о чём не думала, потому что думать было страшно. Опомнившись, я резко поднялась и направилась к Рокетту, проверять его состояние. Брезент всё так же покрывал всё его тело, что вдруг стало казаться мне жутким. Аккуратно приподняв уголок брезента, я увидела до боли знакомое лицо, но увидела его каким-то чужим: щёки впали, скулы заострились… Нет, не может человек так резко измениться внешне! Это просто освещение такое дерьмовое: ведь почти ничего не видно!
Его грудь взмывала резко, надрывно… Дышит – это хорошо. Да это просто замечательно! У него молодой и крепкий организм, он обязательно сможет перебороть любую заразу! Подумаешь, какой-то комар укусил… Ладно, не комар и даже не муха, но ведь это только укус, верно? Не открытый перелом ноги, не колотое ранение в печень, не обморожение конечностей… Переживёт, переборет. Обязательно переборет! Это ведь Стейнмунн Рокетт, он круче меня, круче всякого Металла – он вообще круче всех!
Взяв его рюкзак, я вытащила из него термос, налила воды в открученную крышку и попыталась хотя бы немного попоить больного сквозь его болезненный сон, но он никак не отреагировал – пришлось заливать воду обратно в термос. На глаза сами собой навернулись непрошеные слёзы. Не понимая, что делаю, я вдруг стала вытаскивать из рюкзака друга его вещи, хотя не то чтобы в нём было много вещей, всего-то бутылка виски да литровый термос – нож я решила не трогать, как и остающуюся на руке Стейнмунна перчатку с кинжалом. Я переложила обе ёмкости в свой рюкзак, пояснив это тем, что я из заботы облегчаю его ношу – чтобы завтра его рюкзак был полегче и не утяжелял его шаг, – но что-то противненькое изнутри подтачивало мою душу, что-то заставляло слёзы наворачиваться на мои быстро моргающие глаза, что-то вынуждало дрожать непослушные руки, перекладывающие вещи из его рюкзака в мой.
Зачем-то надев свой рюкзак на спину, я на секунду задумалась – мне безумно хотелось прямо сейчас лечь рядом со своим самым лучшим другом, положить свою голову на его грудь и слушать биение его сердца, и я бы наверняка сделала так, если бы не какое-то странное, холодящее нутро чувство, буквально толкающее меня в противоположную сторону. Я сделала шаг назад, и ещё один шаг… Вышла из скальной выбоины и снова оказалась у своего одинокого костра.
Ночь прошла беспокойно. Я не ложилась спать, да и не смогла бы сомкнуть глаз даже при сильном желании, поэтому я просто поддерживала свой скромный костерок, слушала доводящие до дрожи крики ночных птиц, старалась прислушиваться к далёкому дыханию лучшего друга, но в том направлении совсем ничего не слышала… Чувство голода куда-то исчезло – как будто глубинное чувство страха напрочь отбило мои желудочные спазмы. Это было ужасно… Я задумалась о том, что мне делать, если вдруг поутру он не встанет. И сразу же решила: если он не сможет идти дальше – я тоже никуда не пойду! Останусь здесь навсегда, как те забытые, которых мы видели, что-нибудь начну придумывать и обязательно придумаю, но не брошу его! Он – всё, что у меня осталось из дорогого! Нет у меня больше ни семьи, ни друзей, но он всё ещё здесь, со мной, он всё ещё есть у меня, и я ни за что не оставлю его: я буду выхаживать его, кормить, спасать, и так сколько понадобится, до тех пор, пока он не встанет на ноги, и даже если никогда больше не встанет – не отойду от него ни на шаг! Стейнмунн Рокетт будет жить! Ведь он последний дорогой мне человек, что значит, что ему запрещено умирать!
Ровно в полночь мои часы завибрировали, и я сразу же поспешила посмотреть на их табло: “Количество живых участников – 50”.
Минус шесть человек! И мы не в счёт – мы всё ещё в числе живых!
Запустив палец в подвешенное на моей шее кольцо Берда, я мысленно начала произносить слова, подобные молитве, но молитвой не являющиеся, потому что обращены они были к духу дорогого мне человека: “Пожалуйста, Берд, помоги ему! Пожалуйста, пусть он останется жив! Если слышишь меня, если можешь, пожалуйста, помоги…”.
Так прошла вся эта страшная ночь – одна из самых страшных ночей в моей жизни, – и наступило ещё более страшное утро.
Глава 33Пятый день Ристалища
За всю ночь я не сомкнула глаз и в результате не заметила как, прислонившись спиной к неровной каменной поверхности, задремала на рассвете. Не знаю, что меня разбудило, но что-то как будто точно разбудило – ощущение было таким, словно я проснулась не сама, а по причине какого-то внешнего воздействия, однако, открыв глаза, я не увидела ничего, что могло бы служить причиной. Утро было на редкость серым, однако совсем не туманным, от дотлевающих угольков костра, обсыпанных белым пеплом, исходили едва уловимые, почти полностью прозрачные струйки призрачного дыма. Я почувствовала, что немного прозябла и, встав на ноги, обняла себя руками. Так тихо… Даже утренних птиц не слышно. Странно…
Стоило мне вспомнить о Стейнмунне, как моё сонное состояние словно рукой сняло – я резко развернулась и направилась в углубление камня, чтобы проверить состояние друга. Ещё до того, как нагнуться к брезенту, я поняла, что что-то здесь не так… Брезент хотя и лежал таким образом, что под ним мог скрываться человек, всё же я ещё до того, как подняла его, уже знала, что Стейнмунна здесь не увижу. И я оказалась права: под брезентом кроме подстилки из увядших древесных листьев ничего и никого не оказалось. Моё сердце не ёкнуло – оно резко, с надрывом, замерло. Где он?!
Это произошло неожиданно. Сначала я почувствовала чьё-то присутствие рядом, и это, отчего-то, не вызвало у меня радости, а наоборот – по спине пробежал недобрый холодок. Я поняла, что позади меня как будто погас свет – кто-то крупный встал у входа в углубление камня… Естественно, это мог быть только Стейнмунн, ведь его не было под брезентом, но что-то ещё неизвестное, какая-то интуитивная вибрация подсказывала мне о том, что это не к добру.
Не поднимаясь с колена и не выпуская края брезента из правой руки, я резко обернулась через левое плечо и увидела его… Стейнмунн! Стоит на ногах! От мгновенного счастья я резко подскочила, но сразу же пошатнулась, едва сдержавшись, чтобы не сделать импульсивный шаг назад: с ним было что-то не так… С его глазами… Что-то пугающее… Мутная поволока, как плёнка, какая бывает у… Ужас… Такие глаза бывают у дохлых рыб…
Никогда в жизни я не холодела всем телом так
