может быть приятна…
– Деми, – Стейнмунн толкнул мою ногу своей, и я, оторвав ото рта изжёванный кусок коры, наконец обратила на него своё внимание, поняв, что что-то прослушала. – В транс впала?
– Вроде того, – ухмыльнувшись, я поспешно перевела взгляд назад на огонь, чтобы не выдать своего смущения, вызванного тем, что меня прервали на мыслях о том, о ком мне не стоит думать.
– Повкуснее, чем безвкусные бруски, подаваемые нам в Руднике на завтрак, обед и ужин, да? – откинув в костёр свой покусанный кусок коры, хмыкнул Стейнмунн.
– Я бы сейчас не отказалась от всех безвкусных брусков мира, – искренне призналась я, в эту же секунду ощутив, как судорожно сжался мой желудок – и это с учётом того, что я сегодня ещё что-то да грызла!
– Если честно, я надеялся найти здесь своего отца.
– О чём ты? – я сразу же обдала собеседника откровенно непонимающим взглядом.
– Надеялся, что после Церемонии Отсеивания нас отвезут туда же, куда отвезли всех предыдущих пятикровок…
– Что ж, ты не ошибся. С кем не бывает.
– Да, но теперь я вижу, что́ с ним произошло. Он был участником одного из давно минувших Металлических Турниров. Умер или в Руднике, или в Ристалище…
– А вдруг он выжил?
– Что?
– Вдруг он сумел финишировать? Добрался до Кар-Хара и сейчас жив, и вы встретитесь, когда ты станешь финалистом этого Металлического Турнира… – я не заметила, с какой неожиданной страстью произносила эти слова, и каким взглядом в ответ на мою бурную реакцию смотрел на меня сидящий впритык к моему плечу парень. Когда же заметила, было уже слишком поздно – он уже слегка пригнулся к моему лицу: ещё чуть-чуть, и поцеловал бы прямо в губы! Я успела отстраниться в самую последнюю секунду… Наши взгляды моментально врезались друг в друга и произвели отчётливую искру напряжения.
– Прежде ты не отстранилась бы, – натянутым тоном, за которым была плохо скрыта эмоция вроде сдерживаемой злости, процедил Рокетт.
– Ты о чём? Мы никогда, ни разу…
– Да, но ещё две недели назад между нами ничего не было только потому, что мы оба знали о том, что меня заберёт Церемония Отсеивания, которая не должна была забрать тебя. Тогда нас сдерживало только знание того, что у нас нет будущего, а сейчас что?
Я растерялась. Не нашла, что ответить, хотя всем своим существом чувствовала, что он жаждет ответа. Стейнмунн отстранился и, глядя на костёр, добросил жестокую правду:
– Я заметил, каким взглядом ты смотрела на Платину. Думаешь, он твой герой? Он просто хорош собой, но его внешнее превосходство не делает из него положительного персонажа, Дема. Максимум, что ты можешь от него ждать: он воспользуется тобой в своих интересах и бросит.
– Да он даже не посмотрит на меня! Кто я и кто он?!
– Думаешь, он лучше тебя? С чего вдруг? Ты всю жизнь знаешь себя и в первый раз видишь его, так с чего ты решаешь, будто ты можешь быть недостойна его? Это безумие!
– Знаешь что, ты прав, это действительно безумие! То, что ты думаешь, будто можешь мне указывать, на кого и как смотреть!
– То есть ты не отрицаешь того факта, что на него ты смотрела по-особенному.
– Что значит “по-особенному”?! Это как вообще?!
– Это так, как ты смотрела на меня до тех пор, пока не увидела его! – от этой правды меня моментально резануло по душе. – Не будь одной из сотен глупых девчонок, влюбляющихся в призрачную красоту, за которой в лучшем случае скрывается пустота, в худшем – чудовище!
– Думаешь, я на тебя прежде засматривалась не потому, что ты именно красив?!
– Думаю, что в самом начале именно поэтому из всех парней ты отметила именно меня, ведь ты любишь всё красивое! Да только знаю наверняка, что красота для тебя не всё, ведь Арден был тоже красив!
– Но не так умён и начитан, как ты, верно?!
– Верно!
Не выдержав режущей правды, бросаемой в меня пригоршнями болючих слов, я резко вскочила на ноги и уже спустя два шага нырнула под маскировочный брезент, который этой ночью представлял из себя подобие палатки. Резким движением натянув на голову капюшон и улёгшись лицом к валуну, служащему несущей стеной нашей скромной обители, я долго хмурилась, сверля взглядом мох, густо покрывающий камень, и слушала, как Стейнмунн резкими шагами гасит костёр. Наконец покончив с огнём, он тоже нырнул под брезент и тоже лёг ко мне спиной.
На душе даже во сне болело. Зачем мы так?.. Ну вот зачем?..
Глава 31Четвёртый день Ристалища
Я проснулась первой. В округе стояла такая тишина, что мне показалось, будто именно она меня и разбудила, хотя, конечно, это было не так. Аккуратно, чтобы не побеспокоить Стейнмунна, я села, приподняла полу брезента и выглянула наружу. Снова утренний туман – невероятно красивое зрелище, хотя и заставляющее дрогнуть. На фигурной паутине, вывешенной пауком между листом высокого папоротника и замшелым камнем, бусами развеселись десятки микроскопических капелек выпавшей росы – красота, которую смог бы передать только профессиональный художник.
Вытащив пальцы из длинных рукавов куртки, я аккуратно притронулась к разбитой нижней губе – трещина будто горела. Хорошо, что мы вовремя прижгли её алкоголем, но будет досадно, если шрам всё-таки останется и в итоге немного подпортит красоту моей мордашки. Бережно спрятав за пазуху выбившуюся наружу подвеску с кольцом Берда, я оглянулась через плечо и, увидев спящее лицо Стейнмунна, отвела взгляд, не желая смотреть на него, пока он беззащитен перед моим взглядом. Произведя тяжёлый вздох, я до боли зажмурилась и призналась самой себе в неприглядной правде: Стейнмунн ассоциируется у меня с моим болезненным прошлым, которое я хотела бы если не переделать, тогда забыть напрочь, в то время как Платина в моей голове ассоциируется с приятной, ничем не заполненной неизвестностью. Ясно, что Платина – птица не моего полёта: я всё равно что серый воробей, засмотревшийся на величественного орла, одно лишь перо которого троекратно превышает всё моё существо, – но и со Стейнмунном мне уже не быть. От этого осознания мне вдруг так резко, буквально за одну секунду, стало настолько печально, будто я потеряла в Кантоне-J не только свою семью, не только своих друзей, но и свою первую, безусловную, кристально чистую любовь, какой в моей жизни – что-то мне подсказывало это, – больше не будет…
Чтобы отвлечься от своей внезапной печали, стремительно перетекающей в щемящую тоску, я посмотрела на свои наручные часы-компас. Этой ночью мне каким-то чудом посчастливилось спать крепко, так что я не проснулась даже от вибрации уведомления, приходящего каждые сутки ровно в полночь, и теперь мне было любопытно увидеть это оповещение. Вот оно: “Количество живых участников – 56”. То есть, за прошедшие сутки никто не умер,
