Шарлотта Юнг - Голубица в орлином гнезде

Через открытую раму высокого окна прежде всего виднелись листья виноградной лозы с роскошными пурпуровыми гроздьями. Несколько далее высилась во всей первобытной свежести только что обделанного камня церковная колокольня, еще не отстроенная. Тонкость и изящество скульптурной работы этой колокольни были изумительные; камень превратился в тонкое кружево. Далее, сквозь каждый промежуток изящной, прозрачной резьбы просвечивала лазурь великолепного сентябрьского неба.

Узкие и длинные стекла нижней части окна, одни в виде кругов, другие – головок стрел, – несколько помрачали окружающие предметы, но тем не менее, и сквозь эти стекла можно было различить массивную колокольню, а за ней склон холма, разукрашенный виноградниками и обремененный роскошными осенними дарами природы. Еще ниже пейзаж закрывался стеной ограды, внутри которой было множество фруктовых деревьев, гнувшихся под тяжестью зрелых плодов. Посередине возвышался фонтан, от него в разные стороны шло множество тропинок, а между ними виднелись цветники, несколько уцелевших еще, полуувядших летних цветов свидетельствовали о их былой роскоши.

Стены описываемой нами комнаты были обиты обоями, а пол был из красных и желтых лакированных кирпичей, из таких же кирпичей выложенная большая печка красовалась в одном из углов комнаты. В другом углу стояла группа, изумительно вырезанная из дубовато дерева, она изображала мастерскую Назаретского плотника, в ней Божественный младенец, работающий под руководством своего названного отца, и в стороне Богоматерь смотрит на Сына в грустном раздумье. Кругом этой группы были в беспорядке разбросаны куски дерева, одни наполовину отделанные, некоторые же совершенно законченные. Здесь виден был ангел в молящейся позе с опущенными крыльями, со сложенными руками, там – дева-мученица с какой-то, как будто радостной улыбкой, смотрящая на орудия пытки, далее – величественная голова апостола или пророка; наконец, еще далее были группы, сюжет которых заимствован из волшебных сказок и легенд. На станке из-под рук мастера выходила длинная гирлянда, состоящая из листьев и колосьев всякого рода, как например, пастушьей сумки и белены. В ту минуту, как открывается наш рассказ, звездообразный пестик мака образовался под резцом, по образцу мешочка с шероховатыми и мохнатыми створками, увенчанными пурпурной тычинкой, который держала в руках молодая девушка, стоявшая на коленях у стола, и казалось с большим участием следившая за ходом работы.

Девушка эта не принадлежала к числу тех гордых красавиц, одним взглядом покоряющих сердца. Она была слишком мала ростом, слишком тонка, слишком скромна, чтобы производить такое впечатление. Если в ее томной грации было что-то, напоминающее лилию, то во всяком случае она походила не на величественную лилию, красующуюся в роскошных садах, но на скромную лилию долины; такой прозрачной белизны с легким розовым оттенком был цвет ее лица; до того много было стыдливой грации в ее стройном, гибком стане, в ее кротких и задумчивых черных глазах. Глаза эти резко отличались от глаз всех окружавших девушку лиц, за исключением разве глаз ее дяди, мастера-резчика.

Почтенная полнота, открытая и добродушная физиономия дяди, также как его меховая шапка и золотая цепь, все это как нельзя более согласовалось с типом германского бургомистра пятнадцатого столетия, только черные, живые и блестящие глаза резчика обличали в нем французское, или скорее, валлонское происхождение. Уже несколько поколений семейство мастера Годфрида прожило в Ульме, и очень может быть, что валлонская живость характера, и верность и прямота суждений, которыми отличались члены семейства Годфридов, так быстро приобрели им влияние в совете вольного города. Они получили такую известность в ученом и художественном мире; слава теперешнего главы семейства, как скульптора, была так распространена, что Годфрид думал одно время назвать себя мейстером Годфридусом Оксаликусом, и непременно исполнил бы это намерение, если бы против такой фантазии не восстали жена его фрау Иоганна и племянница Христина; они никак не могли примириться с этим скончанием имени на ус.

У мейстера Годфрида был еще брат Гуго, негодяй большой руки; в молодости он был бичом мастерской, презирал одинаково и книги и ремесленные инструменты; после ученических годов, вместо того, чтобы возвратиться под отеческую кровлю, Гуго Сорель присоединился к какому-то полчищу воинов.

Лет двенадцать или пятнадцать о нем не было ни слуху, ни духу. Вдруг Гуго появился в Ульме, больной в лихорадке; с ним прибыла молодая женщина, разбитая горем, почти умирающая; это была его жена, на которой он женился во время своего похода в Италию. Дикая привязанность мужа была не в силах изгладить из памяти несчастной женщины воспоминаний о разграблении и разрушении отческого крова и избиении целого семейства. Да и самая привязанность мужа вскоре охладела, и грубое обращение становилось все более и более невыносимо. Поселившись в доме шурина, бедная итальянка относительно вздохнула свободнее, там окружили ее всевозможным вниманием и радушием; но силы бедной женщины были надорваны, и она вскоре умерла, поручая своего ребенка фрау Иоганне, и благословляя мейстера Годфрида, который уверял ее, на чистом и правильном латинском языке, что ее дочь будет им также дорога, как их собственная малютка, покоившаяся на кладбище на склоне холма.

И действительно, маленькая Христина была истинным Божьим благословением для огорченной четы. Отец Христины, как только оправился от болезни, тотчас же снова начал свой бродяжнический образ жизни. Раз как-то дошло известие, что Гуго видели в среде приверженцев одного из самых жестоких баронов в Швабских Альпах. Мейстер Годфрид беспрестанно ожидал известий о гибели брата, молил только Бога избавить Гуго от позорной смерти на виселице, и желал, чтобы брат погиб лучше на поле брани, от меча неприятельского. А та или другая смерть должна была неизбежно выпасть на долю бродяги. Между тем, бургомистр и его жена страстно любили вверенную их попечению девочку, и совершенно забыли, что она не их дочь. Вся их привязанность, все их надежды сосредоточивались на этом ребенке. Годфрид и Иоганна желали, чтобы Христина заменила им и сына и дочь в одно и тоже время; на этом основании ей давали превосходное образование, обучали наукам и искусствам, знанием которых отличались свободные германские граждане в середине и конце пятнадцатого столетия. Кроме того, Христина помогала тетке во всех ее хозяйственных делах, умела готовить тонкие кушанья, занималась пряжей, тканьем, шитьем, вышиваньем. Дядя очень ценил звучность и прелесть ее чисто итальянского голоса, и заставлял ее брать уроки пения и игры на лютне. Очень любил также Годфрид заставлять племянницу читать себе вслух старые рукописи и, наследованные им от предков, а также и начинавшие тогда печататься книги. Мало того, мейстер Годфрид сам делал опыты печатания и резьбы на дереве, и в этом случае нашел себе превосходную помощницу в Христине; во всех работах, где требовалось более вкуса и ловкости, чем силы, молодая девушка одна могла сделать больше всех учеников и даже подмастерьев. Многие прекрасные резные работы были исполнены дядей вместе с племянницей. Но теперь все такие второстепенные работы были отложены, и все силы мейстера Годфрида были обращены на внутреннее украшение большого собора. Около столетия строился уже этот собор на добровольные пожертвования ульмских граждан, без всякой посторонней помощи. Основание этой постройки было положено в 1377 году; а в 1472, т. е. в то время, с какого начинается наше повествование, купол был уже окончен и работа так продвинулась, что содействие Годфрида потребовалось уже для украшения хоров.