полностью не теряли уверенности в себе и не погружались в глубины отчаяния, когда и их коснулось смертельно опасное лето 1940 года. Умный, интуитивно мудрый фондовый рынок, как и старый мудрый Черчилль, теперь был уверен, что при участии Соединенных Штатов союзники победят. Вопрос был лишь в том, насколько болезненной и долгой будет борьба и насколько обеднеет Англия к тому времени, когда все закончится. Но это было темное, мрачное время.
Невероятно захватывающе наблюдать рост на лондонском рынке после битвы в Коралловом море и сражения за Мидуэй, а затем – то, как он слабеет на протяжении большей части июня, когда военные новости из пустыни стали хуже, а руководству Черчилля был брошен вызов. Читая прессу того времени, кажется, что инвесторы также были обескуражены растущей критикой ведения войны и развивающимся движением в парламенте за смену премьер-министра. В начале июня 1942 года Черчилль отправился в Вашингтон для проведения военного консилиума с Рузвельтом; консилиум прошел хорошо, но дома назревал мятеж. Вернувшись домой, Черчилль обнаружил, что в Палате общин ему грозит вотум доверия. Спустя пять лет в книге «Поворот судьбы» Черчилль написал:
«Болтовня и критика со стороны прессы, где работали самые отточенные перья и звучало множество крикливых голосов, нашли себе отражение в деятельности нескольких десятков членов Палаты общин и в довольно хмуром отношении со стороны огромного большинства людей».
На дополнительных выборах на место в Палате общин кандидат от правительства получил только 6226 голосов из почти 20 000 поданных голосов вообще, что было истолковано широкой общественностью как недовольство ведением войны. В кулуарах Палаты общин и в лондонских газетах заговорили о «решающем политическом кризисе». Не забывайте, что Черчилль был не только премьер-министром, но и министром обороны, и часть критики была направлена на эту его двойную роль. 25 июня 1942 года предложение о вынесении порицания было вынесено на рассмотрение парламента в следующих выражениях:
«Эта палата, отдавая дань уважения героизму и выносливости вооруженных сил Короны в обстоятельствах исключительных трудностей, не имеет уверенности в главном направлении войны».
Авторами предложения были выдающиеся люди, которые знали Черчилля в течение многих лет, в некоторых случаях с детства. Один из них, сэр Роджер Киз, был недоволен тем, что Черчилль отстранил его от власти, несмотря на их давнюю дружбу, и он чувствовал, что Черчилль не прислушивался к его советам. Другой, сэр Джон Уордлоу-Милн, был глубокоуважаемым государственным деятелем. Все они знали, что, если предложение будет принято Палатой представителей, премьер-министр должен будет покинуть свой пост. Ни один из министров в коалиционном правительстве Черчилля не поддержал предложения, и не было никаких политических интриг в кабинете министров, но дебаты были жаркими и временами весьма личными.
Беван, который всегда был занозой в боку Черчилля, сказал: «Премьер-министр всегда говорит о поражении как о катастрофе, как будто пришедшей от Бога, а о победе – так, как будто она пришла от него самого» [233]. Один из друзей как-то спросил Бевана, почему тот [не] выступает против премьер-министра.
– Как ты думаешь, что произойдет, если он уйдет?
– Ну, – огрызнулся Беван, – предположим, он уйдет. И что нам тогда делать? Послать Гитлеру открытку, что мы сдаемся?
Беван не был поклонником Черчилля. В другой раз он описал того, как «человека, застрявшего в подростковом возрасте…».
Черчиллю припомнили прошлые поражения, случившиеся за его долгую карьеру, такие как Галлиполи и Норвегия, произошедшие, когда он был Первым морским лордом; также было выдвинуто обвинение в том, что правительство раз за разом слишком оптимистично оценивало ход войны. Некоторые говорили, что он слишком много вмешивался в военное руководство на местах. Уордлоу-Милн утверждал, что Черчилль разбрасывается между слишком большим количеством взятых на себя обязанностей. И Черчилль не сделал свою ситуацию лучше, сказав: «Я не страдаю от желания, чтобы меня освободили от моих обязанностей. Все, чего я хотел, это выполнения моих пожеланий после разумного обсуждения» [234]. Пока все это происходило, Черчилль переживал неприятный, изнурительный кризис в собственном семействе. Его сын Рэндольф был, по словам Уильяма Манчестера, «хамом», и они с отцом часто ссорились. Еще более жесток Рэндольф был к матери, утверждая, что она «ненавидит» его. Красивый мужчина, он слишком много пил, был громким, откровенным, властным и в целом несносным. Его все недолюбливали, и у него было много врагов. Устав одного лондонского клуба был фактически изменен следующим образом: «Рэндольф Черчилль не имеет права быть членом клуба» [235]. Когда ему удалили опухоль из пищеварительного канала, лорд Стэнли из Олдерли, опять же по словам Манчестера, узнав, что опухоль не была раковой, заметил, стоя у барной стойки своего клуба: «Какая жалость: удалять ту единственную часть Рэндольфа, которая не является злокачественной» [236].
Джон Мичем в книге «Франклин и Уинстон во время войны» рассказывает, что пока Рэндольф находился в Египте, его молодая жена Памела имела продолжительный роман с гораздо более старым, 50-летним Авериллом Гарриманом, в то время занимавшим должность американского посла в Лондоне. Весной 1942 года, когда Рэндольф узнал об этом, он пришел к убеждению, что его мать и отец знали об этих отношениях, но не предупредили его и не вмешались. На самом деле, и Памела, и Гарриман были с премьер-министром в Чартвелле поздно вечером в день нападения на Перл-Харбор. Последовала грандиозная семейная ссора, которая, должно быть, глубоко расстроила Черчилля, которому и без этого хватало забот [237]. Великие люди, как и инвестиционные менеджеры, иногда сталкиваются с эмоционально изнуряющими проблемами в личной жизни, даже когда внешние кризисы ставят перед ними вопросы буквально жизни и смерти.
Пока все это происходило, военные новости оставались плохими. Роммель и его «Африканский корпус» молниеносными ударами и упорным натиском раз за разом обыгрывали британских генералов и Восьмую армию. К середине июня 1942 года Роммель осадил ключевой город-крепость Тобрук в Ливии, который несколько раз переходил из рук в руки. Ожесточенные бои шли в течение следующей недели, немцы прорвали периметр против 11-й индийской бригады и овладели значительной частью крепости. 21 июня 1942 года 33 000 британских, индийских и южноафриканских войск капитулировали в Тобруке. Как и в Сингапуре, большое количество людей и техники было сдано преждевременно. Многие из солдат, которые почти не участвовали в боях, не могли поверить, что они сдаются без дальнейшего сопротивления. Однако, вероятно, их положение на самом деле было безнадежным. Теперь Роммель, казалось, был готов войти в Египет и захватить Каир. Осмотрев добычу, начальник штаба Роммеля доложил в Берлин, подчеркнув второе предложение:
«Добыча была огромной. Она состояла из припасов для 30 000 человек на три месяца и более 10 000 кубометров бензина. Без этой добычи адекватное питание и снабжение для бронетанковых дивизий было бы невозможно в ближайшие месяцы»
