук Фридриха и вернуть Пруссию в число малозначимых германских территорий, стало лейтмотивом политики Габсбургов. На Россию уже можно было рассчитывать: встревоженная неожиданными военными успехами Пруссии, царица Елизавета Петровна и ее главный министр, канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, стали рассматривать Бранденбург-Пруссию как соперника за влияние на восточной Балтике и потенциальный блок для российской экспансии на запад. В 1746 году русские подписали союз с Веной, один из секретных пунктов которого предусматривал раздел монархии Гогенцоллернов.29
Привязанность Габсбургов к Силезии была настолько сильна, что привела к кардинальной переориентации австрийской внешней политики. Весной 1749 года Мария Терезия созвала заседание Тайной конференции (Geheime Konferenz), целью которого было разобраться в последствиях силезской катастрофы. На заседании присутствовал блестящий молодой министр, 37-летний граф Венцель Антон фон Кауниц. Кауниц выступал за кардинальное переосмысление политики. Традиционным династическим союзником Австрии была Великобритания, а ее традиционным врагом - Франция. Но отстраненный взгляд на историю британского альянса, утверждал Кауниц, показывает, что он принес мало реальной пользы Габсбургской монархии. Всего за год до этого британцы сыграли позорную роль в переговорах в Экс-ла-Шапелле, заставив австрийцев признать свой проигрыш необратимым и поспешив гарантировать прусское владение Силезией. Корень проблемы, по мнению Кауница, заключался в том, что геополитические интересы такой морской державы, как Великобритания, и такой континентальной державы, как Австрия, объективно слишком расходятся, чтобы поддерживать союз. Поэтому интересы монархии требовали, чтобы Вена отказалась от своего ненадежного британского союзника и вместо этого обратилась за дружбой к Франции.
Это была радикальная позиция в австрийских условиях не только потому, что она предполагала трансформацию традиционной структуры альянсов, но и потому, что она основывалась на новом типе рассуждений, опирающихся не на династический авторитет и традиции, а на "естественные интересы" государства, определяемые его геополитическим положением и насущными потребностями безопасности на его территории.30 Кауниц был единственным участником дебатов на Тайной конференции 1749 года, который занял такую позицию; остальные, все старше его, уклонились от его крайних выводов. Однако Мария Терезия решила принять именно точку зрения Кауница, и он был отправлен для работы над французским союзом в качестве посла при версальском дворе. В 1753 году он был назначен государственным канцлером, ответственным за внешнюю политику Габсбургской монархии. Силезский шок, таким образом, вырвал внешнюю политику Габсбургов из паутины предположений, в которую она была традиционно вплетена.
Последовавшая за этим Семилетняя война (1756-63) произошла потому, что австрийские и русские расчеты оказались вплетены в эскалацию глобального конфликта между Великобританией и Францией. В 1755 году произошли стычки между британскими и французскими войсками на отдаленных водных равнинах долины реки Огайо. В то время как Лондон и Париж вновь вступили в открытую войну, король Великобритании Георг II стремился предотвратить нападение Пруссии, союзницы Франции, на Ганновер, родину короля в Германии. Подобно тому, как французы использовали шведов для угрозы Бранденбургам в Померании в начале 1670-х годов, теперь британцы предложили финансировать развертывание русских войск и флота вдоль границ Восточной Пруссии. Детали были изложены в Санкт-Петербургской конвенции, которая была согласована (но еще не ратифицирована) в сентябре 1755 года.
Фридрих II был глубоко встревожен этой угрозой на его восточной границе - он хорошо знал о русских замыслах в отношении Восточной Пруссии и всегда был склонен переоценивать силу России. Отчаянно пытаясь ослабить давление на восточную границу, он заключил с Великобританией любопытное бессрочное соглашение - Вестминстерскую конвенцию от 16 января 1756 года. Англичане согласились отозвать свое предложение о субсидиях русским, и два государства решили предпринять совместные оборонительные действия в Германии в случае, если Франция нападет на Ганновер. Это был поспешный и непродуманный шаг со стороны Фредерика. Он не потрудился посоветоваться со своими французскими союзниками, хотя должен был догадаться, что этот непредвиденный договор с традиционным врагом Франции приведет в ярость версальский двор и толкнет французов в объятия Габсбургов. Панический рефлекс Фридриха в январе 1756 года показал слабость системы принятия решений, которая зависела исключительно от настроения и восприятия одного человека.
Положение Пруссии теперь расшатывалось с гибельной быстротой. Известие о Вестминстерском конвенте вызвало ярость при французском дворе, и Людовик XV ответил согласием на предложение Австрии заключить оборонительный союз (Первый Версальский договор, 1 мая 1756 года), по которому каждая из двух сторон обязывалась предоставить 24 000 солдат другой стороне в случае нападения. Отзыв британского предложения о субсидиях также разгневал Елизавету Петровну, которая в апреле 1756 года согласилась присоединиться к антипрусской коалиции. В течение следующих нескольких месяцев именно русские были движущей силой войны; в то время как Мария Терезия старалась ограничить свои приготовления относительно незаметными мерами, русские не предпринимали никаких усилий, чтобы скрыть свое военное строительство. Теперь Фридрих оказался окружен коалицией из трех могущественных врагов, чье совместное наступление, как он полагал, начнется весной 1757 года. Когда король потребовал от Марии Терезии категорических заверений в том, что она не объединяется против него и не намерена начинать наступление, ее ответы были зловеще двусмысленными. Теперь Фридрих решил нанести удар первым, а не ждать, пока его враги сами проявят инициативу. 29 августа 1756 года прусские войска вторглись в курфюршество Саксония.
Это была еще одна совершенно неожиданная и шокирующая инициатива Пруссии, и король единолично принял на нее решение. В определенной степени вторжение было основано на неверном понимании саксонской политики. Фридрих ошибочно полагал, что Саксония присоединилась к коалиции против него, и приказал своим офицерам искать документальное подтверждение в государственных бумагах Саксонии (тщетно). Но его действия служили и более широким стратегическим целям. В "Анти-Макиавеле", опубликованном вскоре после восшествия на престол, Фридрих выделил три типа этически допустимых войн: оборонительная война, война за справедливые права и "война предосторожности", когда принц узнает, что его враги готовят военные действия, и решает нанести упреждающий удар, чтобы не упустить преимущества открытия военных действий на своих условиях.31 Вторжение в Саксонию явно относилось к третьей категории. Оно позволило Фридриху начать войну до того, как его противники собрали всю мощь своих сил. Оно обеспечило ему контроль над стратегически важной территорией, которая в противном случае почти наверняка была бы использована в качестве передовой базы - всего в восьмидесяти километрах от Берлина - для вражеских наступательных операций.
