Ознакомительная версия.
Апологеты колониальной системы уверяли, что такое невозможно. В 1868 году сам Бисмарк писал: "Веете преимущества, о которых говорили раньше, оказались по большей части иллюзорными. Англия уже сворачивает свою колониальную политику, поскольку находит ее слишком дорогостоящей"[179]. Другие защитники системы вторили знаменитому немцу. Они отмечали, что колонии "давали недостаточно"; что великие страны занимались колонизацией не по доброй воле, но лишь выполняли свою миссию распространения цивилизации во все уголки нашей планеты; что колонии оставались в большем выигрыше, чем метрополии, и так далее.
Они сильно заблуждались. Да, отдельные колонии и правда не приносили выгоды - в 1865 году парламентский комитет даже рекомендовал Британии покинуть все свои заморские владения за исключением территорий на западном берегу Африки на том основании, что они были неприбыльными предприятиями. Пусть все колонии не приносили прибыли, некоторые из них были баснословно богатыми. Так, в лучшее время чайные плантации на Цейлоне позволяли владельцу капитала уже через год возвращать себе половину вложенных средств. Точно так же, хотя вовсе не все отрасли промышленности выигрывали от наличия зарубежных рынков, несколько очень важных отраслей вряд ли могли бы без них существовать - классическим примером тому является зависимость английской хлопковой промышленности от Индии. Для всей Англии в целом инвестиции за рубеж были очень и очень выгодным вложением сбережений: между 1870 и 1914 годами около половины всех английских накоплений отправились за рубеж, а поток выплат и процентного дохода от этих вложений составлял десятую часть английского национального дохода[180].
Конечно, с чисто экономическими мотивами смешивались многие другие, и общий экономический эффект империализма был вовсе не так очевиден, как казалось Джону Аткинсону Гобсону. И все же было очень трудно найти исключительно неэкономическое объяснение внезапного натиска Европы на африканские и азиатские земли. Так, огромные плантации на Яве и Суматре стали очень важной площадкой для голландского капитала. Если мы говорим о Малайе, то нельзя не вспомнить об английских компаниях, которым тамошнее дешевое, но вместе с тем жизненно важное сырье позволило создать поистине международную монополию. Что же касается Ближнего Востока, то он манил нефтью и стратегическим контролем над судоходством в Суэцком канале. "Чего не хватает нашим компаниям... и чем дальше, тем больше, так это рынков", - говорил один французский министр в 1885 году. А в 1926-м тогда еще президент немецкого Рейхсбанка Яльмар Шахт объявил: "Борьба за сырье играет в мировой политике роль еще более важную, чем до войны. В этой ситуации единственное решение для Германии - это захват все новых колоний". Конкретные мотивы менялись от страны к стране, но везде общим знаменателем была именно экономическая выгода.
Должны ли мы считать, что империализм и правда является неотъемлемой составной частью капитализма? Ответить на этот вопрос не так просто. С самого ее рождения капиталистической системе была свойственна тяга к росту и расширению, а главной движущей силой системы было стремление к накоплению все больших объемов капитала. Поэтому уже с самого начала капиталистические предприятия засматривались на заморские земли, видя в них как новые рынки, так и источники недорогого сырья. Что не менее важно, правительства капиталистических стран, как правило, поддерживали своих частных предпринимателей в зарубежных инициативах и защищали их.
Об этих слагаемых империализма нет нужды спорить. Но сегодня мы рассматриваем процесс капиталистического роста совсем под другим углом, нежели Гобсон или Ленин. По всей видимости, капитализм движется не потому, что нам некуда девать наши сбережения и мы вкладываем их за рубеж. Скорее дело здесь в необыкновенной способности капитализма вытеснять все иные способы организации производства и прочно обосновываться даже в самой некапиталистической среде. Наверное, в ориентации на новые технологии, в эффективности, в динамичности капиталистической системы есть что-то, делающее разрастание самой системы "неизбежным".
Империализм сегодня рассматривается нами лишь как часть интернационализации капитала - процесса, который начался еще до окончательного формирования капитализма и не завершился по сей день. Необходимо, впрочем, различать разные стадии интернационализации. Тот империализм, что приблизил начало Первой мировой войны, состоял не только в переносе капиталистического способа производства в Азию, Африку и Южную Америку. К этому стоит прибавить откровенное вмешательство в политическую жизнь других государств, ужасающую эксплуатацию, применение военной силы и повсеместное безразличие к нуждам бедных стран. Британские вложения в Индию на рубеже веков, к примеру, тем и отличаются, что они состоялись в основном из-за желания англичан, а вовсе не в интересах самой Индии. В случае с Бельгийским Конго или Голландской Индией "в основном" можно смело поменять на "исключительно".
Следы подобного старомодного империализма легко обнаружить и сегодня, пусть его внешние проявления и стали другими. Вторая мировая война положила конец колониальным отношениям, в рамках которых экономические державы прошлых лет расширяли свое влияние. На месте слабых колониальных владений образовались независимые государства. Хотя многие из этих стран были (и до сих пор остаются) слабыми и нищими, их новый статус стал надежной защитой от привычного в первой половине века бесцеремонного вторжения европейских стран в их внутренние дела.
С Соединенными Штатами Америки история немного иная. И после войны эта страна применяла силу ко многим менее развитым государствам - среди них Куба, Вьетнам, Никарагуа и Ирак, - так что сегодня США заслуженно носит не самый завидный титул главной империалистической державы современности. Но мотивы этих вторжений заметно изменились с тех пор, как морские пехотинцы отправлялись в банановые республики, а канонерки достигали берегов Китая. Америка боролась не за свою собственность, но за свою идеологию. Как и англичане во времена Французской революции, правительство Америки вплоть до крушения Советского Союза считало, что ему угрожает огромная революционная сила - сила коммунизма в масштабах всего мира, и главными кандидатами на присоединение к армии коммунистов считались именно слабые и нестабильные южноамериканские государства. Естественно, на все проявления социализма в этих странах мы реагировали так, как если бы это были первые шаги на пути к установлению очередного коммунистического режима, и всемерно поддерживали старые правительства, таким образом борясь с коммунизмом.
Ознакомительная версия.
