генома, который позволяет существовать и самовоспроизводиться организму. Исследователи считают, что такой геном состоит из 256 активных генов (Hutchison et al. 2016). В природе наименьший геном среди самовоспроизводящихся организмов имеет бактерия mycoplasma genitalium — 525 генов. Человеческий геном включает в себя 20–25 тысяч активных генов. До настоящего времени отсутствуют исследования минимального множества смыслов, которое позволило бы запустить культурную эволюцию. Человеческая культура когда-то начиналась со скудного набора первобытных смыслов, может быть, с нескольких простейших орудий, причинных мини-моделей и элементарного языка. Однако смыслы так умножились ко времени, когда 5300 лет назад жил Этци — человек медного века, мумия и личные вещи которого были обнаружены в Альпах в 1991 году — что для их хранения и исследования потребовалось многоэтажное здание музея. Современная же человеческая культура представляет собой гигантское скопление смыслов, даже для поверхностного описания которых требуется энциклопедия в тысячи томов.
Простое потребление и развертывание потребностей
Накопление смыслов начинается там, где животный вид превращает среду в средство и приспосабливает среду к своим потребностям. В свою очередь, накопление смыслов ведет к развертыванию потребностей (см. Коротаев 2003, с. 32–33). Развертывание потребностей означает, во-первых, превращение животных потребностей в культурные потребности и, во-вторых, появление все новых, теперь уже культурных, потребностей. Выше мы называли этот критический момент «ловушкой потребностей», с которой началась человеческая история. «Сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и уже приобретенное орудие удовлетворения ведут к новым потребностям, и это порождение новых потребностей является первым историческим актом» (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 3, с. 27).
Развертывание потребностей первоначально происходит в рамках культурного отбора. По мере перехода от культурного отбора к выбору удовлетворение потребностей разворачивается в осмысленный процесс потребления, то есть все более целенаправленное присвоение и опосредование материала природы. Традиционное, или простое, потребление основано на постепенном формировании культурной среды внутри среды природы. Первобытные люди встроены в природу и следуют ее ритмам:
«Внимательные наблюдатели за жизнью охотников-собирателей были поражены тем, что она состоит из кратковременных всплесков активности. Ее виды чрезвычайно разнообразны — охота и собирательство, рыбалка, изготовление ловушек и строительство запруд — и предназначены для того, чтобы максимально использовать природные ритмы доступности пропитания. Я полагаю, что понятие “ритмы” здесь основное» (Скотт 2020, с. 110).
По мере расширения культурной среды в ней образовывался собственный ритм. От кочевого образа жизни, охоты и собирательства происходил переход к более или менее оседлой жизни, земледелию и скотоводству. Изменения в технологиях, происходившие очень медленно, опосредовались такими же медленными изменениями в организациях и психологиях. Родовые общины трансформировались в вождества, вождества в государства. Фетишизм и анимизм дополнялись тотемизмом и многобожием.
Чем более осмысленным становится процесс потребления, тем больше потребности оказываются когнитивно представлены самим людям, тем больше они раскрываются в форме ценностей. Эмоциональное поведение постепенно дополняется традиционными действиями. «Граница между осмысленным действием и просто (назовем его так) реактивным поведением, не связанным с субъективно подразумеваемым смыслом, крайне подвижна. Значительная часть всего социологически релевантного поведения, особенно чисто традиционное действие, лежит на границе между ними» (Вебер 2016, с. 68).
Уильям Дюрэм отмечал, что поскольку культурные варианты передаются в обществе, то их выбор не обязательно решается на индивидуальном уровне, выбирать может и общество (Durham 1991, p. 192). В действительности нужно объяснять не то, каким образом из индивидуальных выборов складывается общественный, а то, откуда взялся индивидуальный выбор, как он стал возможен. Исторически все начиналось с общественного выбора, с наследуемых практик и порядка, как оснований общественного выбора.
Потребности не удовлетворяются на основании какой-то одной нормы или эмоции. Развертывание потребностей происходит в рамках норм и основанного на нормах социально-культурного порядка — в частности, морали. Ценность является результатом выбора, в котором различные нормы и эмоции конкурируют между собой. Субъект находится «между нормой и эмоцией». В процессе отбора и выбора нормы и эмоции эволюционируют, а вместе с ними развертываются потребности.
Простое потребление для огромного большинства населения сводится к удовлетворению минимальных потребностей, необходимых для выживания. Эти минимальные потребности, удовлетворение которых необходимо для продолжения существования, играют в простом потреблении ключевую роль. Мы называем эту первую группу потребностей потребностями существования. Потребности существования по существу сводятся к утилитарным потребностям.
Вторая группа потребностей — потребности общения. Простое потребление происходит в относительно малых и изолированных друг от друга сообществах из нескольких десятков или сотен людей. Потребности общения в них состоят прежде всего в поддержании их сплоченности, разделении «друг — враг», утверждении собственного социального статуса внутри сообщества.
Третья группа потребностей, потребности самовыражения, в условиях простого потребления проявляются в наименьшей степени, появляются позже первых двух групп, и сначала выполняют вспомогательную функцию. Постольку, поскольку эволюция смыслов происходит в результате культурного отбора, а не выбора, потребности самовыражения остаются бесполезными, а иногда и вредными для самовоспроизводства традиционных общин. Фантазеры и изобретатели зачастую игнорируются, а часто преследуются.
Для анархо-примитивистов, подобных Джону Зерзану, медленный прогресс первобытных общин не является загадкой. Ответ состоит в том, что первобытные мечтатели не могли придумать ничего лучшего, чем их простая жизнь.
«За всю огромную по длительности эпоху палеолита, заметных технологических изменений было не так много. Согласно исследованиям Герхарда Крауса (1990), нововведений “в методике изготовления каменных орудий за два с половиной миллиона лет практически нет”. В свете того, что мы теперь знаем о доисторическом интеллекте, многих социологов подобная “стагнация” особенно раздражает. “Трудно понять, почему развитие происходило так медленно”, — пишет Ваймер (1989). Лично мне кажется разумным считать, что причиной очевидного отсутствия “прогресса” был именно интеллект — осознающий совершенство общества собирателей и охотников и удовлетворенный такой жизнью. Разделение труда, одомашнивание животных, окультуривание растений, символическая культура — по-видимому, до самого последнего времени все это отвергалось» (Zerzan 2012, p. 7).
Скорее, причиной отсутствия «прогресса» был не интеллект, а его подчиненное положение — интеллект был придавлен традицией. Именно практики, а не интеллект, были ключевым источником наиболее эффективных причинных моделей. Повышение уровня адаптации — это приближение причинных моделей к реальности и распространение
