Джозеф Стиглиц - Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения?

Главный вопрос, который стоит перед нами сегодня, касается не капитализма в XXI веке, а демократии в XXI веке.

Редакторы Vanity Fair задали мне другой вопрос, который я часто слышал, когда ездил по стране: в какой момент началось увеличение неравенства? И чем его можно объяснить? Мой ответ согласуется с тем, что обнаружили другие ученые: примерно в начале правления Рейгана. Но несмотря на то, что определенные действия, предпринятые президентом Рейганом, почти наверняка сделали вклад в рост неравенства, – включая изменения в налогообложении, давшие огромные преимущества богатым, – необходимо рассматривать вопрос в широком аспекте, как это делает Томас Пикетти в своей книге: рост неравенства во многих развитых странах начался приблизительно в одно время. «Реформы», бывшие частью духа времени 1980-х годов, сказываются на многих странах. Эти реформы включали в себя не только снижение налогов для богатых, но и снятие ограничений с финансовых рынков.

Мы завершаем книгу, повторяя те же темы, с которых начинали: наше неравенство, уровни, которых оно достигло, его формы не являются чем-то неизбежным, это не результат неумолимых законов экономики или физики, это вопрос нашего выбора, наших политических мер, а все это, в свою очередь, результат нашей политики. Мы заплатили большую цену за это неравенство, цену, которую мы особенно сильно прочувствовали в последние 10 лет, когда зарождался кризис и когда мы испытывали на себе его последствия. Но это также и цена, которую мы заплатим – и которая будет расти – в будущем, если не изменим политические меры, которые к этому привели.

Джозеф Стиглиц о заблуждении относительно того, что Один процент дает толчок инновациям, и о том, почему президентство Рейгана стало переломным моментом в истории американского неравенства[141]

Каллен Мерфи: В своей новой книге «Цена неравенства» вы охватываете широкий диапазон истории и географии. Вспоминая историю Америки, какой период кажется вам наиболее похожим на тот, в котором мы живем сейчас, в плане проблемы растущего неравенства?

Джозеф Стиглиц: В голову приходят два периода: «позолоченный век» в конце XIX века и бум 1920-х. Оба характерны высоким уровнем неравенства и коррупции, включая политику (например, известный скандал Типот-доум охарактеризовал начало 1920-х). На самом деле, до середины прошлого десятилетия уровень неравенства никогда не достигал уровня 1920-х годов. Конечно, некоторые из тех, кто сколотил состояние, сделали огромный вклад в наше общество – Роббер Бэронс в создание железных дорог, преобразивших страну, или Джеймс Дюк, принесший электричество некоторой части Америки. Но оба периода также характеризуются спекуляциями, нестабильностью и злоупотреблениям.

Некоторые, вроде Эдварда Конарда со своей книгой «Неожиданные последствия» (Unintended Consequences), считают, что высокий показатель неравенства – не причина для беспокойства, но причина для ликования. Вы можете поспорить с многочисленными аспектами этого аргумента. Каковы его основные изъяны?

Конард считает, что неравенство благоприятно, потому что более богатые люди обладают большими средствами, и они будут инвестировать их и таким образом улучшать экономику. Кроме того, их состояние – неопровержимое доказательство их вклада в инновации. Как вы упомянули, в этой точке зрения столько проблем, что непонятно, с чего начать. Позвольте мне обозначить три проблемы.

Во-первых, она основана на идее «просачивающегося богатства», состоящей в том, что если богатые благополучны, то будет благополучно и остальное общество. Но факты говорят об обратном: реальные доходы (за вычетом инфляции) большинства американцев сегодня ниже, чем почти 15 лет назад, в 1997 году.

Во-вторых, она основана на том заблуждении, что неравенство положительно сказывается на развитии экономики, но опять же факты говорят об обратном. Время и неравенство показали торможение развития экономики и поддержку нестабильности. Это выводы, основанные на фундаментальных исследованиях. Даже МВФ, не разделяющий радикальных экономических взглядов, начинает видеть вредоносные эффекты неравенства на экономическую эффективность.

В-третьих, это неправда, что самые богатые станут тратить деньги на то, чтобы брать на себя инновационные риски. Мы достаточно ясно видели, что гораздо чаще богатство используется для того, чтобы «гнаться за рентой». Когда небольшие группы людей имеют непропорционально большое богатство, они используют свою власть для того, чтобы получить особое отношение от правительства. Некоторые из богатейших (в прошлом и сегодня) получили свое состояние путем монополий, не давая другим конкурировать с ними на равных условиях. Погоня за рентой – чудовищно неэффективный способ использования ресурсов: те, кто ее практикуют, не создают стоимость. Зато они используют свое привилегированное положение на рынке для того, чтобы получать все большие и большие порции существующей стоимости. Они искажают экономику, снижают ее эффективность и темп развития.

В действительности развитие происходит благодаря инновациям и молодым малым и средним компаниям, особенно в области высоких технологий, обычно при государственной поддержке. Часть проблем сегодняшней Америки состоит в том, что слишком многие из тех, кто наверху, не хотят делать свой вклад в общественные блага, выплачивая крохотную часть от своих доходов в виде налогов относительно того, сколько платят те, кто не так хорошо обеспечен. Но неудивительно, что некоторые из богатейших американцев продвигают экономическую фантазию о том, что их дальнейшее обогащение положительно скажется на всех.

В период восстановления в 2009–2010 годах Один процент самых богатых американцев получал 93 процента роста доходов. Я не думаю, что Конард убедит около 23 миллионов американцев, которые хотели бы найти работу, но не могут, что и в этом есть плюсы.

Если бы вам было нужно определить поворотный момент, когда мы начали свой путь к расширяющемуся неравенству, какой бы вы назвали? И что его спровоцировало?

Трудно выделить отдельный критический момент, но избрание президентом Рональда Рейгана определенно было поворотной точкой. В десятилетия, последовавшие сразу за Второй мировой войной, у нас было экономическое развитие, благоприятствующее большинству американцев, в котором беднейшие жили пропорционально лучше, чем богатейшие. (Также в этот период наблюдался самый стремительный экономический рост.) Среди событий, приведших к большему неравенству, были начало ослабления контроля над финансовым сектором и снижение прогрессивности налоговой системы. Ослабление контроля привело к избыточной финансиализации экономики – вплоть до того, что перед кризисом 40 процентов всей корпоративной прибыли составляла прибыль финансового сектора. А финансовый сектор характеризовался тем, что самые большие прибыли получала верхушка, отчасти эксплуатировавшая бедных и средний класс при помощи, например, грабительского кредитования и злоупотребления выдачей кредитных карт. Наследники Рейгана, к сожалению, продолжили путь к отмене контроля. Они также расширили политические меры по снижению налогов для богатых вплоть до сегодняшнего уровня, когда Один процент богатейших американцев платит лишь около 15 процентов своих доходов в виде налогов, что гораздо ниже, чем тот же показатель на более умеренных уровнях.