Ознакомительная версия.
– Из 1,2 тыс. банков пострадали единицы. Да и они умерли спокойно. Поэтому нельзя говорить о банковском кризисе. Банковская система России существенно отличается от международной своей простотой и в связи с этим отсутствием больших проблем со сложными структурными продуктами, которые стали причиной огромных убытков и банкротства многих западных банков.
Но, поскольку российские банки выдавали кредиты, здесь действительно существует большая опасность. То падение экономики, которое произошло начиная с четвертого квартала прошлого года, постепенно начинает докатываться до кредитной системы. Падение было очень резким, и сегодня мало кто способен в срок вернуть заемные средства. Наверное, нужно идти по пути реструктуризации задолженности, и мы к этому готовы. Но сейчас очень важно не создавать банкам негативного имиджа, не противопоставлять их промышленному сектору или населению. Если такой негатив будет концентрироваться, он породит волну неплатежей банкам. Уже, к сожалению, имеются случаи, когда некоторые заемщики пытаются в судах доказывать, что нынешний кризис – это форс-мажор, непреодолимая сила, тайфун, и на этом основании требуют пересмотра кредитных договоров. Мы должны четко понять, что по закону у кредиторов есть безусловное право взыскивать задолженности. А любая реструктуризация, пролонгация – это договоренность двух сторон, это добрая воля. Если мы с этой позиции сойдем, мы можем очень далеко уехать и создать огромную проблему не только для банковского сектора, но и для экономики и общества в целом.
– Каков сейчас у вас уровень просроченной задолженности?
– На 1 апреля – 3,4 %. На 1 января он составлял 1,8 %. Соответственно, и резервы выросли. Но проблемной задолженностью мы считаем уже процентов семь. Эти показатели будут сейчас дальше возрастать у всех банков.
– Какой процент вашего кредитного портфеля Вы уже реструктурировали?
– Я думаю, около 15 %. Какой смысл доить вымя, если там нет ничего? Это непростая тема, потому что получается, что тот, кто может платить больше, платит больше. А те, у кого дела идут хуже, они как бы в более выгодной ситуации оказываются. Сейчас помогают меры государственной поддержки. Заработала система госгарантий. Мы считаем, что это правильный путь. Дело даже не в юридической гарантии, это четкий сигнал государства, что оно находится в одной лодке с кредитором и по этим кредитам в случае чего будут приниматься особые решения. Проведена докапитализация ряда компаний, идут субсидии по процентным ставкам. Это, конечно, помогает.
– В 2007году ВТБ провел крупнейшее в мире банковское IPO. Акции были проданы по 13,6 коп., а сейчас одна акция стоит меньше 3,3 коп. Каково смотреть в глаза инвесторам, которые поверили вам весной 2007 года?
– Банк ВТБ проводил размещение, когда рынок был на взлете. IPO было успешным, тем более что мы предлагали инвесторам акции одного из крупнейших государственных банков, который до этого не был на рынке. Если брать институциональных инвесторов, то они понимают правила игры. Это компании, профессиональные инвесторы, и если кто-то скажет, что лучше было вложиться в акции Citibank или другого крупного иностранного банка, то они ошибаются, потому что большинство из них потеряло за это время на мировых фондовых площадках больше, чем ВТБ. Весь рынок рухнул, и профессиональные инвесторы оказались в одинаковой ситуации, куда бы они ни вкладывали – в Россию, Европу, Америку. Но это их бизнес, и это риски, которые они оценивали, когда покупали акции. Сейчас многие институциональные инвесторы, которые участвовали в размещении на момент IPO, вышли из наших бумаг. Пришли новые, купившие акции совершенно на другом уровне цены. И у большинства нынешних акционеров убытков серьезных по нашим акциям нет.
– То есть те, кто изначально вкладывался в ВТБ, уже ушли, зафиксировав убытки?
– Не обязательно. Инвесторы с краткосрочной стратегией инвестирования, возможно, даже спекулятивной, могли выйти и войти в бумагу за этот период по нескольку раз, и не обязательно у них был зафиксирован убыток. У нас по-прежнему есть крупные инвесторы, у которых горизонт инвестирования не менее трех лет. Они и сейчас являются нашими акционерами. Кроме того, сейчас мы видим повышение интереса к российским акциям со стороны иностранных инвесторов, к бумагам ВТБ в частности. Для многих западных инвесторов цены на российские акции на текущих уровнях начинают выглядеть очень привлекательно, и они начинают опять покупать, даже несмотря на продолжающийся финансовый кризис.
– А «народные» акционеры?
– Вот здесь у меня другой подход. Я считаю, что могут быть приняты специальные меры, которые позволят в значительной степени компенсировать те потери, которые понесли «народные» акционеры. Мы такую концепцию в банке формируем. Окончательное решение здесь за наблюдательным советом. Мы готовим ряд предложений о том, каким образом компенсировать физическим лицам потери, которые они понесли. Эта концепция довольно сложно приживается. Потому что действительно рынок есть рынок, и во всем мире отношение к акционерам отличается от отношения, скажем, к владельцам банковских депозитов. Государства берут на себя гарантии по вкладам, а по акциям в мире нет такой системы. Считается, что акция – это рискованное вложение, и весь риск лежит на приобретателе акций, а задача компании – информировать акционера о ситуации в компании, предоставлять достоверную отчетность. Тем не менее менеджмент нашего банка считает, что меры по поддержке акционеров могут быть оправданны в определенных условиях.
– А в чем вообще смысл таких мер?
– Банку в большей степени, чем, скажем, нефтяной компании, важно иметь правильный публичный имидж, ведь мы работаем непосредственно с вкладами клиентов. И для имиджа банка лучше, чтобы не было большой категории людей, которая недовольна банком в силу любых причин. Кроме того, если мы не хотим окончательно убить идею народных IPO, если мы хотим создавать рынок длинных денег и более активно привлекать деньги населения на финансовый и фондовый рынки, то желательно, чтобы у народа не осталось чувства неудовлетворенности. У людей и так было слишком много проблем в 1990-е, связанных с пирамидами и прочим. И вот когда наконец они реально пришли на финансовый рынок, куда их позвали серьезные организации, мировой кризис всю эту картину смешал. И к сожалению, смешал довольно надолго. Поэтому эта ситуация уникальная, и здесь, я считаю, нужно принимать уникальные решения.
«Приходится переходить на ручной режим»
Ознакомительная версия.
