Ознакомительная версия.
Выпуском наличных денег и планированием их обращения занимался Государственный банк СССР.
С 1930 г. началось составление кассовых планов Госбанка СССР в увязке с балансами денежных доходов и денежных расходов населения и кассовыми планами предприятий. Планирование денежного обращения перестало ограничиваться общим определением количества денег в обращении и его косвенным регулированием. Оно стало прямым и охватывало основные потоки налично-денежного оборота, которые сводились в основном к выплатам наличных средств на заработную плату, по заготовкам и со счетов колхозов, а также к возврату этих денег через торговую сеть и посредством финансовых мероприятий государства (налоги, займы).
Главная задача Госплана, НКФ и Госбанка состояла в том, чтобы поддерживать покупательную способность наличного рубля, не допускать его обесценения, инфляционного роста цен на рынке потребительских товаров. В годы первой пятилетки действительно наблюдалось ускоренное наращивание массы наличных денег, которое отставало от насыщения рынка потребительскими товарами. Ситуация стабилизировалась в 1932–1933 гг. Несмотря на некоторое обесценение наличного рубля реальные доходы граждан за годы индустриализации заметно выросли. Что касается темы сбалансированности товарного рынка и наличной денежной массы в сталинской экономике, то она заслуживает отдельного разговора.
Если максимально упростить логику двухконтурной денежной системы, то она сводится к следующему. Государство (Госбанк) выпускает такое количество наличных рублей, которое необходимо для выплаты заработной планы работникам всех отраслей промышленности (как группы А, так и группы Б), части работников сельского хозяйства (совхозы), работникам других отраслей народного хозяйства (строительство, транспорт, связь), занятым в непроизводственной сфере (военные, врачи, учителя, ученые, работники культуры), а также для выплаты пенсий, стипендий, детских пособий и иного рода социальных выплат. Вся эта сумма наличных рублей должна иметь товарное наполнение за счет продукции сельского хозяйства и отраслей группы Б. В послевоенное время раскладка по занятости в СССР была примерно такая: 25% были заняты в производстве товаров народного потребления, 50% – в группе отраслей А (сюда включаются также оборонные производства), 25% – в бюджетной сфере (включая военных). Получается, что один работник, занятый в производстве потребительских товаров, обеспечивал ими не только себя, но еще трех человек, занятых другими видами деятельности.
Плотина между двумя контурами денежного обращения
Хотелось бы обратить внимание, что между безналичным контуром и наличным контуром денежного обращения были выставлены очень прочные барьеры. Предприятиям разрешалось переводить в наличную форму лишь те суммы, которые были необходимы для выплаты заработной платы и расходов на командировки. И еще кое-что по мелочи. За многие годы (десятилетия) существования двухконтурной денежной системы случаи незаконной «обналички» в СССР можно пересчитать по пальцам. Были ли хищения социалистической собственности? Были. Но 99% всех хищений приходилось на такие виды имущества, как сырье, неучтенная промышленная продукция (цеховики), сельскохозяйственные продукты и т. п. Случались (правда, редко) нападения на кассиров в магазинах и даже инкассаторов, похищали наличные деньги. Но вот украсть безналичные деньги путем их конвертации в наличные было так же трудно, как, скажем, ограбить «Форт Нокс». Даже если какие-то мизерные утечки из контура безналичного обращения и происходили, у лиц, получивших наличность, не было никаких шансов приобрести на них средства производства, которые могли бы стать источником нетрудовых доходов. Жизнь таких подпольных миллионеров очень была похожа на жизнь Александра Ивановича Корейко или Остапа Бендера (после получения им заветного миллиона).
Благодаря созданию двухконтурной денежной системы удалось создать вообще уникальную экономическую модель. Вот как выразил эту уникальность казахский экономист К. Ахметов: «Решение разделить денежную массу на две независимые сферы – наличную и безналичную – было, бесспорно, гениальным. Оно позволило стране в кратчайшие сроки пройти путь, который при нормальном развитии процессов занял бы несколько столетий (в лучшем случае). Такое решение теоретически абсолютно неразрешимых проблем было единственно возможным в тех конкретно-исторических условиях, с теми производственными ресурсами, которые имелись в наличии, и при том уровне технического развития. Это решение было найдено не сразу, а эмпирически, опытным путем. Созданная в СССР финансовая система не имела аналогов в истории. Она вступала в такой разительный контраст со всем опытом, накопленным экономической наукой к тому времени, что потребовалось целое идеологическое, а не научное обоснование ее внедрения. В результате принципы работы советской финансовой системы были так закамуфлированы идеологическими построениями, что они толком не осмыслены до сих пор. Рывок в экономике привел к полному изменению ее структуры и созданию соответствующей финансовой системы. Он задал такое направление развития, при котором не экономика развивается в соответствии с ростом личного потребления, а, наоборот, потребление растет вслед за возрастанием возможностей экономики»[160]. В каком-то виде тезис Ахметова об ускоренном развитии экономики по отношению к росту потребления корреспондирует с важнейшим официальным принципом сталинской экономики, который называется опережающим развитием группы отраслей А по отношению к группе отраслей Б.
Размывание и разрушение плотины между двумя контурами
После прихода к руководству страной М. Горбачева началась завершающая фаза разрушения сталинской экономики. Удар был нанесен по двухконтурной системе денежного обращения. Под предлогом совершенствования материального стимулирования работников на партийном и государственном уровне были приняты решения, которые разрешали переводить часть безналичных средств различных фондов предприятий в фонд материального поощрения, а из него переводить деньги в наличную форму. Впрочем, за два десятилетия до перестройки Горбачева была проведена репетиция под названием «реформа Косыгина-Либермана». Она ослабила барьер между безналичным и наличным контурами денежного обращения (не говоря уже о том, что усилила затратный характер экономики). Во-первых, предприятия были ориентированы на прибыль как ключевой показатель. Во-вторых, им было разрешено переводить часть своей прибыли в фонды материального поощрения. Все это якобы должно было стимулировать трудовую активность и снижение себестоимости продукции. А в ходе перестройки плотина между двумя контурами денежного обращения была окончательно разрушена. В 1989 г. известный экономист В. М. Якушев писал: «Рубли в отношениях между предприятиями играют роль не денег, а учетных единиц („счетные деньги“), с помощью которых опосредуется обмен деятельностью и ведется учет затрат труда. Мы имеем два типа денег: „трудовые“ и „счетные“, и это наша реальность. Их нельзя смешивать, а тем более переводить „счетные“ в „трудовые“. Работники плановых и финансовых органов невольно учитывают данное различие и настаивают, чтобы в фонды материального стимулирования не переводились деньги с других статей расходов. Но это различие не признается экономистами товарной ориентации, и они, вместо того чтобы понять, почему практики так поступают, обвиняют их в недомыслии и невежестве, забыв, что практика – это критерий истины. Сейчас в фонды материального поощрения стали обильно переводиться „счетные“ деньги. И вот результат – финансовая система практически дезорганизована» (курсив мой. – В. К.)[161].
Ознакомительная версия.
