державы. Американские и английские нефтяные компании хозяйничали в стране вплоть до Исламской революции 1979 года – и самим иранцам от добычи нефти на их земле перепадали лишь крохи.
Сейчас все по-другому: нефтедобыча полностью находится под контролем государства. Иностранный инвестор обязан на сто процентов вложиться в разведку и разработку месторождения, если потом хочет получать с него доход. И если не уложится в отведенный срок – деньги ему не вернут. Но даже если нефть начнут добывать, возврат капиталовложений в разработку растягивается на весь срок эксплуатации скважины – что крайне невыгодно для концессионера, зато хорошо для страны.
Тяжесть санкций в области нефтедобычи начала особенно сильно ощущаться в 1990-х годах. В отрасли отчаянно требовалась модернизации оборудования, ее следовало реструктуризировать, вкладываться в разведку новых месторождений. Но именно это и не давали сделать санкции.
Здесь особенно важен принятый в США в 1996 году «закон Д’Амато – Кеннеди» (позднее его продлевали каждые пять лет). Он обязал президента США принимать меры в отношении любой (не только американской!) компании, посмевшей инвестировать в нефтегазовую отрасль Ирана крупную сумму (более 20 млн долларов) в течение года. Учитывая ведущую роль Америки в мировой экономике, любая серьезная организация, тем или иным образом работавшая с США, теперь старалась не связываться с Ираном. Ведь согласно этому закону, такую компанию могли:
• лишить займов/кредитов/аккредитивов, на которые она могла бы рассчитывать, экспортируя американские товары;
• лишить лицензии на экспорт военных технологий (да и технологий двойного назначения);
• лишить шансов получить достаточно крупную сумму в кредит в американском банке;
• оставить без возможности участвовать в американских госзакупках, хранить правительственные денежные средства, быть дилером гособлигаций США и т. п.
• ограничить в импорте товаров из США.
В 2010 году был введен полный запрет на поставки в Иран оборудования и технологий, которые могут быть использованы в сфере нефте– и газодобычи. Кроме того, под санкции подпадали и поставки оборудования по производству сжиженного газа и нефтепродуктов, а также инвестиции в соответствующие сферы.
В 2012 году ЕС ввел эмбарго на закупки иранской нефти (в связи с иранской ядерной программой), а иранский Центробанк отключили от SWIFT. В результате из иранских нефтяных проектов вышли почти все иностранные компании. А ведь в стране тогда пытались работать и британцы, и канадцы, и итальянцы, и французы, и даже турки. В том же году из Ирана ушел и российский «ЛУКОЙЛ».
Даже страховые компании по всему миру перестали работать с Ираном. Они перестали страховать грузы, связанные с Исламской Республикой, а порты во многих странах мира отказывались принимать незастрахованные сухогрузы и танкеры (экологическую ответственность никто не отменял). В первую очередь, конечно, пострадали суда, перевозившие нефть и нефтепродукты, а также промышленное оборудование.
Теперь Иран усвоил урок. И свои суда страхует сам, создав ряд поддерживаемых государством страховых фондов.
Если с запретом продавать нефть в США Иран более-менее свыкся, то европейское эмбарго было сильным ударом. Экспорт нефти в Европу на тот момент составлял до 80 % всего иранского экспорта и давал 50 % выручки от внешней торговли Ирана. Менее чем за год экспортные доходы сократились на 60 %. Курс национальной валюты резко упал. С 2012 года экспорт нефти сократился более чем в четыре раза, упав до минимума после выхода США из ядерной сделки в 2018 году.
В этой ситуации Ирану помогло обращение к азиатскому рынку. Больше всего страна рассчитывала на рынки Китая, Индии и Южной Кореи. Китай в итоге заключил несколько нефтегазовых контрактов, хотя изначально вел себя крайне осторожно. Индия продолжила покупать нефть, но в гораздо меньших объемах. Южная Корея вообще отказалась. Зато на сотрудничество с Ираном пошла Венесуэла. А во многие другие страны нефть стали поставлять по «серым» схемам, мастерами коих иранцы являются и по сей день. Ради использования столь нестандартных вариантов впервые в истории страны к торговле нефтью подпустили частные компании.
Наиболее популярной остается схема с «танкерами-призраками». Танкеры с нефтью продолжают регулярно отходить от иранских берегов, однако узнать, куда именно они направляются, невозможно: у них выключена система, позволяющая отслеживать путь судов. Отключать передатчики кораблям закон не запрещает.
Как правило, такой танкер уже где-то в море встречается с танкером под флагом другой страны (например, Малайзии, хотя принципиального значения это не имеет). Нефть перегружается туда, автоматически становится «неиранской» и доставляется заказчику. Как в этом случае осуществляются расчеты – уже дело десятое.
Правда, всегда есть шанс, что танкеры с нефтью «зависнут» в океане в ожидании судов заказчика. Сделка может сорваться, посредник – исчезнуть, да мало ли что. А нефть необходимо продать. Бывало, в море так в ожидании продажи «плавало» по 10–15 млн баррелей нефти. Мне запомнился случай, когда на нас вышли с предложением поискать покупателя на «танкер нефти у берегов Сирии, которому некуда деваться». Звучит как анекдот, и потенциальные заказчики нам просто не поверили. А может, побоялись…
Данная схема, однако, вряд ли будет активно использоваться в дальнейшем. Этому мешает развитие технологий, позволяющих отслеживать движение судов в отсутствие радиосигнала, а также отслеживать нарушения и проверять нестыковки в торговых потоках. Конечно, отдельные партии могут остаться незамеченными, но про масштабные «серые» перевозки придется забыть.
Рост продаж иранской нефти наметился после заключения «ядерной сделки» в 2015 году. Но не успела страна прийти в себя, как санкции вернули. И если в 2017 году Иран продавал до 2 млн баррелей в сутки, то в 2018-м экспорт «просел» до 1,06 млн баррелей в сутки. При этом США выдали разрешения на импорт иранской нефти Китаю, Греции, Индии, Италии, Японии, Южной Корее, Тайваню и Турции – до мая 2019 года. Мол, иначе им не справиться. В оговоренные сроки запрет стал полным, временные разрешения не продлевались. Тегеран на этом фоне объявил, что раз ему нельзя поставлять нефть через Ормузский пролив, то он его перекроет, чтобы и остальные им не пользовались (а именно этим путем осуществляется 20 % мировых поставок нефти). Дальше угроз, правда, дело не пошло.
В 2020 году пандемия COVID-19 ударила по Ирану тяжелее, чем по многим другим странам, да еще и спровоцировала мировой обвал цен на нефть.
Сегодня стране по-прежнему мешает отсутствие достаточных мощностей для переработки сырой нефти в нефтепродукты. Бензин, производимый в Иране, отличается крайне низким качеством, вредит экологии и здоровью жителей городов. Качественные нефтепродукты приходится закупать (чему также противодействуют санкции). Иранский бензин, некогда один из самых дешевых в мире, начал дорожать, поскольку правительство больше не может в полной мере его дотировать. Так, если литр бензина ранее
