Четыре оттенка счастья РассказыМария МиняйлоВ сборник начинающей писательницы вошли прозаические произведения, в которых она сквозь призму переживаний своих героев, восприятие ними действительности раскрывает их внутренний мир, подводит к неожиданному повороту их судеб и решению жизненных перипетий.
Для широкого круга читателей.
Жестокая комедия Пролог
У профессора Антонова была молодая жена. Сейчас уже никто и не помнит, как ее звали. В памяти знакомых и соседей она навсегда осталась молодой женой Степана Павловича Антонова.
К началу нашего повествования профессора уже давно не было в живых, да и речь, собственно, пойдет не о нем. Но рассказать о Степане Павловиче нужно, потому что не будь его, не было бы и нашей истории.
Степан Павлович, когда-то подающий надежды молодой ученый, так и не добившись всемирного признания, был профессором одного научноисследовательского института. Человеком он был уважаемым и строгим, но по своей сути добрым и ужасно одиноким.
Когда Степану Павловичу исполнилось 60, все его немногочисленные родственники уже отошли в мир иной. Женат он никогда не был, да и на женщин времени не хватало – весь был в науке.
Жил профессор Антонов в малогабаритной 5-комнатной коммуналке, разделяя кухню и санузел с многочисленными соседями, чья опрятность и образованность порой оставляли желать лучшего.
Возможно, профессор так бы и умер в одиночестве, если б однажды таки не женился. Его избранницей стала молодая, можно даже сказать юная студентка-второкурсница, имени которой никто не помнил.
По сей день те, кто помнит Степана Павловича, удивляются, как так вышло, что она стала его женой.
Но так вышло. Невысокий, лысоватый профессор женился на молодой и стройной девушке. Все только разводили руками.
Когда тебе за 60 и ты не очень привлекателен, молодую жену можно удержать разве что немалым состоянием. К сожалению, этим Степан Павлович был обделен...
Так, через год «счастливой» семейной жизни у профессора родился сын, а еще через год жена от него ушла, оставив после себя только косметичку и ребенка.
А через 18 лет Степан Павлович умер, завещав сыну Дане комнатку в коммуналке и 10 ящиков книг...
Акт 1
– Какая сволочь опять не слила воду в унитазе?! – завопила Наталья Геннадиевна, пулей вылетая из туалета, лишь только войдя в него. Был четверг, часы показывали 6:45.
– Час назад Миша заходил. Наверное, он, – протянула сонная Злата, помешивая варившуюся на плите кашу.
– Почему я каждое утро должна вымывать с хлоркой туалет, чтобы нормально использовать его по назначению?! – продолжала разъяренная Наталья Геннадиевна.
– Так он что, мимо разве сходил? Слейте воду и успокойтесь, – подытожила Злата, переливая жидкую массу в тарелку.
– Это ты привыкла у себя в селе нужду в кустах справлять! Не собираюсь терпеть этого! Свиньи!
– Тоже мне, интеллигенция! Мужика бы себе нашли, полегчало бы! Хотя какой мужик на такое позарится? Три уже сбежали, четвертый и не глянет!
– Я хоть замужем была, а тебе еще доплатить нужно, чтобы кто-то решился!
– Стерва...– прошипела Злата, нервно запихиваясь кашей. Часы показывали 6:56.
Стоит заметить, что Злата действительно очень расстроилась после перепалки с Натальей Геннадиевной. Ей недавно исполнилось 37, и она никогда не была замужем, что сильно ее огорчало.
Это была высокая, крупная женщина, белокожая, с явно выраженными морщинами вокруг круглых глаз. Родилась Злата в селе, никогда не красилась, любила парное молоко и никогда не собирала волосы в хвост. Волосы у нее были черные с ранней проседью, длинные и совершенно непонятной структуры, губы тонкие, а пальцы и запястья толстые. Одним словом, ее никак нельзя было назвать красавицей. Друзей у Златы не было, к телевизору она так и не привыкла, а готовить не умела.
В жизни Златы была только одна радость – брат Юра. 9 лет назад Юра, непризнанный «гений» в глазах сестры, переехал из далекого села в столицу, чтобы открыть миру свой талант. Он был художником. Но отпускать неопытного увлекающегося 21-летнего мальчика далеко от дома никак не входило в планы Златы, поэтому она поехала за ним. К тому времени Злата слыла старой девой, и шансы выйти замуж были мизерными.
Так, 9 лет назад она с братом поселилась в небольшой комнатушке старой коммуналки на улице Десятинной, 6. Где они по сей день и жили...
– Ну чого ви знову сваритеся? – в дверном проеме появился высокий, худощавый молодой мужчина.
– Потому что она – стерва! – прошипела Злата, показывая пальцем на Наталью Геннадиевну.
– Тупица... – послышалось из туалета.
– Вот видишь! – взвизгнула Злата.
– Господи! Жінки...—протянул Юра и принялся варить кофе.
В отличие от «горячей» сестры, он жил в своем мире, и все окружающее было ему безразлично. Несмотря на простое происхождение, Юра смог адаптироваться к городской жизни и даже полюбить ее. Если Злата часто мечтала вернуться домой, то ее брат был в этом вопросе крайне категоричен. Он с улыбкой относился к метаниям Златы и порой даже предлагал ей вернуться домой, но в таком случае уже Злата была непреклонна. Юрко, как его называла сестра, был, наверное, самым любимым всеми соседями жителем коммуналки №7, потому как никогда не спорил, не ругался, не конфликтовал и вообще не повышал голос.
Вот и в то утро он удосужился прокомментировать конфликт женщин лишь безразличным «Жінки...»
– Мне кажется, Наталья Геннадиевна больна... – заговорщически прошептала Злата, наклонившись к брату, который молча пил кофе.
– Я думаю, у нее одна из этих, как их... фобий, – Злата настороженно посмотрела в сторону туалета, где Наталья Геннадиевна с маниакальным остервенением домывала унитаз, дабы убедиться, что она ее не слышит.
– Я недавно читала одну из твоих книг, которые ты покупаешь на рынке, про разные фобии, и там была эта... как ее... ну, карафобия, кажется... Так вот, я думаю, что у нее именно это, – не успела Злата договорить, как в дверном проеме появилась «больная», в одной руке держа ведро, а другой сжимая прохлорированную тряпку.
– Я сейчас этой тряпкой так пройдусь по твоей отекшей физиономии, что брат родной не узнает! Какая еще карафобия?!
Услышав перспективы, в скором времени ожидающие его сестру, Юра понял, что завтрак окончен и принялся молча мыть чашку. Злата же сидела, вжавшись в стул, не в состоянии вымолвить ни слова, потому как в глубине души очень боялась Наталью Геннадиевну.
– Копрофобия – от древнегреческого «копрос» и «фобос» – помет и страх... ощущение панического страха при виде отходов жизнедеятельности живых организмов. Всем доброе утро! – лучезарно улыбаясь, на кухню вошел Иван Артемович, в прошлом преподаватель всемирной истории исторического факультета кафедры археологии и музееведения. Часы показывали 07:20.
– Доброго ранку, – Юра еле заметно улыбнулся и предложил новоприбывшему кофе.
– Нет-нет, родной, только чай! Когда тебе за 80 – кофе – опасный враг, – старичок опять улыбнулся и бодро направился к посудной горке.
– Боязнь отходов жизнедеятельности?! – стоит заметить, что Наталья Геннадиевна так и стояла в проходе, вооруженная тряпкой и ведром, – просто в отличие от некоторых я слежу за чистотой, – наконец она поставила на пол ведро, наполненное хлорированной водой, и, окинув Злату надменным взглядом, скрылась в узеньком коридоре.
– Злата, милая моя, ну зачем вы так ссоритесь? – Иван Артемович неодобрительно покачал головой. – Вы поймите, Наталочка у нас очень, надо сказать очень аккуратная, любит чистоту и порядок. Тут дело вовсе не в фобиях и болезнях. А вы дразнитесь, сами же знаете ее крутой нрав. Не пристало такой милой девушке, как вы, так себя вести, – пожилой сосед заварил чай и, отрезав кусочек яблочного пирога, начал тщательно его пережевывать.
На пару минут он таки пристыдил Злату, и ей даже стало жаль соседку, зацикленную на чистоте. Но этот душевный порыв длился до того момента, пока на кухне опять не появилась Наталья Геннадиевна. Жалость очень быстро сменилась завистью, так как «чистюля» уже успела переодеться и теперь спешила на работу. На ней был фантастический лиловый костюм, подчеркивающий широкие бедра и плоский живот.
– Из-за хронической антисанитарии я опять не успела позавтракать, – кинула Наталья Геннадиевна, обувая темно-фиолетовые лакированные туфельки, украшавшие тонкие щиколотки, – хотя, стоит поберечь фигуру, – она победоносно улыбнулась, окинула насмешливым взглядом Злату, поглощавшую уже второй кусок яблочного пирога, попрощалась с Юрой и Иваном Артемовичем и выпорхнула из квартиры. Часы показывали 07:45.
Коммунальная квартира №7 по улице Десятинной, 6 была, пожалуй, одной из последних в нашем городе. В дореволюционные годы это была большая пятикомнатная квартира, которой судьбой было предрешено превратиться в захудалую коммуналку, с вечно грязным туалетом и пропахшей жиром кухней.
