Может показаться, что если речь идет о просмотре футбольных матчей, то разделение роли потребителя на активных клиентов (корпорации) и пассивных пользователей (отдельных людей) имеет гораздо менее важное значение, чем тогда, когда мы рассматриваем, например, сферу здравоохранения. Но дело в том, что мы стремились показать, насколько широкое распространение получил в неолиберальной экономике феномен раздвоения единой сущности на мощь корпораций и пассивность отдельных граждан.
Для того чтобы наглядно показать противоречия в позициях неолибералов, вновь обратимся к условиям помощи Греции по выходу из долгового кризиса. «Тройка» (ЕС, ЕЦБ и МВФ) уделила самое пристальное внимание приватизации в сфере транспорта и поставок энергии. Но это было единственным ее предложением, которое, как предполагалось, позволит добиться повышения качества услуг в рассматриваемых сферах. Однако, как известно из опыта североевропейских стран, приватизация в сферах, имеющих важное общественное значение, или заключение контрактов на предоставление услуг с компаниями частного сектора обычно ведут к формированию малых олигархий корпорациями, пользующимися покровительством со стороны политиков. Недовольство качеством предлагаемых «олигархами» услуг и практикуемым ими ценообразованием остается важным политическим вопросом во Франции, Германии, Великобритании и Скандинавских странах. Защита интересов потребителей по-прежнему является одной из важнейших функций регулирования; отсюда возникают проблемы с «захватом» регуляторов поставщиками услуг. Следствием приватизации становятся не чувствительное к интересам потребителей предложение и не гарантии повышения качества, а появление особой группы политически привилегированных корпораций. Эти новые «избранные», в отличие от старых патриархальных фирм греческого типа, ведут разговор на неолиберальном жаргоне транспарентности, корпоративного управления, суверенитета потребителя. Они непременно присутствуют в социальных сетях (Facebook и Twitter) и звучат очень современно. Но, по существу, они играют в ту же самую игру, что и высокомерные старые патриархи, ничего не знавшие об установлении и развитии тайных взаимоотношений с теми, кто заключает контракты и регулирует процессы их осуществления, выискивает рынки с ограниченной конкуренцией и присутствием тех или иных органов государственной власти, с удовольствием участвующих в деловых партнерствах.
На первый взгляд довольно странно, что неолиберализму третьего рода, этой простоватой, догматичной и порождающей коррупцию системе мышления, длительное время удавалось избегать малейшей критики. Достаточно сравнить эту ситуацию хотя бы с непрекращающимися и во многих случаях прискорбно несправедливыми нападками различных фондов, финансируемых корпорациями, а также империями средств массовой информации, на осторожную и чрезвычайно сложную работу ученых, предупреждающих нас об изменениях климата. Однако здесь и кроется ответ: неолиберальные рецепты могут прийтись не по вкусу местным олигархиям, таким как греческая элита, но только в том смысле, что они подразумевают открытие рынков для крупных североевропейских и американских конкурентов, в то время как ученые, изучающие изменения климата, критикуют деятельность именно самих корпораций. Вовлечение неолиберальной экономической теории в политику означает утрату ею невинности. Неолиберальная экономика уже не является нейтральной технической силой, а превращается в союзника тех или иных групп, преследующих свои собственные интересы.
Неолиберализм третьего рода и есть истинный политический противник современной социал-демократии, поскольку его основные усилия направлены на то, чтобы подчинить общие широкие интересы интересам узкой группы привилегированных лиц. Социал-демократы конфликтуют с неолибералами первого рода, но их противоречия носят управляемый характер, а дебаты ведутся по действительно серьезным вопросам. В то же время неолибералы первого рода способны нанести ущерб многим важным общим делам, которые не могут быть разрешены посредством использования рынка. Они включают такие близкие социал-демократам предметы, как неуверенность трудящихся в завтрашнем дне и пренебрежение самыми разными коллективными интересами, а также проблемы, связанные с другими отрицательными экстерналиями. В наши дни наиболее важной из этих проблем является общая программа действий социал-демократов и представителей различных экологических движений. В самом деле, чем больший ущерб наносит неолиберализм жизни за пределами рынка, тем крепче союз социал-демократов и экологов.
European Commission 2009. EU Emissions Trading Scheme. Luxembourg: Office for Official Publications of the European Communities, 2009.
A Dangerous Obsession: The Evidence Against Carbon Trading and for Real Solutions to Avoid a Climate Crunch / Friends of the Earth. L.: FoE, 2009.
Microeconomic Reform in Britain: Delivering Opportunities for All / HM Treasury. L.: HMSO, 2004.
Höpner M. Sozialdemokratie, Gewerkschafen und organisierter Kapitalismus, 1880–2002. MPIfG Discussion Paper 04/10. Cologne: Max Planck Institute for the Study of Societies, 2004.
III. Маркетизация и несоответствия рынка
Критики неолиберализма все теснее сплачивают свои ряды вокруг фигуры Карла Поланьи, получившего известность благодаря исследованиям начального периода зарождения промышленного капитализма. Использовавшиеся ученым доводы легли в основу и критики новой волны его неолиберальной постиндустриальной формы. Поланьи был одним из представителей выдающегося поколения еврейских интеллектуалов, живших и трудившихся в Вене, пока она не подпала под власть нацистов, после чего ученые вынужденно эмигрировали на Запад. Через Британию и США Поланьи добрался до Канады, где в 1944 г. вышла его книга «Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени» – исследование роста капитализма в Англии. Ученый описывает, как появление рынка во время распространения капитализма сначала в сельском хозяйстве, а затем в форме промышленной революции привело к разрушению ткани социальных отношений традиционного общества. Это отнюдь не обязательно означает, что мы должны жалеть о прекращении всех подобных отношений. Ведь среди прочих были разрушены отношения господства местных землевладельцев над крестьянством, по крайней мере часть отношений, обусловливавших подчиненное положение женщин, некоторые аспекты господства церкви. Суть в том, чтобы установить, когда происходит разрушение отношений; ответить на вопрос, что ставит на их место рынок; спросить, способствовало ли это улучшению положения в целом; и в случае, если был дан отрицательный ответ, предложить альтернативы. Сейчас перед нами встают те же самые вопросы, которые были актуальными в конце XVIII столетия. Мы находимся в центре крупной волны маркетизации, когда экспансия рынка ведет к «выкорчевыванию» не только остаточных традиционных практик, но государства всеобщего благосостояния, идей о правах наемных рабочих и других черт социальных компромиссов, определивших своеобразие второй половины XX в. Что было уничтожено в процессе развития и чего удалось добиться? Чтобы ответить на эти вопросы, вкратце остановимся на основных противоречиях между рынками и другими институтами. В обстоятельной дискуссии нет никакого смысла: мы намереваемся использовать примеры для того, чтобы проиллюстрировать дилеммы и сложности и рынков, и попыток решить проблемы, причиной возникновения которых они являются.
