достоинству, но накажет за чрезмерную уверенность. Уверенность — чувство слишком хрупкое и негибкое для хаоса, с которым мы столкнемся в будущем. Широкое мышление поможет нам понять многие формы смысла и создания смыслов. Цепляясь за категориальное мышление, мы рискуем погрязнуть в ложной уверенности.
Вера сулит нам ясность видения перспектив, но не указывает, что мы должны делать. Вера задает направление, но не дает конкретных указаний. Вера позволяет принять осознанное решение, но высшее моральное преимущество веры — это доверие и убежденность.
Многие путают веру с самоуверенностью. Внушить кому-либо веру — значит наделить его новыми возможностями, но одновременно вера требует от человека скромности и смирения. Самоуверенность же проявляется высокомерием и самонадеянностью.
В отличие от веры уверенность зиждется на ретроспективном подходе, на оценке прошедших событий. Как говорил теолог Пауль Тиллих [150], противоположность веры не сомнение, а уверенность. Впервые я прочитал работы Тиллиха, когда учился в семинарии, и они помогли мне понять ценность веры и опасность непоколебимых убеждений.
Уверенность предполагает жесткую категоризацию. Уверенность — замораживание истины. «Истинные верующие» [151] одержимы идеей все распределить по категориям. Они желают точно знать позицию других людей — либо те с ними, либо против них, то есть принадлежат они к истинно верующим или нет. Если речь идет об истинно верующих, то тут обычно только два варианта выбора. Высшая демонстрация силы — заявить, что Бог на вашей стороне, не на стороне других.
Для тех, кто придерживается христианской веры, предвидение формируется на основе четырех источников, известных как уэслианский четырехугольник [152]: Священное Писание, традиции, разум и христианский опыт. Вера помогает нам представить лучшее будущее.
Когда в 2007 году Институт будущего разрабатывал кастомизированный прогноз для Консорциума обеспеченных епископских приходов, я узнал, какое значение вкладывается в существующее в англиканской церкви понятие «прозорливые вопросы». На такие вопросы нельзя дать однозначный ответ «да» или «нет». Они составляют компонент программы подготовки, развивающей веру и ясность. Прозорливые вопросы подвергают сомнению уверенность и культивируют ясность. Предвидение часто провоцирует возникновение «прозорливых вопросов».
СМЫСЛООБРАЗОВАНИЕ КАК ШИРОКИЙ СПЕКТР ВОЗМОЖНОСТЕЙ
Мое любимое описание религии — «смыслообразование». Традиционная религия постепенно сдает позиции и уступает место распределенному созданию смыслов, используя такие способы, которые мне кажутся очень привлекательными и способствующими формированию более широкого непредвзятого мышления. В Гарвардской школе богословия, например, реализуется необычный проект, цель которого — обозначить спектры создания смыслов за рамками институциональной религии, на стыке божественного и мирского. В своей песне Anthem («Гимн») поэт Леонард Коэн говорит: «У всего есть трещины — это через них проникает свет».
Каспер тер Кьюйле, Энджи Терстон и Сью Филлипс — ядро команды, занимающейся этим проектом, и они уже предложили замечательную концепцию: «Привычные нам проявления религиозных убеждений постепенно отмирают. Нам нужны своего рода контейнеры, или хранилища, смысла, которые дают духовное дозволение и показывают людям, как объединяться и жить вместе, контейнеры, которые позволяют извлечь смысл из происходящего вокруг. Контейнеры достаточно безопасные, чтобы дать людям возможность попытаться начать какое-то новое дело» [153]. Страх, особенно категориальный страх перед иными людьми, — слишком мелкий контейнер для смыслов. Рабочая группа исследует более широкие спектры процессов смыслообразования, стремясь постичь новые его модели и выяснить, в чем они выражаются и как их можно превратить в осмысленные и значимые обычаи или ритуалы для выражения веры, которые можно было бы практиковать масштабно.
Последние несколько лет члены рабочей группы изучали эти новые духовные движения и в результате пришли к заключению, что мы сейчас переживаем «очень колоритный этап истории», где процесс смыслообразования становится динамично развивающейся индустрией [154]. Неужели мы приближаемся к очередному переломному моменту в развитии общества? Участники проекта Гарвардской школы богословия считают, что да. И мне хотелось бы верить, что это действительно так.
В 1995 году я руководил проектом под названием «Хорошая компания: в чем смысл работы?», который разрабатывался в Институте будущего. Тогда я только что закончил книгу, которую мы писали вместе с писателем Робом Свигартом, — Upsizing the Individual in the Downsized Organization («Повышение значимости индивидуального вклада сотрудников в организации на фоне сокращения персонала») [155]. Она убедила нас в том, что
после сокращения штата меньшее число менеджеров управляет большим числом сотрудников с большим культурным разнообразием и большей географической удаленностью, но с меньшей (или отсутствующей) корпоративной лояльностью. В результате этой оптимизации у «выживших» и у «лишенцев» во многих случаях возникло ощущение потери смысла, составлявшего основу существования организации [156].
В 1995 году в результате разочарований, связанных с движением за реинжиниринг бизнес-процессов, сложилась атмосфера, которая показалась мне вполне подходящей для переключения внимания на проблему создания смыслов. В нашем докладе содержалось много примеров смыслообразующих инноваций, которые находились в процессе разработки и казались весьма перспективными. Когда в 2019 году мы вспомнили об этих инновациях, большинство из них оказались прикрыты. Поиски смыслов — процесс непрерывный, но успешные в долгосрочном плане попытки на этом пути встречаются редко.
Главный вопрос исследования, на который стремится получить ответ команда Гарвардской школы богословия, следующий:
Как вернуть в современную жизнь древнюю мудрость, освободив ее от строгих рамок прошлого?
В хорошо написанном, обстоятельном и доступном докладе, который исследователи озаглавили How We Gather («Как нам объединиться»), описан широкий круг актуальных духовных практик, не представляющих собой элемент какой-либо институциональной религии. Они выделили шесть основных смыслообразующих тем, которые оказались общими для широкого спектра практик.
• Сообщество (община): признание и укрепление ценности тесных взаимоотношений, сосредоточенных на предоставлении услуг другим людям. Сейчас особенно популярными становятся сообщества, которые фокусируются на развитии физической культуры и поддержании здорового образа жизни. Создание новых сообществ часто оказывается более эффективным, чем присоединение к уже существующим. В будущем сообщества постепенно будут принимать все более виртуальную форму, однако чем больше мы погружаемся в виртуальную среду, тем больше ценим опыт личного общения [157].
• Личная трансформация: осознанные и целенаправленные усилия для развития собственного тела, умственных способностей и духовного начала. Укрепление физического состояния и здоровья — сильный мотивирующий фактор, и люди готовы платить за этот опыт. Появление дешевых датчиков для мониторинга физиологических параметров поможет сделать выбор в пользу здорового образа жизни.
• Социальная трансформация: стремление к справедливости и красоте в окружающем мире с помощью создания сетей для благих дел. Грозные социальные проблемы сегодняшнего дня — в частности, разрыв в доходах и глобальное изменение климата — особенно мощные мотиваторы. Глобальная взаимосвязанность сделает процесс социальной трансформации во всех регионах мира более вероятным.
• Поиск цели: ясное представление о жизненной цели, четкое формулирование цели и деятельность, направленная на ее достижение. Здесь ключевая переменная — надежда.
