Во-первых, принятие англо-американских пакетов мер по спасению банков и европейская конверсия банковского кризиса в кризис суверенных долгов ясно дали банкирам понять, что их рискованные действия не будут иметь никаких последствий, так как банки будут спасены за счет налогоплательщиков в целом. Отсюда вопрос: если банкиры, идя на риск, имеют возможность получать краткосрочные прибыли, будучи надежно защищенными от последствий убытков, стоит ли им отказываться от привычного образа действий? Во-вторых, ведущие мировые финансовые операторы, благодаря своему огромному богатству и глобализированной отчужденности, уже настолько далеки от любого национального государства, что им нет никакого смысла беспокоиться о том, как их рискованные действия отразятся на репутации. Если практически все ведущие банки вовлечены в рискованные спекулятивные действия, то мы утрачиваем способность использовать потребительскую власть для того, чтобы избежать воздействия тех, кто ведет себя крайне отрицательно; мы вынуждены оплачивать их счета. (Это еще один пример того, что господство на рынках небольшого количества гигантских фирм приводит к изменению баланса сил и потребитель лишается былой власти.) В-третьих, краткосрочные перспективы извлечения банками выгоды на вторичных рынках настолько велики, что у них появляются очень сильные стимулы к полному отказу от учета любых долгосрочных интересов.
Правительства всех стран заинтересованы в принятии мер, направленных на регулирование банковской деятельности с целью избежать продолжения безответственных действий на рынках. Это позволило бы изменить систему стимулов в секторе так, чтобы у банков возникло желание присоединиться к компромиссным коалициям относительно регулирования. В то же время в условиях глобализации экономики правительства отдельных стран либо опасаются перетока банковских инвестиций в государства с более щадящими нормативно-правовыми режимами, либо сами хотели бы оказаться в их числе. Поэтому некоторые из них присоединяются к антирегулятивным коалициям, объединяющим группы, выступающие против реформирования системы. В данном случае поиск продуктивных компромиссов между рынками и ограничениями будет зависеть от групп национальных правительств, готовых действовать с учетом долгосрочных последствий и изыскивать средства наказания государств, пытающихся подорвать международное регулирование. В принципе достижение компромиссов вполне возможно. Большинство групп со специфическими интересами, из которых состоят сложно устроенные общества, получат выгоду от сочетания маркетизации и мер, направленных на преодоление ее отрицательных последствий. Но социал-демократы должны быть в первом ряду тех, кто берет на себя организацию международных действий.
Преодоление внешних эффектов
Второе важнейшее направление будущей политики в гораздо большей степени соответствует инстинктам социал-демократов. Имеется в виду преодоление внешних эффектов, продуцируемых рыночной деятельностью, но игнорируемых неолиберализмом. Решение данной задачи предполагает выявление случаев, когда расширение рынка в той или иной области приводит к возникновению новых проблем, а также применение понятия экстерналий не только в узком (например, в отношении таких проблем, как загрязнение окружающей среды), но и в более широком его значении. Отметим, что согласно экономической теории обнаружение проблемы, связанной с неким внешним эффектом, не означает обязательной необходимости в ее разрешении.
В данном контексте важным примером является многообразие человеческих целей. Рынки захватывают все новые и новые пространства, претендуя на присутствие в самых разных областях жизни людей. В первые десятилетия роста капитализма наиболее привлекательные возможности расширения рынков предлагало промышленное производство (в первую очередь изготовление различных материальных продуктов). В постиндустриальном обществе капиталисты сосредоточили внимание на поиске новых возможностей прежде всего в широчайшем спектре видов деятельности, связанных с предоставлением самых разных услуг, а также стремятся расширить диапазон рыночных видов деятельности за счет новых областей жизни. Мы уже упоминали о том, что эти стремления являются важнейшим мотивом к коммерциализации здравоохранения, образования, безопасности и ухода за нуждающимися. Поэтому мы должны все время задавать себе один и тот же вопрос: действительно ли возможность поиска фирмами новых прибыльных видов деятельности в названных выше направлениях является более ценной, более значимой, чем тревоги, которые вызывает состояние сферы общественных услуг, и проблемы, связанные с близкими нерыночными отношениями между политиками, государственными служащими и корпорациями?
Более сложной задачей является защита многообразия человеческих целей, которую мы уже обсуждали в контексте разделения домашнего и оплачиваемого труда. В западных индустриальных обществах некоторые области жизни были защищены от рынка благодаря гендерному разделению труда: процессы труда семьи, женского труда протекали в значительной степени вне рынка (за исключением приобретения товаров, необходимых для ведения домашнего хозяйства). «Превращение женского труда в товар», происходившее по мере того, как женщины пополняли ряды рабочей силы, принесло множество положительных экстерналий, поскольку было средством расширения политических и социальных прав лучшей половины человечества. Однако не обошлось и без отрицательных последствий, таких как проблемы баланса «работа – жизнь» в многочисленных «бедных временем» семьях, вынужденных «жонглировать» двумя оплачиваемыми работами при необходимости содержать дом и воспитывать детей, в свою очередь, сталкивающихся со все более острой конкуренцией на «образовательном рынке». Рост объема государственных услуг по уходу за детьми в некоторых странах – классический пример, иллюстрирующий основную тему этой книги: маркетизация создает проблему, и общественные услуги спешат на помощь либо в форме непосредственного обеспечения ухода, либо в форме субсидирования частных услуг, что одновременно способствует развитию экономики. Возникает вопрос: насколько далеко мы можем зайти в оказании семьям помощи в решении проблемы соотношения рабочего и свободного времени? Что еще может быть сделано в рамках государственной политики или учреждениями гражданского общества? Или мы должны воспринимать рост напряженности жизни как отрицательную экстерналию, с которой нам следует смириться, так как превращение женского труда в товар несет с собой множество преимуществ?
