В трансформационной экономике эта общецивилизационная закономерность реализуется в превращенном виде: чем глубже деформации возникающего капитализма и, следовательно, концентрация экономической власти в руках корпоративно-капиталистической элиты, тем ниже экономический потенциал и возможности свободного, гармоничного развития человека; чем глубже асоциальность экономического развития, тем больше возможности для дальнейших деформаций и нарастания корпоративной власти вследствие противоречий экономики, диффузии институтов, роста социальной дифференциации.
Влияние асоциального типа трансформаций на распределительные и трудовые отношения
Распределение доходов в российской экономике оказывается в зависимости в большей мере не от стандартных рыночных критериев, а от социального статуса человека и соответствующего этому статусу потребительского стандарта (два основных типа такого стандарта как раз и указаны выше). Эти черты становятся закономерностями распределительных отношений в трансформационной экономике. Их переходный характер очевиден – доходы, формально происходя из рыночных источников, на деле оказываются в зависимости от (1) баланса сил кланово-корпоративных группировок и (2) от баланса сил между этими группировками и остальным населением.
Поэтому не «рынок», а именно (1) статусное место в корпоративно-бюрократической иерархии кланов и (2) место клана в системе в целом (одно дело Москва или «Газпром», другое – деревня и сельскохозяйственное предприятие) являются определяющим фактором распределения доходов.
Господство в экономике России корпоративно-монополистического регулирования и деформаций позднего рынка, соединение номенклатурно-корпоративной собственности с капиталистическим и добуржуазным отчуждением работника от средств производства, статусно-иерархический характер распределения доходов – все это порождает и особенности положения работника в сфере трудовых отношений.
Работник в России весьма далек от положения свободного наемного работника капиталистического общества.
Прежде всего он не является свободным очень во многих отношениях. Эти ограничения свободы определяются как пережитками бюрократической системы прошлого, так и накладывающимися на эти пережитки своеобразными чертами зарождения в России капиталистических порядков и возрождающихся добуржуазных отношений. Множество нитей опутывают российского работника по рукам и ногам, лишая его свободы выбора и ограничивая его подвижность как в профессиональном, так и в территориальном отношении. Работник привязан к своему предприятию, поскольку до сих пор многие социальные услуги он может получить только там. Уходя с предприятия, он может потерять возможности пользования детским садом, организации сравнительно дешевого отдыха для себя и для своих детей; он лишится надежды приобрести квартиру со значительной скидкой; он разорвет принципиально важные для него (в силу инерции прошлого) связи в коллективе и т. д.
Как уже отмечалось, на протяжении ряда лет в кризисных переходных экономиках правилом является систематическая невыплата заработной платы, т. е. либо прямое воровство товара – рабочая сила, либо полуфеодальное принуждение к труду вкупе с патернализмом, либо то и другое вместе. В любом случае это один из ярчайших примеров возрождения добуржуазных форм зависимости и эксплуатации.
Территориальная подвижность работника ограничена также отсутствием в России рынка аренды муниципального жилья (а цены аренды на частном рынке недоступны даже для людей со средними доходами). Приобрести же жилье в собственность большинству граждан препятствует низкий уровень их доходов (так, стоимость одного квадратного метра жилья в Москве соответствует примерно полугодовой средней заработной плате). Следует учесть также, что в России до сих пор весьма слабо развит долгосрочный кредит на покупку жилья. Возможность продать квартиру в одном месте и приобрести в другом также весьма сомнительна, поскольку в регионах с высокой безработицей цены на жилье вдвое, а то и втрое ниже, чем в регионах с более благоприятным уровнем занятости. Кроме того, свободную перемену места работы и жительства затрудняет фактическое сохранение во многих регионах института прописки, высоких сборов за регистрацию иногородних (например, в Москве) и другие бюрократические препоны. Тем самым работник оказывается привязан к определенной территории и/или кланово-корпоративной группе мощными внеэкономическими узами, напоминающими (подчеркнем сделанный выше вывод) связь крепостного с землей.
В то же время общественные объединения для защиты работниками своих интересов либо крайне слабо развиты, либо неэффективны, как, например, российские профсоюзы. В этих условиях работник по-прежнему склонен в большей мере уповать на государственный патернализм, или на патернализм со стороны «доброго директора», чем на поиск более выгодных условий приложения своего труда. И уж в последнюю очередь работники обращаются к коллективным действиям для того, чтобы отстоять свои интересы.
В целом сказанное позволяет зафиксировать и тенденцию пассивного отторжения (« саботажа ») трудящимися процесса полупринудительного превращения их в наемных работников. Они де-факто отказываются вести себя как рациональные частные собственники товара – рабочая сила, не стремясь в большинстве случаев любой ценой найти пути максимально выгодной продажи своего товара.
Таким образом, для трудовых отношений в кризисной трансформационной экономике характерно соединение генезиса примитивного, архаичного рынка труда (атомизация работников, их бесправие по отношению к работодателю, высокая норма эксплуатации), сохранения названных выше черт « реального социализма » и возрождения добуржуазных отношений ; присутствует, правда, и ряд деформированных посткапиталистических феноменов (смесь патернализма и традиций коллективизма, взаимопомощи, например).
В силу названной специфики трудовых отношений они принципиально несводимы только к понятию «рынок труда».
В качестве антитезы этим формам трудовых отношений и безработицы в трансформационной экономике действует слабая, но устойчивая тенденция к самоорганизации и самозащите работников (протестное движение трудящихся, инициирующие его независимые профсоюзы, стачкомы и рабочие комитеты, производственное самоуправление и т. п.). Эта тенденция базируется как на общецивилизационном процессе социализации экономической жизни, так и на очищении от деформаций традиций и элементов формального освобождения труда прошлого.
