некоторые интерсубъективные ограничения косвенно подкрепляются более объективными ограничениями.
Может быть. Я не знаю, как это будет выглядеть. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что если мы измеряем объективную интересность эпохи в терминах количества эпистемических землетрясений большой силы, происходящих в единицу времени, то объективная интересность, вероятно, достигнет пика примерно в период развития машинного сверхинтеллекта. В зависимости от того, насколько резким будет взлет, интересность может оставаться на беспрецедентно высоком уровне в течение десятилетия или около того, а затем постепенно снизиться до уровня, гораздо более низкого, чем мы наблюдали даже в относительно застойные периоды человеческой истории. Самые важные вещи, которые могут быть открыты, к тому времени, возможно, уже будут открыты.
Однако этот прогноз очень чувствительно зависит от способа количественного определения интересности. Различные способы измерения могут позволить интересности достичь плато на чрезвычайно высоком уровне и оставаться там бесконечно долго - на уровне, намного превышающем то, что мы сейчас испытываем в своей индивидуальной жизни или как цивилизация. Возможно, наша концепция объективной интересности слишком запутана и плохо определена, чтобы можно было с уверенностью сказать, какая метрика верна.
Одухотворенные калейдоскопы
Насколько будет неприятно, если у нас "закончится интерес" в смысле эпистемического землетрясения, или если наше потребление такого интереса асимптотически снизится до какого-то очень низкого по современным меркам уровня?
Возможно, нам удастся немного разобраться в этом, если мы сравним гипотетический переход в эру вечного гораздо меньшего интереса с тем переходом, который мы уже пережили, начиная с младенчества и детства и заканчивая взрослой жизнью.
Как мы заметили, для большинства из нас этот переход повлек за собой резкое снижение определенного уровня интересности. Мы больше не делаем регулярных открытий уровня глубины постоянства объектов или существования других разумов. Даже этот цикл лекций, несмотря на все мои старания обосновать непомерную плату за обучение, которую многие из вас платят, или ваши родители платят, и которую мы вынуждены взимать, чтобы финансировать строительство нового кампуса университета, который будет предназначен исключительно для размещения нашего растущего в геометрической прогрессии административного персонала; Не говоря уже о новом бейсбольном парке на двадцать тысяч мест, без которого едва ли возможно дать молодым людям адекватный фундамент, мои усилия в рамках этого цикла лекций, с горечью признаю я, скорее всего, не принесут того интереса, который когда-то дарил вам тот красочный игрушечный ксилофон, который вы получили, когда вам исполнился год.
Тем не менее, я надеюсь, что в настоящее время ваша жизнь складывается не так уж плохо, и что, хотя в процентном отношении вы не делаете таких быстрых когнитивных успехов, как в юности, вы все же находите компенсацию в более высоком абсолютном уровне сложности, на котором вы сейчас работаете.
И в той мере, в какой наши более поздние переживания носят оттенок ностальгии, это может быть вызвано совершенно другими причинами. Возможно, нам нравилось, что о нас заботились, и мы могли проводить дни, играя. Быть наивными нам было полезно не потому, что это давало нам больше возможностей учиться и развиваться, а потому, что это ограждало нас от суровой реальности и позволяло вписаться в маленький, уютный, более человечный жизненный мир. Теперь мы напряжены, ответственны, измучены, повреждены, менее жизнеспособны; в нас меньше веселья и чудес.
Раньше будущее висело перед нами и над нами, как волшебная вуаль, манящая пестрыми красками и полупрозрачными переливами. Теперь мы видим коридор, освещенный флуоресцентными лампами, с пронумерованными палатами, счетами, которые нужно оплатить, обязательствами, которые нужно выполнить, и знаем, что в конце находится больница, хоспис и морг. Наши родители, которые когда-то были нашими любящими защитниками и хранителями нашего маленького мира, беспомощно угасают на наших глазах или уже лежат в земле.
Так что если какая-то часть нас тоскует по ушедшим дням детства или утраченной невинности юности, этому есть множество печальных причин.
Как бы это выглядело, если бы мы действительно достигли состояния стагнации, из которого дальнейший рост и развитие невозможны? Насколько объективно скучным было бы такое состояние?
Думаю, не стоит представлять это как утомительную монотонность, как вечное застревание в колее мелочей и зубрежки.
Напротив, такая жизнь может быть похожа на живой калейдоскоп, создающий постоянно меняющуюся серию узоров, которые трансформируются и модулируют друг друга в соответствии с фиксированным набором правил в рамках ограниченных параметров. На определенном уровне существует однообразие, но на других уровнях - неисчерпаемое богатство и новизна.
Постчеловеческий калейдоскоп будет более сложным и запутанным, чем современная человеческая жизнь, возможно, с тем же перевесом, с каким богатство нашей жизни превышает богатство жизни буквальной пластиковой трубки с несколькими стеклянными бусинами и зеркальцами.
Мы могли бы завороженно смотреть на красоту бытия, раскрывающуюся в бесконечных формах и вариациях; мы могли бы вступить в игру и активно участвовать в ней, как танцоры с неутомимыми ногами, двигаясь и перемещаясь в соответствии с логикой удивления и признательности - под влиянием гармоний и пульсаций полной экзистенциальной реализации.
Живописный маршрут?
Каким бы манящим ни был этот пункт назначения, у нас могут быть причины двигаться к нему с меньшей, чем максимальная, скоростью. Я не имею в виду практические соображения, которые могут возникнуть, о некоторых из них мы уже упоминали, например о потенциальном компромиссе между скоростью и безопасностью. Скорее, я имею в виду идею о том, что "путешествие - это пункт назначения" - или, по крайней мере, , что путешествие может быть важной и ценной частью общего пакета услуг.
Поскольку мы стремимся к максимизации общей ценности интересности нашей жизни (будь то вклад или содержание), мы должны задаваться вопросом не "Каково оптимальное состояние?", а "Какова оптимальная траектория?".
Лучшее "состояние" в любом случае не является полностью статичным. Например, ментальная активность и феноменальный опыт требуют протекания мозговых процессов. Застывшее состояние мозга или просто снимок вычислительного состояния, хранящийся в памяти, не будет сознательным. Так что, строго говоря, это должны быть траектории; и вопрос лишь в том, является ли соответствующий временной масштаб, на который накладываются наши ценности, коротким (например, в масштабе секунды или около того, как это может быть в случае момента осознанного опыта) или длинным (например, в масштабе потенциально очень большой продолжительности жизни индивида или цивилизации).
Если и когда нам удастся вползти в состояние экзистенциальной безопасности, где мы защищены от экзогенного конкурентного давления, а также от косых стрел природы, то с этого момента нам стоит не спешить. Когда в мире есть все время, но есть лишь ограниченное количество значимых вещей, которые мы можем сделать впервые, мы, возможно,
