самые выдающиеся инженерные работы на территории Милана были выполнены еще до прихода Леонардо; и Рафаэль, и Тициан оставили более впечатляющее количество прекрасных картин, чем сохранилось от кисти Леонардо; Микеланджело был более великим скульптором; Макиавелли и Гвиччардини были более глубокими умами. И все же исследования лошади, выполненные Леонардо, были, вероятно, лучшей работой по анатомии того времени; Лодовико и Цезарь Борджиа выбрали его из всей Италии в качестве своего инженера; ничто в картинах Рафаэля, Тициана или Микеланджело не сравнится с "Тайной вечерей"; Ни один живописец не сравнился с Леонардо в тонкости нюансов, в деликатном изображении чувств, мыслей и задумчивой нежности; ни одна статуя того времени не была так высоко оценена, как гипсовый Сфорца Леонардо; ни один рисунок не превзошел "Деву, Младенца и св. Анны; и ничто в философии эпохи Возрождения не превзошло концепцию Леонардо о естественном праве.
Он не был "человеком эпохи Возрождения", поскольку был слишком мягким, интровертным и утонченным, чтобы типизировать эпоху, столь бурную и мощную в действиях и речах. Он не был и "универсальным человеком", поскольку качества государственного деятеля или администратора не находили места в его многообразии. Но, при всех своих ограничениях и незавершенности, он был самым полным человеком эпохи Возрождения, а возможно, и всех времен. Размышляя о его достижениях, мы удивляемся тому, как далеко ушел человек от своих истоков, и вновь обретаем веру в возможности человечества.
IX. ШКОЛА ЛЕОНАРДО
Он оставил после себя в Милане группу молодых художников, которые восхищались им слишком сильно, чтобы быть оригинальными. Четверо из них - Джованни Антонио Больтраффио, Андреа Салаино, Чезаре да Сесто и Марко д'Оджоно - изображены в камне у основания патриархальной статуи Леонардо на площади Скала в Милане. Были и другие - Андреа Солари, Гауденцио Феррари, Бернардино де Конти, Франческо Мельци... Все они работали в мастерской Леонардо и научились подражать изяществу его линий, не достигнув при этом его тонкости и глубины. Еще два художника признавали его своим учителем, хотя мы не уверены, что они знали его во плоти. Джованни Антонио Бацци, который позволил себе войти в историю под именем Содома, возможно, встречался с ним в Милане или Риме. Бернардино Луини возвышал чувства, но с привлекательной прямотой, которая отводит упреки. Он избрал своей постоянной темой Мадонну с младенцем; возможно, он справедливо видел в этой самой избитой из всех живописных тем высшее воплощение жизни как потока рождений, любви как преодоления смерти и женской красоты, которая никогда не бывает зрелой, кроме как в материнстве. Как никто другой из последователей Леонардо, он уловил женственную деликатность мастера и нежность, но не тайну леонардовской улыбки; Святое семейство в Амброзиане в Милане - восхитительная вариация на тему Девы, Младенца и Святой Анны мастера; а Спозалицио в Саронно обладает всем изяществом Корреджо. Он, кажется, никогда не сомневался, как Леонардо, в трогательной истории крестьянской служанки, родившей бога; он смягчил линии и цвета своих картин простым благочестием, которое Леонардо вряд ли мог почувствовать или изобразить; и невольный скептик, который все еще может уважать прекрасный и вдохновляющий миф, в Лувре дольше задержится перед "Сном младенца Иисуса" и "Поклонением волхвов" Луини, чем перед "Святым Иоанном" Леонардо, и найдет в них больше удовлетворения и правды.
С этими элегантными эпигонами угас великий век Милана. Архитекторы, живописцы, скульпторы и поэты, сделавшие двор Лодовико необычайно блестящим, редко были уроженцами города, и многие из них ушли на другие пастбища, когда мягкий деспот пал. В наступившем хаосе и рабстве не нашлось ни одного выдающегося таланта, который мог бы занять их место; и поколение спустя замок и собор оставались единственным напоминанием о том, что в течение великолепного десятилетия - последнего в XV веке - Милан возглавлял конкурс Италии.
ГЛАВА VIII. Тоскана и Умбрия
I. ПЬЕРО ДЕЛЛА ФРАНЧЕСКА
Если теперь мы вернемся в Тоскану, то обнаружим, что Флоренция, подобно другому Парижу, впитала в себя таланты зависимых от нее городов, оставив среди них лишь то тут, то там фигуры, которые заставляют нас приостановиться в нашем паломничестве. Лукка купила хартию об автономии у императора Карла IV (1369) и сумела остаться свободным городом до Наполеона. Лукки по праву гордились своим собором одиннадцатого века; они поддерживали его в форме, неоднократно реставрируя, и превратили в настоящий музей искусства. Здесь глаз и душа до сих пор могут наслаждаться прекрасными лавками (1452) и витражами (1485) хора; благородной гробницей Якопо делла Кверча (1406); одной из самых глубоких картин Фра Бартоломмео - Мадонной со Святым Стефаном и Святым Иоанном Крестителем (1509); и одной за другой прекрасными работами сына самого Лукки, Маттео Чивитали.
Пистойя предпочла Флоренцию свободе. Конфликт "белых" и "черных" настолько дезорганизовал город, что правительство обратилось к флорентийской синьории с просьбой взять на себя управление (1306). После этого Пистойя получила от Флоренции как искусство, так и законы. Для Оспедале дель Чеппо, названного так из-за полого пня, в который можно было опустить пожертвования для больницы, Джованни делла Роббиа и его помощники спроектировали (1514-25) фриз из сверкающих терракотовых рельефов семи дел милосердия: одежда для нагих, кормление голодных, уход за больными, посещение тюрем, прием странников, погребение мертвых и утешение погибших. Здесь религия была на высоте.
Пиза, некогда столь богатая, что смогла превратить горы мрамора в собор, баптистерий и Наклонную башню, была обязана своим богатством стратегическому положению в устье Арно. По этой причине Флоренция подчинила ее себе (1405 год). Пиза так и не смирилась с этим рабством; она восставала снова и снова. В 1431 году флорентийский синьор изгнал из Пизы всех мужчин, способных носить оружие, а их женщин и детей оставил в качестве заложников за хорошее поведение.1 Пиза воспользовалась французским вторжением (1495), чтобы вновь утвердить свою независимость; четырнадцать лет она отбивалась от флорентийских наемников; наконец, после фанатично героического сопротивления, она сдалась. Многие ведущие семьи, выбрав изгнание, а не вассальную зависимость, переселились во Францию или Швейцарию, среди них были и предки Сисмонди, историка, который в 1838 году написал красноречивый рассказ об этих событиях в своей "Истории итальянских республик". Флоренция пыталась искупить вину за свой деспотизм, финансируя Пизанский университет и посылая своих художников украшать собор и Кампо-Санто; но даже знаменитые фрески Беноццо Гоццоли на этом Святом поле мертвых не могли утешить город, геологически обреченный на упадок. Ибо обломки Арно постепенно и безжалостно продвигали береговую линию, создавая новый порт в Ливорно - Легхорне - в шести милях от города; и Пиза потеряла коммерческую ситуацию, которая сделала ее
