Ознакомительная версия.
РАЗРУШИТЕЛЬНОЕ РАЗРУШЕНИЕ И ГЕОГРАФИЯ РАЗВИТИЯ ПО ШУМПЕТЕРУ
«Созидательное разрушение» — важное понятие в экономической теории Шумпетера. Термин был изобретен Фридрихом Ницше[161], который, как и Шумпетер, считал процесс созидательного разрушения позитивным. Однако выдающийся специалист по истории Возрождения Якоб Буркхардт (1818–1897), друг Ницше и его коллега по Базельскому университету, придерживался иного мнения: «Существуют… абсолютно разрушительные силы, под копытами которых никогда не вырастает трава»[162]. Разрушение и созидание происходят в разных частях планеты, как произошло, например, когда ткацкие фабрики Манчестера пришли на смену ткачам Бенгалии. Иллюстрируя разрушительное действие этого события, Маркс цитировал английского генерал-губернатора, писавшего домой в Лондон: «Это практически беспрецедентная трагедия в истории торговли. Долины Индии побелели от костей ткачей».
Тот факт, что в ходе глобализации мировой экономики рынок труда остается неглобализованным, приводит именно к разрушительному разрушению. Последствия его могут быть очень серьезными, как в случае Монголии. Вдобавок из-за того что все больше продуктов защищено авторскими правами и патентами, созидание стремится замкнуться в нескольких ограниченных географических областях. Прежняя технико-экономическая парадигма — массовое производство по системе Форда — оставляла бедным странам возможность развиваться при помощи обратной инженерии. В будущем у них скорее всего не будет такой возможности. Мы только начинаем осознавать, какие последствия окажет авторское и патентное право на глобальное неравенство.
По моему мнению, все описанные здесь механизмы примитивизации создают чудовищные преграды для экономического развития стран третьего мира. Такой процесс Гуннар Мюрдаль называет эффектом обратной волны: из бедных стран в богатые течет больше квалифицированного труда и больше капитала, чем из богатых в бедные.
КОРЕННЫЕ ЖИТЕЛИ: ПРИМИТИВИЗАЦИЯ ЧЕРЕЗ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННУЮ ПОЛИТИКУ
Глобализация усиливает экономическое давление, которое коренные жители испытывали еще во времена городов-государств. В XVIII веке аборигены мешали европейскому проекту по созданию национальных государств. В Испании вплоть до падения Франко любой язык этнического меньшинства считался угрозой национальному единству. Как гласит старая пословица, разница между диалектом и языком в том, что язык — это диалект, у которого есть собственная армия.
В северных государствах всеобщего благосостояния также есть свои коренные народности — эскимосы в Гренландии (независимой части Дании) и саамы в Норвегии, Швеции и Финляндии. В Норвегии до недавнего времени детям саамов запрещаяось общаться на родном языке. То, что я собираюсь рассказать о саамах-оленеводах, доказывает, что даже самое успешное государство может «примитивизировать» культуру собственного коренного народа. Этот случай особенно интересен тем, что норвежские саамы, в отличие от многих коренных народностей, находятся в благоприятной ситуации: в Норвегии у них национальная монополия на оленеводство, а оленина считается деликатесом и часто подается к королевскому столу в Норвегии и в других странах, к примеру в Княжестве Монако. Несмотря на это, в 1990-х годах экономическое положение саамов стало стремительно ухудшаться по вине правительства, которое в течение 25 лет проводило политику, заставившую оленеводов экономически регрессировать до уровня колонии. В 1999 году я оказался на обширном плато губернии Финнмарк, далеко за полярным кругом, на самом севере Норвегии. Министерство сельского хозяйства поручило мне выяснить, почему саамы-оленеводы, несмотря на монополию на производство национального деликатеса, стремительно беднеют. Я проехал на машине 6100 км, посетил все возможные организации оленеводов, объехал обширную северную часть Норвегии и, вероятно, видел больше оленьих скотобоен, старых и новых, чем кто-либо до меня. Отчету по итогам этой поездки я обязан тем, что стал persona non grata в том самом министерстве, которое меня в нее отправило[163].
Я обнаружил странную аномалию на местном рынке оленины. Большинство оленеводов Норвегии продавали животных нескольким крупным скотобойням («одобренным скотобойням», как выражается правительство) по цене 40 крон (5 евро) за килограмм. Однако несколько оленеводов, забивавших животных у местных мясников и торговавших мясом «на улице», выручали за килограмм (после вычета стоимости забивки) в полтора раза больше. Такие разные цены на один и тот же продукт в пределах небольшого рынка — странное явление. Я еще больше удивился, когда обнаружил, что в государстве всеобщего благосостояния, которым себя именует Норвегия, по высоким ценам торгуют мясом только самые богатые оленеводы. Откуда такая система?
Экономическая деградация саамов началась в 1976 году, когда оленеводство, до того никак не регулировавшееся, стало планироваться при помощи ежегодно утверждаемого Соглашения о северных оленях между саамами и правительством. Соглашение регулировало прежде всего цену, которую саамы должны были получать за оленину. Официальная статистика показывает, что в 1976 году каждый килограмм оленины приносил саамам 68 крон, а в 1990 году — только 32 кроны (с учетом инфляции, так что суммы можно сравнивать напрямую). По сравнению со впечатляющей нормой прибыли 48 крон за килограмм в 1976 году, в 1990 году саамы работали себе в убыток.
Падающая норма прибыли была следствием того, что производственной отрасли, крайне зависимой от климатических циклов, была навязана ригидная ценовая структура. Из-за североатлантических колебаний климата, аналогичных колебаниям Эль-Ниньо на западном побережье Америки, поголовье оленей в Арктике постоянно меняется, хотя и не так сильно, как леммингов. В XX веке было зарегистрировано 4 циклические волны, в ходе которых поголовье оленей могло увеличиваться или уменьшаться в 2 раза.
В 1980-е годы популяция оленей сильно выросла и цены на оленину упали. Чтобы исправить ситуацию, Министерство сельского хозяйства назначило крестьянскую мясную монополию (Norsk Kjott), которая имела почти полную монополию на производство мяса на закрытом рынке Норвегии, главным игроком на рынке, регулятором цен на оленину. Правительство отдало право устанавливать цену на продукт оленеводов их конкуренту.
В 1990-е годы за резким падением цен последовало падение объема производства, что ухудшило и без того тяжелое экономическое положение оленеводов. Оленина исчезла с рынка, но цены на нее не поднялись, потому что Министерство сельского хозяйства так и не собралось поднять желательную цену. Крестьянская монополия в свою очередь отказалась поднять цены на оленину. Когда в 1980-е годы цены сократились в 2 раза, объем производства продолжал расти. Теперь же объем производства упал вдвое из-за природных циклических колебаний климата, а цена продукта практически не изменилась. Это означало фактически, что доход оленеводов упал в 2 раза.
Правительство Норвегии стало субсидировать их производство, доплачивая пособие за каждый килограмм произведенного мяса. Однако для того чтобы претворить в жизнь эту схему, правительство потребовало, чтобы саамы продавали оленей только рекомендованным скотобойням. В то время как неофициальный уличный рынок платил за мясо цену, близкую к старой, эти скотобойни платили только низкую желательную цену. Таким образом, для того чтобы получать государственное пособие, саамы были вынуждены продавать оленину по искусственно заниженной цене, в то время как несколько относительно богатых оленеводов могли продавать ее гораздо дороже, по старой рыночной цене.
Правительство создало монополию, т. е. монополию на покупку, — тот же механизм, который английское правительство использовало, когда вытесняло с рынка индийских конкурентов манчестерских производителей хлопка. В Индии всего одна компания, покупавшая товар по фиксированной, не подлежащей обсуждению низкой цене, сумела произвести эффект, даже более опустощающий, чем тот, которому подверглись норвежские оленеводы.
Одновременно с этим в Европе были введены очень строгие санитарные нормы, которые требовали проводить забой животных и обработку мяса одинаковым образом как на свежевыпавшем снеге при температуре воздуха минус 20 °C, так и в центре Афин при температуре плюс 40 °C. Обязательные ловушки для тараканов при температуре воздуха минус 20 °C — только часть истории о том, как было уничтожено традиционное дело саамов. Забой скота, обработка мяса и его продажа были экономической основой их культуры. Теперь же деятельность оленеводов сократилась: грузовики увозили оленей на чужие бойни для того, чтобы потом на продаже оленины богатели конкуренты. Саамы превратились в производителей сырья; это был случай внутреннего колониализма.
Ознакомительная версия.
