Стремление переложить вину за экологический кризис на научно-технический прогресс доводит до курьезов. Когда С. П. Залыгин предлагает не стесняться лозунга «Назад к природе», понимает ли он, что это равносильно призыву к сокращению численности живущих в десятки и сотни раз?
А между тем, роль прогресса нетрудно уяснить. Надо только, сравнивая вредное влияние различных способов и средств производства, всякий раз относить их к одному и тому же числу людей с одинаковым потреблением. Если придерживаться этого правила, легко обнаружить, что культурно-технический прогресс, как правило, значительно уменьшает удельную нагрузку человека на природу. (Разумеется, прогрессом нельзя считать ошибки, например, выпуск лекарств, приносящих непредвиденный вред, непродуманное орошение черноземов, недостаточно надежную конструкцию АЭС). Так, переход от печного отопления к центральному значительно снизил переработку дров и угля в дым и углекислый газ в расчете на одного человека, а возможность использовать газ расширила топливные ресурсы. Даже автомобиль на самом деле существенно уменьшает удельную нагрузку на природу: трудно вообразить огромное число лошадей, необходимых для выполнения нынешнего объема перевозок.
На протяжении всей истории каждый новый этап научно-технического и социального развития общества поднимал «потолок» численности населения, имеющего возможность существовать на данной территории, и приводил к повышению качества жизни и уменьшению смертности. Последнее вело к быстрому росту населения, и ниша, расширившаяся было благодаря новым ресурсам, быстро оказывалась заполненной до отказа. И вновь, теперь уже на новом уровне, включался механизм автоматического регулирования, а уровень жизни возвращался к нижней границе. Не в этом ли причина того, что каждое поколение, и раньше и сейчас, чувствует себя на грани катастрофы?
На самом деле научно-техническое и культурное развитие происходило непрерывно, и численность населения немного отставала от поднимавшегося все время «потолка». Она росла, в среднем, в том же темпе, в каком накапливались полезные для выживания достижения, жизненный уровень несколько превышал биологический минимум и тем значительнее, чем интенсивнее происходило развитие. Если наука и техника совершали скачок, то население получало возможность некоторое время расти с периодом удвоения 25 лет.
Подобная ситуация наблюдается сейчас в некоторых развивающихся странах, получивших доступ к использованию новых технологий и достижений медицины. Яркий пример — Кения. Применяя современные методы хозяйствования, страна достигла наибольшего на африканском континенте благополучия. Зато и прирост населения здесь самый большой: 4 % в год (период удвоения — 17,5 лет). Другой пример — Туркменская ССР. До революции прирост населения едва достигал 0,5 % в год, в 20—30-е годы — 1,9 %, а в 60—80-е годы вырос до 3,2 %.
По-видимому, эти факты противоречат расхожему мнению, что высокая рождаемость непременно связана с малограмотностью, голодом и отсутствием медицинского обслуживания. В сравнительно благополучной Кении коэффициент рождаемости, то есть число детей, рожденных, в среднем, одной женщиной за всю жизнь, составил 8,12. Это примерно в полтора раза выше, чем в среднем по Африке (1975–1979 гг.). В США люди сыты, здоровы и образованы, и, тем не менее, в конце 50-х годов там произошел беби-бум, когда коэффициент рождаемости достиг 3,7. Прирост населения в США был тогда 1,9 % в год против 0,4 % в менее обеспеченной Великобритании.
Видимо, причинно-следственная связь имеет, как правило, обратное направление. Уровень жизни и культуры высок там, где рождаемость сознательно ограничивается и в силу этого прирост населения мал или отрицателен. Благодушные надежды, что культурное и экономическое процветание само собой как-то снизят рождаемость и повысят уровень жизни, не оправдываются.
Что касается предполагаемого дефицита трудовых ресурсов, то на самом деле он фиктивен и вытекает из «затратного принципа» работы наших хозяйственников. Им проще увеличивать численность работников, чем повышать производительность труда за счет механизации и высокого уровня квалификации. Н. Шмелев в журнале «Знамя» (№ 7, 1988 г.) приводит такой факт: «не менее 20–25 % занятой сегодня в промышленности рабочей силы является излишней для процесса производства даже по нашим техническим нормам». А разве о нехватке рабочих рук свидетельствует затея со строительством БАМа или гигантомания Минводхоза?
Интересные факты приводит М. Симашко («Литературная газета», 5.07.1988): «30 лет назад по инициативе ЦК КПСС в Средней Азии проводился «закрытый» эксперимент, когда одной семье передали вместе с необходимым инвентарем хлопковое поле в 120–140 га, на котором обычно трудится бригада из 150 колхозников. Работая впятером-вшестером, при полной экономической самостоятельности такая семья добивалась больших успехов, чем бригада и… становилась миллионером. Этого и испугались: «А куда мы денем остальных?»
Не нехватка ли рабочих мест (а не рук!) привела к жестокому изгнанию турков-месхетинцев из узбекской Ферганы? Среди помощников бандитов — большинство сельская молодежь, как правило, не имеющая работы или получающая за свой труд чисто символическую плату. Никакой «чрезвычайной авторитетной комиссии», за которую выступает «Литературная газета» (14.06.1989) не потребуется, чтобы понять причину тех «аномалий, которые произошли в Узбекистане с природой, землей, с народом, наконец», если вспомнить высказывание Аристотеля.
Впрочем, уже 21.06.1989 г. «Литературная газета» называет эту причину: «Корень противоречий в Фергане — в земле, которой с каждым годом все отчаяннее не хватает, чтобы построить дом сыновьям и прокормить растущую семью». Недовольство узбекской общины имеет своей причиной сравнительную зажиточность месхов по сравнению с узбекскими дехканами из-за того, что детворы в общинах турков-месхетинцев заметно меньше, чем в узбекских.
А, собственно, какими бедами грозит нам прекращение роста населения или даже его уменьшение? Конечно, совокупный общественный продукт не так быстро будет расти, а может быть, даже начнет уменьшаться, снизится численность армии. Но если заботиться об уровне и качестве жизни людей, если не рассматривать человека как средство роста объема производства, то нас должны интересовать доходы на душу населения, производительность труда, условия жизни. Все эти показатели явно улучшатся при уменьшении общей численности в силу того же закона убывания производительности.
В свою очередь, повышение уровня жизни и информационного обеспечения, уменьшение бесполезной траты времени (в очередях, например) будет способствовать развитию интеллектуального и делового потенциала общества и, в конечном счете, приведет к повышению обороноспособности страны, ибо уже сейчас, как никогда справедливо, что воюют не числом, а умением.
Бытующий же ныне затратный принцип игнорирует простой факт: каждая пара рук сопровождается ртом и множеством разнообразных потребностей, которые требуют удовлетворения. Чтобы это обстоятельство не бросалось в глаза, наши демографы квалифицировали понятие «качество жизни» как буржуазное и даже не включили его в «Демографический словарь». Значительные прямые расходы общества на обеспечение растущего числа людей материальными благами — посевными площадями, детскими садами, жилплощадью, театрами, самолетами Аэрофлота попросту игнорируются. А между тем, в условиях роста населения, как показывают расчеты экономистов, для создания материальных благ на одного нового человека требуется сейчас, в среднем, работа 4–6 человек в течение года. Поэтому прирост численности населения только на 1 % в год поглощает, как минимум, 4 % национального дохода. Другими словами, если при неизменной численности населения и годовом росте национального дохода на 4 % можно повысить уровень жизни на 3 %, а четвертой — инвестировать в развитие народного хозяйства, то при росте населения на 1 % за год и такой же работе хозяйства уровень жизни и инвестиции будут «заморожены».
Рост численности населения существенно обостряет продовольственную проблему. 28 октября 1989 г. первый секретарь ЦК КП Узбекистана И. А. Каримов указал, что при нынешнем приросте населения продовольственную проблему в Узбекистане не решить без переброса в Среднюю Азию воды сибирских рек.
Кроме того, при увеличении населения возрастает доля молодых по отношению к пожилым. Это тоже требует повышенных расходов, так как трудоспособный возраст в нашем обществе начинается Лишь с 19,5 лет. Начало же старости, по данным ООН, приходится на возраст 65 лет, то есть наступает всего за пять лет до истечения средней продолжительности жизни (70 лет). К тому же, несмотря на старость, многие работают практически до самой смерти. Так что постарение общества, сопровождающее стабилизацию или уменьшение численности населения, следует рассматривать как дополнительный экономический потенциал. К тому же снижение процента молодежи в обществе несомненно смягчит проблему наркомании, бродяжничества и преступности несовершеннолетних.
