Отличный пример – Тони Шей, руководитель обувного интернет-магазина Zappos. В Zappos есть собственная корпоративная «вики»[41], где сотрудники могут изложить жалобы и тревоги и поделиться проблемами; торговым агентам разрешается направлять клиентов в магазины конкурентов, если им не смогли подобрать нужную обувь; поставщики могут увидеть всю финансовую информацию о своем товаре, включая размер прибыли. Шей считает: чем больше – хорошего и плохого – клиенты и поставщики будут знать про Zappos, тем вероятнее, что они будут иметь с ними дело. Кажется, это работает: в 2001 году продажи Zappos оценивались в 8,6 миллиона долларов; к 2008 году они превысили миллиард, и компания вошла в список Forbes «25 лучших компаний для работы».
Клайв Томпсон из журнала Wired выступает за абсолютную прозрачность: «Прозрачность – как выпад в дзюдо. Ваши клиенты в любом случае будут пытаться совать нос в ваши дела, а ваши работники будут выбалтывать внутреннюю информацию – так почему не заставить это работать на вас, превратив всех в партнеров по процессу?»[42]
«Побочные эффекты» прозрачностиПравительства сейчас требуют от школ и университетов открывать все больше информации. И вот тут, я думаю, стремление получить сведения об академической успеваемости учащихся становится непродуктивным. Не одно британское правительство полагало необходимым публиковать информацию о результатах школ по стандартизированным государственным тестам, утверждая, что родители «имеют право знать». Может быть, причина в этом, а может, и нет. Однако эксперт в области образования Йонг Чжао говорит о необходимости рассматривать инновации в образовании точно так же, как медицинское сообщество рассматривает клинические испытания. Само по себе нововведение может быть удачным, но каковы побочные эффекты?
В данном случае, без сомнения, введение публикации результатов школьных оценок повлияло на выбор школы (весьма ограниченный), куда родители отдают своих детей. Здесь, однако, диалог определяется информацией. Из-за того что определенные вещи, которые должны иметь для родителей большое значение, оцениваются неверно или не оцениваются вообще (обстановка в школе, случаи запугивания, степень вовлечения родителей, умение заинтересовать учеников и завоевать их доверие), критерии того, что делает школу «хорошей», оказываются искаженными, а диалог – менее эффективным.
Поскольку эти аспекты обучения не оцениваются и не обсуждаются, у школ нет никакого стимула стать обучающими сообществами, которые описаны далее. Вот почему открытость зависит от контекста: правительство начало настаивать на раскрытии информации, а в итоге школы стали более закрытыми, излишне озабоченными показателями и результатами тестов. Таким образом, побочным эффектом того, что мы получаем информацию, на которую имеем право, может стать закрытие очень хороших школ.
* * *
В социальном плане открытость – более сложная ценность и более сложное действие, чем обмен информацией. И более спорная с точки зрения политики и торговли. В действительности она обозначает битву за контроль над знанием. Дело «Правительство против WikiLeaks» и утечка информации из Агентства национальной безопасности США; Эдвард Сноуден; постоянное противостояние крупных корпораций и хакерской группы Anonymous[43]…
Однако она обозначает еще и два пути, которыми может идти бизнес. Ни в чем другом эта битва не проявилась более четко, чем в противостоянии Apple и Google. Apple сильно обогатилась благодаря тому, что Стив Джобс настаивал на секретности и закрытых исходных кодах. Однако уже появляются признаки недовольства потребителей тем, что они «заперты» в продуктах Apple, и компании, возможно, придется стать более открытой.
Google однозначно позиционирует себя в качестве открытой компании. Там верят, что «открытые» в итоге возьмут верх над «закрытыми». В электронном письме, разосланном в 2009 году всем сотрудникам, старший вице-президент Google по управлению продуктами и маркетингу Джонатан Розенберг разъяснил неизбежность раскрытия всего – систем, платформ, исходных кодов – и дал понять, каким образом оно изменит политику, культуру, технологию, да и каждый аспект нашей жизни: «Людям, которые мыслят категориями устаревших программ MBA, это кажется парадоксальным, но если мы будем хорошо работать, то отношение скоро изменится. Наша цель – сделать так, чтобы открытость стала тем состоянием, которое ожидается „по умолчанию“. Люди будут стремиться к ней, затем ждать ее и требовать, и придут в бешенство, если они ее не получат. Если открытость станет интуитивной, значит, нам все удастся… Открытость победит. Она победит в Интернете и затем перекинется на многие сферы жизни. Будущее правительства – прозрачность. Будущее торговли – информационная гармония. Будущее культуры – свобода. Будущее науки и медицины – сотрудничество. Будущее развлечений – участие. Каждое из этих будущих зависит от открытости Интернета».
Для таких компаний, как Google, быть открытыми – значит быть и свободными. Однако, как мы увидим, у этого кажущегося безобидным слова может быть несколько интерпретаций. Большинство из них укладывается в модель SOFT (обмен, открытость, свобода и доверие), так что давайте рассмотрим их одно за другим.
Свобода как ценность22 февраля 2010 года американский студент Дэн Браун загрузил в свой канал на YouTube шестиминутное «Открытое письмо преподавателям». Ролик показывает исключительно четко выражающего свои мысли, очень активного, самоуверенного молодого человека и заканчивается словами: «Я бросил университет, потому что он мешал моему образованию!» Видео просмотрели больше 270 тысяч человек; оно вызвало экстраординарный отклик – больше шести тысяч комментариев. Большинство из них разделилось практически поровну между молодыми людьми, которые либо учатся в университете, либо собираются поступать и приветствуют его аргументы, и старшими выпускниками университетов, серьезно порицающими Дэна за то, что он кусает кормившую его руку.
Их логика заключается в следующем: «Если университет для тебя ничего не сделал, как тебе удалось стать таким умным?» Они, видимо, не принимают во внимание ни способность Брауна к самообразованию, ни то, что ему не нужны учебники или лекции по предметам, поскольку, как он утверждает, все, что ему требуется, есть в Интернете.
Что до меня, ключевой момент этой дискуссии состоит не в том, обманул ли ожидания Брауна его университет. Скорее, это яркая иллюстрация той ситуации, в которой оказались все специализированные учебные заведения: предполагалось, что ценность знания в дивной новой[44] экономике знаний в будущем возрастет, а не упадет практически до нуля. Итак, принимая во внимание то будущее «высокой квалификации/низкого дохода», ожидающее выпускников университетов, ищущих работу по специальности в развитых странах, зачем самоучке вроде Дэна платить за обучение в университете, особенно если нужная ему информация находится в свободном доступе?
Свобода как свобода от оплатыКрис Андерсон[45] одним из первых определил, каким образом бесплатность стала не просто ключевой частью многих бизнес-моделей, но и тем, чего ожидает потребитель. В своей книге «Бесплатно: будущее последней цены» («Free: The Future of a Radical Price») Андерсон упоминает об изложенных Джонатаном Ханделом, юристом в сфере индустрии развлечений, шести причинах, по которым доступ к цифровому контенту неизбежно станет бесплатным (комментарии мои).
1. Законы спроса и предложения: предложение на рынке цифрового контента выросло в геометрической прогрессии; однако спрос на него имеет пределы, поскольку мы можем «переварить» ограниченное количество информации. Так что стоимость контента стремительно упала.
2. Утрата материальной формы: поскольку цифровой контент не имеет физического воплощения (газет, дисков, кассет), мы рассматриваем его как нечто нематериальное и поэтому меньше готовы за него платить.
3. Легкость доступа: если мы находим что-то в магазине, мы предполагаем, что за это нужно платить; но если мы за секунду скачиваем что-то из Интернета, у нас нет ни времени подумать о стоимости, ни желания оплатить приобретение.
4. Переход к контенту, сопровождаемому рекламой: все знают, что Google делает деньги (много денег) на рекламе, так почему бы не заработать производителям контента?
5. Рыночные силы в индустрии технологий: в производстве оборудования крутится больше денег, чем в производстве программного обеспечения. Когда Apple выпустила iTunes, она не ожидала заработать на этой программе много денег, но было понятно – нужно купить iPod, чтобы слушать на нем музыку[46]. Это изящная манипуляция одной из самых первых продаж по бросовой цене. Gillette продает по дешевке бритвенные станки (оборудование), зато нам приходится покупать лезвия (дополнительные детали).
