Чтобы самой иметь возможность оставаться матерью. Был ли это моральный поступок, заложенный в сердце каждого человека? Убили бы мы сами ради тех, кого любим? Может ли вообще то, что мы называем моралью, иметь качества? Добро и зло правда существуют? Или это всего лишь оценочные категории, которые варьируются в зависимости от ситуации? В таком случае можем ли мы судить других?
Шарлотта осталась с маленькой девочкой на руках. В шоке от самой себя. В беспокойстве, граничащем с отчаянием, она ходила по залу взад-вперед. Девочка снова начала ловить ртом воздух. Шарлотта уложила ее в кроватку и привязала к ее руке бирку с именем другого ребенка.
– Теперь ты Ни Лу, – прошептала она малышке. Затем Шарлотта надела на девочку кислородную маску, такую большую, что она полностью закрыла лицо ребенка. Шарлотта гладила Ни Лу по головке и смотрела на нее. Она думала: «Ее вид вызовет грусть даже у самого равнодушного человека». Ручки и ножки, всунутые в одежку на несколько размеров больше. Личико, напряженные черты которого уже выглядят пугающе взрослыми.
Глаза Шарлотты затянула водянистая пленка. Она убрала руку с головки Ни Лу и положила ее ей на грудь. «Легкие размером с крылья стрекозы», – подумала она.
– Обещай, что ты их расправишь. Что доверишься этому миру. Несмотря на дожди, обрушившиеся на тебя. Что научишься летать. Пусть и не на том месте, которое было предусмотрено для тебя изначально. Что вознесешься – к свету жизни.
Младенец закричал.
– Прости, малышка. Пожалуйста, прости, – сказала Шарлотта. Она обхватила свою шею обеими руками, сняла цепочку, на которой висело бронзовое перо с темно-синим афганским лазуритом. Вкрапления делали камень похожим на земной шар. Этот амулет – вместе с его неотъемлемой тайной – мать Шарлотты вложила в руку дочери, прежде чем ее последний вздох унесся в вечность. С тех пор Шарлотта носила его не снимая. Из ее глаз текли слезы, когда она заворачивала цепочку в носовой платок и вкладывала ее в конверт вместе с клочком бумаги, на котором было написано несколько строк. Шарлотта подписала конверт: «Для Сарасвати». Она положила его девочке на грудь, и та тут же перестала плакать. В зале стало тихо. На короткое мгновение ребенок открыл веки, взглянул на Шарлотту и снова закрыл их. С каждой минутой грудь малышки вздымалась и опускалась все спокойнее и ровнее.
«Они есть. Повсюду. Крохотные магические моменты. Похожие на один-единственный лучик солнца, пробивающийся сквозь пасмурное небо. В жизни каждого человека. Нужно лишь довериться им». Эти слова мать Шарлотты говорила дочери, одновременно зажимая в ее пальцах амулет. Четырнадцать лет назад. Шарлотте тогда было десять. Сегодня девушка сказала те же слова Ни Лу. Она отвела взгляд от девочки, сняла с себя халат, сложила его пополам один, затем второй раз, повесила на прутья кроватки и вышла из зала.
В кабинете Шарлотта начала наспех перелистывать стопку недавних свидетельств о рождении, пока не наткнулась на свидетельства девочек. Она достала оба документа, пером нацарапала на каждом пометы, сложила их и сунула в карман юбки. Затем она взяла из выдвижного ящика два пустых листка и составила новые свидетельства с соответствующим временем рождения подмененных детей. Если бы судьбе было угодно, то это время стало бы единственным признаком подмены. Шарлотта расписалась в документах, поставила на них печать родильного дома и положила листки назад в стопку.
Она молча шла по коридору. Ее красивое молодое лицо вдруг стало старым, как потертая монета. Она сдернула с крючка пальто и быстро его надела. Шапку она натянула на самый лоб. Когда она вышла через главный вход на улицу, то оказалась в таком густом тумане, что можно было заблудиться. Крошечные капельки воды висели в воздухе настолько плотно, что серую дымку, окутывающую все вокруг, можно было разрезать ножом. Не успела Шарлотта выйти через железные ворота во дворе на улицу, как родильный дом позади нее утонул в мрачном дыхании зимы.
Ни разу не оглянувшись, она поспешно ушла оттуда в холодном свете луны и больше никогда не возвращалась.
Глава 7
Казалось, в тот день все были не на своем месте. Жюль и Шарлотта вмешались в судьбу, заново перетасовав карты и раздав их иначе, чем было задумано. Судьба их не оставит. Никого из них. Это они знали наверняка. Но когда она настигнет и отомстит?
Идя каждый своей дорогой, каждый в свою жизнь, они понимали, что от несчастий не избавиться, если подвергнуть им других.
Когда Шарлотта вошла в дом и бросила пальто на стул, Антуан задумался, какое печальное событие могло так подкосить ее всего за один день. Лицо Шарлотты напоминало пожухлый лист, увядший цветок. Длинная юбка развевалась вокруг тонких ног. Руки дрожали. Она на мгновение оперлась на спинку стула. Затем опустилась на пол.
Антуан помог ей подняться. Она провела ладонью по его щеке и сказала:
– Я люблю тебя, мой мальчик. – На ее лицо, омрачив черты, опустилась тень задумчивости.
Шарлотта целыми днями ничего не ела. Только лежала с красными глазами, иногда корчась во сне, как раненое животное. Антуан все видел. Он с любовью ухаживал за ней, готовил супы и чай. Накрывал одеялом, когда ей было холодно. Делал охлаждающие компрессы из мяты и лемонграсса, когда ей было жарко.
Она ничего не говорила. Он ничего не спрашивал. Спустя две недели она впервые встала с постели. И приняла решение: здесь им оставаться нельзя. Нужно уезжать.
Глава 8
Жюль часами просиживал у кровати Луизы, наблюдая за ней и ребенком. Она была так счастлива. При виде малышки она расцветала, как цветок в теплый весенний день. Тонкие, как паутина, светлые волосы Луизы электризовались при каждом соприкосновении с подушкой. Глаза женщины были цвета мокрого камня.
Луиза была суетливой, как наседка, женщиной, но, несмотря на физический облик, в ней все было слишком роскошно. Килограммы украшений на шее, цепи, которыми можно было бы пришвартовать лодку. Она носила платья, будто каждый день собиралась на прием в Версаль, и когда ее руки не были заняты, она гладила себя по бедрам, расправляя складки на юбке. Даже сейчас она лежала в постели с серьгами в ушах.
От ребенка исходил чудесный запах. Это был человечек, пахнущий сладостью жизни. Неудивительно, что девочка привлекла к себе все внимание.
Скольких людей Жюль своим поступком сделал несчастными? А скольких – счастливыми? Может, то, что он сделал, не так уж и предосудительно?
Когда-нибудь он ей скажет. Он скажет им обеим, и они
