как предварительном условии для социального научного исследования.
В целом, современный идеал научного ценностного нейтралитета в значительной степени возник в результате споров в немецкой социологии в начале XX века, но в США он утвердился в эпоху холодной войны, где столкнулся и усилил более ранний антропологический акцент на культурном релятивизме, который первоначально функционировал как аналогичное отстранение от этики в угоду научной отстраненности. Таким образом, ученые по целому ряду академических дисциплин стали считать, что этика и ценности несовместимы с объективным исследованием. В том же контексте холодной войны американские политики начали обвинять социологов в пропаганде коммунизма и атеизма. Таким образом, внутренние призывы к деполитизации гуманитарных наук были также попыткой защитить ценность академической деятельности от политического давления, подчеркивая ее этическую нейтральность.
Тем не менее, современные философы часто приписывают главный аргумент в пользу беспристрастности науки одному очень известному параграфу в "Трактате о человеческой природе" Дэвида Юма (1739). В рассматриваемом отрывке Юм замечает, что моралисты быстро делают скрытые переходы от "бытия Бога" или "наблюдений за человеческими поступками" к серии нормативных утверждений, которые обычно иллюстрируются необъяснимым переходом от "обычных сопоставлений предложений "есть" и "нет"" к "должно или не должно". Однако Юм считал этот переход неправомерным: поскольку "это "должен" или "не должен" выражает некое новое отношение или утверждение, "необходимо, чтобы оно было замечено и объяснено; и в то же время должна быть дана причина того, что кажется совершенно немыслимым, как это новое отношение может быть выведено из других, совершенно отличных от него".
Последующие теоретики предположили, что Юм продемонстрировал, что никакие этические или ценностные суждения не могут быть выведены из чисто фактических предпосылок, таким образом отделив ценность от факта. По этой причине разделение фактов и ценностей повсеместно считается само собой разумеющимся. Например, многие люди считают, что существует фундаментальная разница между констатацией факта, что Subaru Impreza - это автомобиль, и вынесением ценностного суждения, что Subaru Impreza - хороший автомобиль. Как бы само собой подразумевается, что наука может описывать мир, но не оценивать его. Допущение ценностей в научном исследовании, таким образом, казалось бы, открывает ящик Пандоры субъективных предпочтений, окрашивая результаты любого проведенного исследования. Таким образом, нормативные утверждения ученых должны быть примерами "нарушения закона Юма", "натуралистического заблуждения" или необоснованной экстраполяции "должно" из "есть".
Важно отметить, что, как утверждают некоторые философы, все разделение на "есть" и "должно" на самом деле бессвязно. Это важно, потому что многих из нас, работающих в гуманитарных науках, убедили в том, что наша работа должна быть нейтральной с точки зрения ценностей. Но нас убеждали делать это на основании ложных предпосылок.
Ключевые фрагменты из произведений Юма были вырваны из контекста. Суть соответствующей главы "Трактата" Юма заключается в том, что черты характера являются добродетелями, если они вызывают определенные чувства. Далее Юм утверждает, что нарушение обещаний вызывает у нас неприятные чувства, и, следовательно, он сам выводит из положения о человеческой природе, что мы должны выполнять обещания. Действительно, в своих философских трудах Юм неоднократно делает обобщения от "и" к "и". Представляется вероятным, что в знаменитом отрывке, о котором идет речь, Юм либо а) переформулировал следствия своего скептицизма в отношении индуктивных умозаключений; либо б) повторил известный металогический принцип XVIII века, согласно которому логические аргументы по определению тавтологичны, поскольку в них излагаются только выводы, уже встроенные в посылки (следовательно, моральный вывод может быть дедуктивно доказан только из моральных посылок). Но независимо от правильной интерпретации оригинального отрывка, Юм не следовал тому, что сегодня называют "законом Юма", и вряд ли он хотел продвигать что-то подобное.
Иллюзии фактов и ценностей: Преодоление различия между "я" и "должен
Идея о том, что нельзя законно перейти от "есть" к "надо", в корне ошибочна, и ее легко реконструировать. Действительно, в то время как в некоторых академических кругах раздвоение "есть-должен" и призыв к ценностному нейтралитету воспринимаются как данность, ряд теоретиков (многие из которых работают независимо друг от друга) либо прямо атаковали факто-ценностное различие, либо доказывали законные способы перехода от описательного к предписывающему высказыванию (список приводится в примечании). Далее я хочу описать некоторые из различных способов, которыми это может быть сделано. В этом отношении я хочу предложить различные, потенциально успешные стратегии создания такого рода высказываний.
Но прежде я хочу подчеркнуть, что это не означает, что все попытки обобщения от факта к ценности одинаково полезны. В науке полно плохих аргументов "есть-есть" (например, "х - это естественно, значит, х - это хорошо" - ошибочно). Многие ученые также исходят из общих, но заниженных ценностей, которые стоит критиковать. Кроме того, как отмечал Вебер, искажение доказательств в соответствии с предвзятыми выводами приводит к небрежному повторному поиску; Боас также напомнил бы нам о необходимости проявлять этическое смирение. Не стоит полагать, что мы обладаем высокими моральными принципами. Но с такими предостережениями позвольте мне предложить несколько законных ходов.
Правильные убеждения. В большинстве случаев кажется, что мы должны иметь точные убеждения о мире. Например, утверждение "в этом стакане содержится мышьяк" является воплощением ненормативного описательного утверждения факта. Но если "этот стакан содержит мышьяк", то, по-видимому, я также должен верить в то, что "этот стакан содержит мышьяк", особенно если я испытываю жажду. Это можно распространить на большинство правильных утверждений о мире. Если "идет снег", то я должен верить, что снег идет (особенно когда выбираю куртку); если "курение вызывает рак", то я должен верить, что курение вызывает рак, и так далее. Эти примеры создают проблемы для традиционного представления о взаимосвязи между фактом и ценностью, потому что все они представляют собой прямой переход от описания (факта или "есть") к обязанности. Говоря иначе, все они представляют собой четкое доказательство того, что ненормативные описания могут обоснованно приводить к нормативным выводам. Действительно, все это говорит о том, что правильная вера сама по себе является ценностным или нормативным понятием, что мы должны иметь точные убеждения о фактах или ненормативных аспектах мира, причем для очень функциональных целей.
Эпистемические ценности. Ценностные суждения или, по крайней мере, утверждения типа "есть-есть" также являются обычной частью работы различных академических дисциплин, включая естественные науки. Многие базовые академические словари носят оценочный характер и даже требуют перехода от факта к ценности или от описания к норме. Например, слово "валидный" само по себе явно оценочное. Сказать, что у кого-то "есть обоснованный аргумент", - значит высказать суждение о том, что этот аргумент имеет положительную ценность. Более того, логическое понятие валидности укоренено в наборе описательных кри- териев (чтобы быть валидным, заключение должно следовать
