Ознакомительная версия.
Расширение НАТО на восток продолжает оставаться самым болезненным для России вопросом. До сих пор процесс этого расширения вызывает в ней отрицательные эмоции у всех политических сил, включая и многих либералов. В Москве не забывают, что расширение альянса является нарушением Западом его обещаний: в 1990 году на переговорах с Михаилом Горбачевым госсекретарь США Джеймс Бейкер гарантировал, что после воссоединения Германии НАТО не продвинется на восток «ни на инч». И тем не менее две волны расширения НАТО с тех пор уже имели место, каждый раз провоцируя всплеск напряженности в отношениях между Россией и США, основной движущей силой альянса, и Россией и НАТО.
Сегодня пришло время признать: несмотря на то что решение о первом расширении НАТО, принятое администрацией Билла Клинтона в 1994 году, в немалой степени было продиктовано внутренними причинами – в первую очередь стремлением Белого дома привлечь на свою сторону восточноевропейское лобби в США, в нем была и своя цивилизационная логика. Устное обещание Бейкера Горбачеву, никак официально не документированное, давалось в период существования СССР, когда еще действовала инерция противоборства двух мировых систем и двух сверхдержав. Фактически американский госсекретарь обещал Горбачеву не вторгаться дальше в зону влияния Советского Союза. Но когда советский блок распался, а СССР перестал существовать, все эти договоренности утратили какой-либо политический смысл. На передний план выступила воля стран Восточной Европы и Балтии к цивилизационному самоопределению. На каком основании Запад должен был препятствовать их свободному выбору, их добровольному стремлению интегрироваться в западное цивилизационное пространство?
Прежняя международная система блоков и зон влияния базировалась на факторе военной силы. После распада этой системы страны Восточной Европы и Балтии получили возможность самостоятельно определять свою стратегическую ориентацию. Они ее и определили. Посткоммунистическая Россия, чтобы противостоять этому, должна была противопоставить западному цивилизационному стандарту свой собственный. Критика же с ее стороны Запада свидетельствует, с одной стороны, о том, что такого стандарта у нее нет, а с другой – о том, что сама критика ведется с позиций вчерашнего дня.
Тем более что НАТО постепенно превращается в политическую организацию, берущую на себя роль «демократизатора», который подготавливает кандидатов на членство в альянсе к восприятию западных стандартов политики не только в сфере безопасности, но и во всем том, что касается взаимоотношений власти и общества. И именно это беспокоит Кремль: превращение НАТО в «демократизатора» не без оснований воспринимается как угроза интересам традиционалистской российской элиты. Москва озабочена не тем, что натовские аэродромы и самолеты окажутся под Харьковом, Полтавой или Тбилиси (для ядерной державы никакой опасности это не представляет), а тем, что не выдерживает конкуренции со стандартами западной цивилизации. Поэтому Москва предпочла бы, чтобы альянс оставался военным союзом и занимался исключительно техническими вопросами военной безопасности.
Сегодня Россия в очередной раз категорически протестует против нового расширения НАТО, на сей раз – против принятия в него Украины и Грузии. И тем самым опять загоняет себя в ловушку. Ведь если НАТО до сих пор является враждебной России структурой, то это может означать лишь то, что Россия и Запад по-прежнему находятся в состоянии противостояния. Но тогда почему Россия продолжает заседать в «Восьмерке», в Совете Россия–НАТО и стремиться к партнерским отношениям с ЕС и США? Уж коль скоро Москва сотрудничает с военно-политическим альянсом Запада, альянс этот никак не может считаться ее противником, представляющим угрозу безопасности страны. Поэтому протест России против включения в НАТО ее соседей в глазах многих европейцев и американцев выглядит, мягко говоря, немотивированным.
Теоретически присоединение соседствующих с Россией государств к западному военно-политическому альянсу, который уже доказал свое стремление к обеспечению стабильности в Европе, России вроде бы должно быть выгодно, так как может способствовать укреплению безопасности ее границ и сделать ее соседей более предсказуемыми. Но это было бы так только при совпадении ценностных ориентаций России и Запада. А если они не совпадают, то расширение НАТО может восприниматься только как экспансия неприемлемых ценностей на близлежащие территории, а сам альянс – как противник. Именно такое восприятие и навязывается российской элитой российскому обществу. О том, что с этим противником Россия довольно успешно сотрудничает, населению предпочитают не сообщать: его патриотической консолидации вокруг власти такая информация способна лишь навредить. [11]
Большинство наших собеседников в ответах на наши вопросы об их отношении к политике «открытых дверей» НАТО были предельно дипломатичны, понимая чувствительность этой темы для Москвы. Но все они с той или иной степенью политкорректности говорили, что Новая Европа поддерживает дальнейшее расширение НАТО на восток и будет этому содействовать. Некоторые из зарубежных коллег (например, болгары) откровенно признавались, что их страны не хотели бы оказаться в ситуации выбора между Россией и Западом. Но, добавляли они, в такой ситуации их позиция предопределена тем, что свой цивилизационный выбор они уже сделали. Россия же, добавлю я, предпочитает пока оставаться в межеумочном состоянии между современностью и традиционалистской архаикой. По инерции она продолжает искать свой «особый путь», обходя, однако, вопрос о том, к какой же цели этот путь должен ее вести и привести.
Перед странами Восточной Европы и Балтии такой вопрос уже не стоит. Они ответили на него, вступив не только в НАТО, но и в Европейский союз.
Трудная дорога в Евросоюз
Почти все зарубежные участники наших встреч, говоря о трудностях интеграции в Европу, имели в виду прежде всего трудности вступления в ЕС, а не в НАТО. Они постоянно возвращались к тому, что называется механизмом «обусловленности» (conditionality). Этот механизм предполагает, что страны интегрируются в европейские структуры по мере того, как перестраивают свои экономические, политические и правовые системы и преобразуют отношения между государством и обществом на основе европейских стандартов – acquiscommunautaire .
Мы не предлагали нашим собеседникам подробно рассказывать о требованиях, предъявлявшихся к их странам, и о том, как они выполнялись. Каждый останавливался лишь на том, что считал наиболее важным. В результате кому-то, быть может, общая картина движения посткоммунистических стран в Евросоюз показалась недостаточно полной, фрагментарной. Поэтому попробую эти пробелы хотя бы частично восполнить. Итак, что же требуется от претендентов на вступление в ЕС и какова процедура принятия в него?
Ознакомительная версия.
