откровенных отступлений нашей советской политики от ясно выраженных классово-последовательных принципов коммунистической программы.
Она осуждала то влияние, которое приобрели специалисты в организации и управлении индустриальной экономикой, выражая укоренившуюся враждебность левого крыла большевиков:
мелкобуржуазные элементы, широко рассеянные по советским учреждениям, элементы среднего класса, с их враждебностью к коммунизму, с их пристрастием к неизменным обычаям прошлого, с обидами и страхами перед революционным искусством. Именно эти элементы вносят разложение в наши советские учреждения, создавая в них атмосферу, совершенно противную рабочему классу.
Наконец, она заявила, что:
Рабочий класс и его представители, напротив, понимают, что новые коммунистические устремления могут быть достигнуты только коллективными усилиями самих рабочих. Чем больше будут развиты массы в выражении их коллективной воли и общей мысли, тем быстрее и полнее будут осуществлены чаяния рабочего класса, ибо это создаст новую: гомогенную, единую, идеально организованную коммунистическую промышленность. Только те, кто непосредственно связан с промышленностью, могут внести в нее оживляющие новшества...
Производство, его организация - вот сущность коммунизма. Отстранять рабочих от организации производства, лишать их, то есть их индивидуальные организации, возможности развивать свои силы в создании новых форм производства в промышленности через свои профсоюзы, отрицать эти проявления классовой организации пролетариата, полностью полагаясь на "мастерство" специалистов, подготовленных и обученных вести производство при совершенно иной системе производства, - значит соскакивать с рельсов научной марксистской мысли. Однако именно этим сейчас и занимаются лидеры нашей партии.
Однако по причинам, которые будут рассмотрены ниже, руководство партии в тот момент не было настроено терпеть внутреннюю оппозицию - тем более оппозицию, основанную на мировоззрении, которое в корне противоречило тому, что было достигнуто в Советской России, - и на X съезде рабочая оппозиция была фактически запрещена резолюциями "О синдикалистском и анархистском уклоне в партии" и "О единстве партии" (так называемый "Запрет фракций"), принятыми 16 марта 1921 года: В первой из них партия постановила "считать распространение этих идей несовместимым с членством в Российской коммунистической партии". Среди прочей работы съезд решил и профсоюзный вопрос: была принята программа "Платформы 10-ти", за которую было подано 336 голосов (против пятидесяти за платформу Троцкого и всего восемнадцати за рабочую оппозицию).
Рабоче-матросская оппозиция Советскому государству: Петроград и Кронштадт, февраль-март 1921 года
Гильотина была фактически обрушена на раскольничий профсоюзный вопрос и на рабочую оппозицию, потому что, когда делегаты X съезда партии собрались в Москве в марте 1921 года, большевистская партия столкнулась с самым серьезным испытанием из всех вызовов своему правлению, с которыми столкнулась на внутренних фронтах после захвата власти в октябре 1917 года. Как мы уже видели, Ленин предвидел гражданскую войну, когда совершал революцию: Он знал, что генералы армии и другие представители элиты не сдадут свои позиции добровольно; в нерусских регионах, где религиозные власти или буржуазия были особенно сильны (например, в Польше), можно было ожидать установления высоких тарифов против импорта российских советских товаров; и какие бы (в основном ложные) надежды ни возлагались на союз пролетариата и бедного крестьянства, для марксиста было аксиомой, что деревня будет сопротивляться отмене частной собственности, которая была конечной целью социалистической революции. Даже протесты, забастовки и сопротивление, с которыми большевики столкнулись со стороны элементов промышленного пролетариата в Петрограде, Москве и других регионах советского центра, можно объяснить низким ("полукрестьянским") культурным уровнем российского пролетария, чьи связи с родовой деревней и господствовавшие там старинные устои были все еще сильны. Большевики не ожидали, что возникнет вызов, который, несмотря на ограниченные географические рамки и число участников, ударит в самое сердце революции и легитимности советской системы, поскольку исходил от тех, кто больше других способствовал совершению Октябрьской революции и укреплению советской власти в ключевую зиму 1917-18 годов - тех, кто, в июле 1917 года Троцкий назвал "славой и гордостью революции" - матросы Балтийского флота, толпившиеся на своей базе в Кронштадте, на острове Котлин, в 20 милях от деревянных пристаней и гранитных набережных Петрограда в Финском заливе. Но именно в самом Петрограде разгорелись искры кронштадтского восстания.
* * *
В пользу того, чтобы рассматривать военный коммунизм как нечто более существенное для большевизма, чем ряд импровизированных мер на случай чрезвычайной военной ситуации, говорит тот факт, что система достигла своей высшей формы только в конце 1920 года, после того как были выиграны основные сражения гражданской войны. Поразительно, например, что декрет ВСНХ о национализации мелких промышленных предприятий (до пяти рабочих, если завод был механизирован, или до десяти, если не был механизирован) был издан 29 ноября 1920 года, через двенадцать дней после того, как последний корабль генерала Врангеля отплыл из Крыма. Впоследствии, 28 декабря 1920 года, Восьмой Всероссийский съезд Советов постановил, что посевные комитеты будут осуществлять контроль над крестьянским сельским хозяйством. Последнее постановление обычно интерпретируется как беспрецедентная попытка советского государства руководить производством (а не только распределением) продовольствия - почти предвестник кампании коллективизации, которую Сталин начал примерно восемь лет спустя.
Петроград - вечно голодная советская цитадель, расположенная дальше всех от мест, где выращивалось большинство российских продуктов питания, - стал барометром реакции на все это. Если продовольственное снабжение и было проблемой в советской зоне, то, скорее всего, в северной части Петрограда. Но ситуация явно усугублялась тем, что большевики управляли городом. Петроградский партийный босс, Г.Е. Зиновьев приобрел репутацию бесхребетного человека - в основном вследствие того, что он стал объектом ярости Троцкого в "Уроке Октября" 1924 года, где Зиновьева упрекали в робости: во-первых, в октябре 1917 года (когда он выступал против захвата власти); во-вторых, как председатель Коминтерна, за то, что он не смог должным образом поддержать германскую партию в ее собственном Октябре 1923 года. Безвкусные и неподтвержденные истории о том, как Зиновьев умолял сталинских палачей пощадить его, когда его вытаскивали из камеры, чтобы расстрелять в августе 1936 года, после того как он признался в предательстве и троцкизме на первом процессе большой чистки в Москве. Однако, какова бы ни была достоверность подобных легенд, Зиновьев, безусловно, не был слабым в своем ведении дел в Петрограде в 1920-21 годах. Напротив, он был задирой. Как уже отмечалось, среди подручных средств выживания, разработанных российскими горожанами в голодные годы гражданской войны, важное место занимали походы за продуктами в деревню. Но в Петрограде при Зиновьеве, по мере закручивания гаек военного коммунизма, эта уступка частной торговле была отменена. Как вспоминала американская анархистка Эмма Голдман о своем пребывании в Петрограде в 1920 году:
О возможностях привезти что-то из страны можно написать целую книгу. Вместе с запретом торговли появился "Заградительный отряд", отряд солдат - чекистов на каждой станции, чтобы конфисковать все, что частные лица привозят в город.
