За короткое время финансовая система тоже извлекла весьма большую выгоду из упрощения системы торговли. Компьютеры дали возможность перемещать деньги по всему Земному шару со скоростью света. Инвесторы в Люксембурге могли так же легко вложить деньги в американские или китайские ценные бумаги, как и в свои. Люди обогащались, проводя операции с валютами, ценными бумагами, товарами и процентами. В подобном финансовом климате чрезвычайного релятивизма усилилась тенденция к созданию все большего количества абстрактных инструментов инвестирования. Появились так называемые деривативы — производные финансовые инструменты, цель которых далеко не соответствовала цели инвестирования, то есть вложению в развитие и расширение предприятия и получения в дальнейшем дивидендов. Замысел в приобретении дериватива заключался в том, чтобы получить спекулятивную прибыль от изменения цены дериватива. Такое поведение подобно ставкам в казино, только в данном случае — это мировое финансовое казино. Спекулятивная торговля, которую вели фирмы и отдельные люди, давала такую огромную прибыль, что всей национальной экономике и валюте отдельных стран мог быть нанесен непоправимый ущерб, как, например, случилось, когда финансист Джордж Сорос, играя на бирже, заработал огромные деньги на падении английского фунта.
Прибыль поколения биржевых дельцов для потомков окажется переведена в безработицу, растраченные акции и низкий уровень жизни. Это будет похоже на ликвидационную распродажу благосостояния, приобретенного индустриальным обществом в течение двухсот лет, чтобы горстка финансовых пиратов получила свою прибыль и опустила огромные массы народа почти на самое дно, поскольку экономическая инфраструктура будет разрушена и распродана, и у людей просто не останется средств к существованию. Такие специалисты, как Люттвак и Грей[10], утверждают, что тысячелетняя экономика породила великое неравенство между победителями и побежденными, между богатством и бедностью и что эти недостатки экономического поведения настолько сильны, что в состоянии погубить целые общества.
Я нередко говорил, что капитализм лучше произносить без окончания «изм». В том смысле, что он представляет собой не столько ряд убеждений, сколько ряд законов, описывающих характер поведения денег, как они соотносятся с накопленным настоящим богатством или ресурсами. Такое богатство можно направить на создание еще большего богатства. Этот процесс мы называем инвестированием. Его можно разумно организовать, используя определенную форму договора и право собственности. Внутри такой системы существует множество правил и законов, регламентирующих оборот денег почти так же, как законы физики описывают поведение предметов в движении. Такие понятия, как процент, кредит, доход, прибыль и дефолт, не требуют веры в капитализм для того, чтобы начать действовать. Сложный процент работал одинаково хорошо как для коммунистов, так и для финансистов Уолл-Стрит[11], какое бы личное мнение о социальных эффектах богатства и бедности они не имели. Так же и закон тяготения воздействует одинаково на людей совершенно разных убеждений.
Осмелюсь предположить, что глобализм, в том виде, в котором мы его знаем, находится на завершающей стадии. Период его угасания совпадает с концом эпохи дешевой нефти. Хорошо это или плохо, но многие из обстоятельств, которые мы ассоциируем с глобализмом, изменятся в прямо противоположную сторону. Рынки закроются, когда политическая и военная силы помешают развитию торговых отношений. Когда погибнут рынки, люди, просто чтобы выжить, все больше будут поворачиваться к импорту. Расходы на транспорт с окончанием эпохи дешевой нефти возрастут. Многие из сельскохозяйственных продуктов необходимо будет выращивать самостоятельно, и, возможно, все придется делать вручную, потому как начнутся перебои с обеспечением нефтью и природным газом. Население сократится. Виртуальные экономические отношения между людьми, нациями, ведомствами радикально изменятся в период Глобальной Катастрофы. Люди станут жить более обособленно, скромно и замкнуто.
Конец утопии о счастливой жизни
Мы создали основу для жизни, которая просто невозможна без богатых запасов нефти, а очень скоро ни газа, ни нефти не станет, и нам придется перестраивать нашу жизнь. Чем и как можно заменить чудесные дары природы? В четвертой главе я подробно остановлюсь на идее альтернативного горючего.
Я предполагаю, что наступающий период заставит мир стать маленьким, универсальным и сжатым. В последней главе я расскажу, что это означает и как мы, возможно, вынуждены будем жить. Все виды деятельности, к которым мы привыкли, станут более ограниченными. Кризис в сельском хозяйстве станет одним из определяющих состояний Глобальной Катастрофы. Нам придется выращивать большую часть еды самостоятельно. Кризис даст о себе знать, когда промышленное фермерское хозяйство, в огромной степени зависящее от нефти и газа, не сможет больше существовать. Последствия того, как безрассудно мы эксплуатировали нашу землю, колоссальны, и неизбежные изменения, вероятно, будут сопровождаться сильными социальными потрясениями, не говоря уже о голоде и лишениях. Во время периода Глобальной Катастрофы самостоятельное производство еды, возможно, станет основой экономики. Тот факт, что понадобится много человеческих рук, тоже будет иметь свои последствия.
В географическом плане мы будем вынуждены жить на более ограниченных пространствах. Большие города окажутся под угрозой и некоторые из них, возможно, станут непригодными для жилья, поскольку начнутся перебои с газо- и электроснабжением. Вероятно, мы будем вынуждены вернуться к жизни в небольших поселениях, где еду приходится добывать самостоятельно. Когда это произойдет, мы уже не будем таким процветающим обществом. Уровень и объем строительства станут очень скромными. При возведении зданий будут применять каменную кладку, будут задействованы плотники и другие рабочие. Будут использоваться простые, легкодоступные материалы. Все изменится. Радикально. Уже не будет такого огромного количества автомобилей. Люди станут вести более обособленный образ жизни, они уже не будут путешествовать так много, как сейчас.
Но я верю, что человеческий вид будет существовать еще многие поколения после завершения эпохи дешевой нефти и что цивилизация в некоторой форме продолжит развиваться.
Я сужу о периоде, который мы прожили, как об эпизоде в великой саге об истории человечества. Промышленная эпоха имеет начало, середину и конец. Она зародилась в середине XVIII века с добычи угля и создания первого парового двигателя. Затем последовал второй акт, кульминационный, полный энергии и силы, — период, длившийся до начала Первой мировой войны. И далее наступило третье действие — развязка, которую мы уже сейчас начинаем на себе ощущать. Первый тревожный сигнал тому — постепенное истощение ресурсов. Когда промышленная эпоха закончится, в великой саге о человечестве начнется новая глава — Глобальная Катастрофа. Возможно, так и должно быть, но на протяжении всей истории даже самые важные и очевидные намеки на какие-то события зачастую совершенно не замечаются, потому что изменения, которые они предрекают, кажутся просто невероятными. Такой процесс иногда относят к так называемой внешней контекстной проблеме, осознание которой находится далеко за пределами здравого смысла. Коллективное ментальное статическое понимание иногда называют «когнитивным диссонансом»[12].
