Ознакомительная версия.
О появлении в США признаков «английской болезни» косвенно свидетельствовал и бывший глава ФРС А. Гринспен: «Цена любого товара или услуги включает в себя стоимость финансовых услуг, связанных с производством, дистрибуцией и маркетингом. Эта стоимость, доля которой в цене существенно увеличилась в последнее время, является источником быстро растущих доходов людей, работающих в финансовой сфере. Рост стоимости финансовых услуг наиболее заметен в США, где, как я уже отмечал, доля ВВП, перетекающая в финансовые институты, включая страховые организации, кардинально выросла за последние десятилетия » [764].
Но еще более показательным симптомом «болезни» является другой пример, приводимый А. Гринспеном: «Мой опыт говорит, что ключевым институтом, обеспечивающим рост, является защищаемое государством право собственности. Отсутствие защиты этого права на государственном уровне серьезно мешает открытой торговле и лишает страну относительного преимущества и всех выгод конкуренции. Люди перестают накапливать капитал, необходимый для экономического роста, если у них нет права собственности на него» [765]. Где же лучше всего в современном мире могут быть защищены права частной собственности? Конечно же в США, но тут происходит парадокс — люди именно в США перестали накапливать капитал. «В Соединенных Штатах, — отмечает сам Гринспен, — как быстро обнаружили иностранцы, сбережения невелики. Наш национальный уровень сбережений составлял всего 13,7 % от ВВП в 2006 году. Это самый низкий показатель среди развитых стран» [766], [767].
Другим не менее ярким выражением обострения «английской болезни» стал рост отрицательного торгового баланса США. А. Гринспен в связи с этим замечает, «до середины 1990-х годов значительные и стабильные торговые дисбалансы наблюдались очень редко» [768]. Однако затем отрицательный баланс стал привычным явлением для США и многих других развитых стран, так же как и для Англии первой половины XX в.
Отношение экспорта к импорту [769]
Сегодня многие видят проблему и дают свои рецепты ее решения. Наибольшую популярность, особенно в США, приобрела идея отказа от глобализма и возвращения к протекционизму. К ее сторонникам можно отнести таких заметных политиков и экономистов, как 3. Бжезинский [770], Д. Мойо [771], П. Бьюкенен [772], и многих других. Даже европеец Э. Тодд полагает, что «выбор в пользу национальной модели развития был бы для Соединенных Штатов в долгосрочной перспективе бесконечно более верным» [773]. Идеи «нового протекционизма» передает Д. Родрик в своей книге «The Globalization Paradox: Democracy and the Future of the World Economy» [774]. Впрочем, они не новы, практические попытки движения в этом направлении в 2007/2009 гг. предпримет Б. Обама, выдвинув The Patriot Employers Act и The Patriot Corporations of America Act, носящие явный протекционистский характер.
Экспорт в 1913–1940 гг., в млн долл., в ценах 1928 г. [775]
Протекционистские настроения возникают время от времени в большинстве стран. Однако если для малых или развивающихся государств они зачастую заканчиваются локальными провалами [776], то даже попытка принятия протекционистских мер первой экономикой мира — Соединенными Штатами неизбежно отразится на всем человечестве. Примером может служить введение в 1930 г. администрацией Г. Гувера протекционистского тарифа Смута-Хоули, который, по сути, означал объявление Соединенными Штатами торговой войны всему миру. Ее неизбежным следствием стало углубление обвала мирового товарного рынка и Вторая мировая война [777].
И 30 января 1939 г. Гитлер, как и четвертью века ранее Вильгельм II, повторял одну и ту же фразу: «Экспорт или смерть » [778] Накануне Первой мировой, военный министр России В. Сухомлинов отмечал, что противоречия между немцами и русскими находятся только в области торговли: «Между Германией и Россией стоял… стеной русско-германский торговый договор…» [779] После того, как Россия в 1914 г. опустила на пути германских товаров шлагбаум протекционистских таможенных тарифов, война стала неизбежной [780].
Английский историк Дж. Сили всего за несколько лет до Первой мировой придал этой данности аксиоматическую четкость: «Если какое-нибудь государство, сношение с которым обещает выгоды, искусственно, путем правительственного декрета, закрывается для торговли, то эта последняя требует войны » [781] . Спустя сто лет М. Тэтчер подтвердит сохраняющуюся непреложность этого закона: «Протекционизм в торговле, закрывающий целым странам доступ к товарно-сырьевым ресурсам, необходимым для их промышленности, также может подтолкнуть политических лидеров к развязыванию «целесообразных» войн… Остаются лишь две возможности: сражаться или поднять белый флаг » [782] .
К началу XXI в. человечество создало такие мощные производительные силы, что уже ни одна даже самая крупная национальная и даже континентальная экономика не способна обеспечить их необходимыми товарными рынками. И, несмотря, на то, что в отдельных случаях введение некоторых элементов протекционизма неизбежно и является жизненно необходимым, общая проблема состоит в том, что обратной дороги нет .
Уже С. Витте, как и Ф. Лист, рассматривал протекционизм только лишь как временную меру, необходимую для развития производительных сил нации и накопления конкурентоспособного на мировом рынке капитала [783]. После этого, отмечали Ф. Лист и С. Витте, ввиду быстрого роста уровня производительности труда, обеспеченного техническим прогрессом, развитие страны определяется только ее возможностями экспортировать избытки своей продукции на внешние рынки. И уже в конце XIX в. большинство развитых стран мира перейдет от общих протекционистских тарифов к конвенциональным, т. е. двухсторонним договоренностям о взаимном снижении таможенных пошлин. Но в начале ХХ в. и этого уже окажется недостаточно для гигантски выросших производительных сил ведущих стран мира, ищущих новые рынки сбыта и источники сырья, и именно это приведет мир к двум мировым войнам.
Выход виделся только в отмене всех торговых ограничений, что и было сделано с созданием Всемирной торговой организации, призванной способствовать развитию торговли. Однако вместе с тем ВТО, в существующих формах и в силу «несовершенства конкуренции», стало, по сути, орудием неоколониального империализма. Наглядно эту — оборотную сторону ВТО передает реакция известного египетского экономиста С. Амина, по мнению которого, создание ВТО было центральным для новой формы экономического управления мира: «ВТО была, безусловно, создана для того, чтобы закрепить и легализовать “сравнительные преимущества” транснационального капитала. Производственные права и авторские права в ВТО были сформулированы так, чтобы закрепить монополии транснациональных компаний, гарантировать им сверхприбыль и поставить на пути каждой попытки независимой индустриализации в странах периферии практически непреодолимые препятствия…» [784]
Ознакомительная версия.
