Ознакомительная версия.
Во-первых, ответственность перед обществом за удовлетворение народнохозяйственных потребностей и эффективность использования ресурсов, предоставленных государством в распоряжение данного коллектива. Она реализуется через систему государственных и других заказов, нормативов эффективности использования ресурсов и связанных с ними хозяйственного расчета и стимулирования. Во-вторых, ответственность производителей перед непосредственными потребителями их продукции и услуг, основывающаяся на заказах и хозяйственных договорах, т. е. на горизонтальных экономических связях. В-третьих, ответственность предприятия за техническое состояние производства, за уровень оплаты труда, жилищное строительство для коллектива и решение других социальных вопросов. Это уже новая постановка проблемы, возникшая в ходе экономической реформы.
Однако те, кто громко ратовал за самостоятельность, почувствовав неотъемлемо сопряженную с ней огромную ответственность, начинали идти на попятную. На практике оказалось, что активными сторонниками сохранения отживших порядков были не только работники центральных экономических ведомств, но часто сами руководители предприятий и объединений. В советской системе материального и морального стимулирования распространилась уравниловка, которая проявлялась в оплате и социальном поощрении труда как отдельных работников так и целых коллективов: убытки отстающих министерств, регионов, предприятий часто возмещались за счет доходов эффективно работающих. Это породило иждивенчество, снизило ценность труда, нивелировало стремление к новому и прогрессивному. Используя недостатки хозяйственной системы, определенная прослойка людей стремилась получать (и таки получала) «нетрудовые» доходы. Уже сложно было согласовывать интересы общества, коллективов и отдельных работников.
Что касается высших эшелонов власти, то в боязни дальнейшего продвижения реформ, возможно, играла историческая память руководителей СССР о событиях в Чехословакии в 1968 г. Тогда прогрессивные чехословацкие реформаторы во главе с Первым секретарем Коммунистической партии Чехословакии Александром Дубчеком предприняли попытку создать экономический механизм с центром тяжести именно на предприятиях и групповых интересах коллективов. Период экономической, культурной и политической либерализации в Чехословакии был назван «Пражской весной». По замыслу чехословацких реформаторов, самоуправляющиеся органы предприятий («советы трудящихся») должны были превратиться в «самостоятельные рыночные субъекты», руководствующиеся в своей деятельности не централизованным планом (выражающим общенародные, государственные интересы), а своими групповыми интересами и складывающейся конъюнктурой «свободного» рынка. В итоге должна создаться такая «экономическая система управления, которая освобождает предприятия от тесных пут государственного административного аппарата, возлагает на них конкретную материальную ответственность и предоставляет право действовать самостоятельно»[43]. На самом деле идейные вдохновители реформ не отказывались от планирования совсем. Стремясь к планированию, которое обеспечивало бы равномерный и постоянный рост хозяйства в направлении, отвечающем интересам большинства народа, реформаторы «хотели прийти к так называемому макроэкономическому планированию, которое, с одной стороны, не ставило бы предприятиям никаких связывающих целей, но с другой – должно было бы служить основой экономической политики власти»[44].
Увеличение самостоятельности трудовых коллективов, расширение прав государственных предприятий, вплоть до создания ими новых малых предприятий, должны были создать поле для «широкой экономической инициативы». Намеченная реформаторами модель хозяйства не имела ничего общего с «бюрократическим коммунистическим хозяйством», в ней сохранялась главная идея – коллективная собственность в крупном предпринимательстве. По мнению чехословацких лидеров-реформаторов, свободное коллективное хозяйство могло существовать только в подлинно демократических условиях. А к демократизации политической системы можно было прийти только посредством экономической реформы, в которой особая роль отводилась возрождению «чувства хозяина» у работников предприятий. «Мы хотели, чтобы образ мышления человека, заинтересованного только в заработке, сменился образом мышления человека-хозяина, по-настоящему заинтересованного в хозяйственном творчестве и имеющего реальную возможность через своих представителей принимать в этом творчестве участие. Таково было наше основное представление о создании – я (Ота Шик. – И. А) бы их так назвал – социалистических промышленных предприятий»[45]. В 1960-е гг. это никак не вписывалось в идеологические и политические интересы Советского Союза, особенно в области децентрализации административной власти. В итоге военного вмешательства «Пражская весна» была подавлена. Сторонники «идейного плюрализма», который должен был привести к построению «социализма с человеческим лицом» (чеш. socialismus s lidskou tvâfi), были либо отстранены от руководства страной, либо арестованы или высланы за пределы Чехословакии.
В СССР впервые застойные явления дали о себе знать в конце 1950-х – начале 1960-х гг., а с середины 1970-х гг. кривая темпов роста пошла вниз. Стали нарастать социальные трудности, социальная пассивность, проявилась вся совокупность связанных с этим злоупотреблений. Конечно, идейная связь реформы государственных предприятий 1988 года с замыслом реформы 1965 года существовала. Но формула о том, что предприятия сами отвечают за свои результаты, тогда не была доведена до идеи самоуправления трудового коллектива. Самостоятельность предприятий мыслилась только в рамках ответственности назначаемых руководителей за результаты работы. Имевшийся опыт Югославии критиковался в 1950-е гг. как образец ревизионизма.
Строительство югославской модели экономики и общества, в отличие от других социалистических стран, базировалось на «самоуправленческом социализме» с упором на самостоятельность низовых звеньев хозяйственной, административной и региональной системы. В 1960-е гг. югославские предприятия и их трудовые коллективы получили еще большую самостоятельность: был, например, отменен государственный контроль над распределением их чистого дохода. Принцип самоуправления распространился и на сектор социальной инфраструктуры, который перестал финансироваться за счет бюджета. К концу 1960-х гг. менее 10 % капитальных вложений в стране финансировалось государством, остальные 90 % примерно поровну распределялись между прибылью самих предприятий и банковским кредитом. Свою автономию предприятия часто использовали прежде всего в целях ускоренного роста фонда оплаты труда, который со временем стал опережать рост производительности труда. Все это происходило на фоне ослабления роли государства и его институтов в экономике и обществе. К началу 1970-х гг. федеральная ответственность концентрировалась лишь на обороне страны, пенсионном обеспечении, обслуживании внешнего долга и на фонде развития отсталых районов страны. Регионы же получили обширные политические и экономические права, что в дальнейшем получило драматическое развитие[46].
Нужно было огромное политическое и научное мужество, которое проявил XXVII Съезд партии, когда назвал вещи своими именами. А конкретно, наши собственные социальные и производственные отношения, во многом устарев, стали тормозом на пути социально-экономического развития страны. Необходимо было принимать кардинальные меры. И в первую очередь перестраивать собственное сознание. Новый этап социального, экономического и политического развития страны вынуждал к росту уважения к другим взглядам и готовности воспринимать их не обязательно как негативные или агрессивные, а также к признанию многовариативности развития и свободы выбора, отказу от силы и угрозы силой в пропаганде своего образа мышления. Людям постепенно приходило осознание того, что перестройка должна носить комплексный характер, охватив экономическую сферу, политическую систему, духовно-культурные традиции. Отсюда логически следует формирование в конечном итоге и новой системы ценностей, в которой тема собственности не носила бы негативного оттенка, не вызывала бы чувства неловкости, стеснительности.
Вопрос о собственности на средства производства всегда выступает коренным вопросом любой социальной революции. Смысл происходившей перестройки был связан с поворотом экономики к социальным процессам. Поднятая тема хозяина, собственника в итоге актуализировала вопрос о социальной природе формирующегося в стране Советов рынка, которая определялась господствующими в обществе отношениями собственности. По новому перестроечному представлению социалистическая собственность имела очень сложную структуру, включала в себя и государственную собственность, и различные формы кооперативной (как колхозной, так и ее современных, более гибких малых форм), совместные формы государственной и негосударственной собственности. К тому же кооперация в конце 1980-х – начале 1990-х гг. – это не та кооперация, которая была в начале Советской власти, когда собирались индивидуальные кустари (которых было достаточно много) и с помощью объединенных средств вели свое хозяйство. Таких кустарей практически не осталось. Возникли совершенно иные отношения в кооперации, в том числе кооперативные предприятия на базе аренды объектов государственной собственности.
Ознакомительная версия.
