следует названным правилам, он скоро утвердится в государстве и почувствует себя в нем прочнее и увереннее, чем если бы получил власть по наследству. Ибо новый государь вызывает большее любопытство, чем наследный правитель, и если действия его исполнены доблести, они куда больше захватывают и привлекают людей, чем древность рода.
Никколо Макиавелли. Государь. Глава XXIV. Почему государи Италии лишились своих государств
Если государь последует всем вышеприведенным советам Макиавелли, то он утвердится на своем посту надежнее и увереннее, чем наследный государь. Почему наследный государь не может утвердиться также основательно, как и новый? Что ему мешает?
Наследный государь получил власть по наследству, а это значит, что, во-первых, не благодаря своей доблести, а во-вторых, получил власть со своего рода обременением. Поэтому для подданных его доблесть остается неочевидной, а значит, ему надо еще доказать ее, прежде чем заслужить подлинное уважение. Новый же государь, который уже доказал свою доблесть тем, что получил свою власть благодаря ей, должен просто и далее ее демонстрировать.
Доказывать, что умеешь нечто, сложнее, чем продолжать демонстрировать это. В процессе доказывания всегда появятся сомневающиеся и неверующие, которые, однажды высказав свою позицию, до какой-то степени упорствуют в ней из-за амбиций и объясняют результаты, достигнутые благодаря доблести, факторами, исключающими эту доблесть.
Один из моих учеников, успешный девелопер, строящий в столице своей страны самые красивые и современные здания, периодически сталкивается с журналистами, приписывающими его успехи тому, что он – сын известного строителя и богатого человека, хотя это лишь один и далеко не главный фактор его успеха. А сколько есть сыновей богатых и известных отцов, которые так ничего и не создали!
Наследство как обременение предполагает необходимость оправдывать ожидания всех заинтересованных лиц на продолжение того политического и экономического курса, который был при прежнем правителе, и резкое изменение этого курса порождает проблему обманутых ожиданий.
Изменение курса – это всегда изменение в распределении реальной власти между управленческой элитой, окружающей руководителя, при котором одни выигрывают, а другие проигрывают, теряя не только власть, но и, как правило, собственность – или ту, которой распоряжались и пользовались, или ту, которую могли бы приобрести при сохранении прежнего курса.
Обманутые ожидания – это тоже обман, а обман – путь войны. Поэтому резкое изменение курса преемника порождает явных или скрытых противников, считающих его отступником от дела прежнего руководителя.
Кроме того, наследование может содержать и явно выраженное обременение, содержащееся в завещании или ином документе, сопровождающем передачу власти. Выполнение последней воли предшественника может вынуждать преемника к непопулярным, а то и враждебным интересам подданных действиям.
Ведь люди гораздо больше заняты сегодняшним днем, чем вчерашним, и если в настоящем обретают благо, то довольствуются им и не ищут другого; более того, они горой станут за нового государя, если сам он будет действовать надлежащим образом.
Если люди довольны теми порядками, которые установил новый государь, и обязаны ему своим установившимся благополучием, их не волнует, каким образом новый государь достиг власти; они будут поддерживать его и отмахиваться от тех, кого этот вопрос волнует, как от назойливых мух.
Поэтому новому государю надо сосредоточиться не на доказательстве своей легитимности, а на установлении хороших порядков для народа.
И двойную славу стяжает тот, кто создаст государство и укрепит его хорошими законами, хорошими союзниками, хорошим войском и добрыми примерами; так же как двойным позором покроет себя тот, кто, будучи рожден государем, по неразумию лишится власти.
Можно ли применить эти слова к компании?
Не совсем. Государства времен Макиавелли и вплоть до начала ХХ века были более или менее самодостаточными и в значительной степени опирались на собственное натуральное хозяйство. Хотя многие из них и участвовали в международном разделении труда, но международный рынок был достаточно свободным и уж точно не глобальным. Поэтому ответственность за судьбу государства практически целиком лежала на его правителе.
Что касается компаний, то их судьба зависит не только от их руководителя, но и в значительной степени от качества, издержек и востребованности предлагаемого ими продукта, а также от поведения глобальных игроков на рынке. Но, разумеется, бóльшая доля ответственности за их судьбу лежит на их руководителе.
Поэтому уместно называть позорным поведение некоторых правителей самодостаточных государств (например, российского царя Николая II, получившего от отца мощную и богатую державу, но бросившего ее и отдавшего на разграбление чужакам-коммунистам), однако в отношении руководителей компаний это далеко не всегда оправдано. Конечно, есть немало руководителей коммерческих структур, получивших в наследство благополучную компанию и потерявших ее в силу свой глупости, легкомыслия, лени, жадности или авантюризма, чью управленческую деятельность можно оценить как позорную, но в большинстве случаев приходится говорить не о позоре, а о недальновидности, ошибках или неготовности к разумному риску.
Генри Форд говорил, что честная неудача не позорна, позорен страх перед неудачей.
Эта фраза сегодня звучит как архаизм, поскольку использует вышедшее из активного употребления слово «позор». Обратим внимание на то, что такие слова как «позор», «стыд» и тем более «грех», уже практически не используются в нашей речи. И не случайно!
Это произошло из-за победы демагогии над разумом, благодаря чему в большинстве ведущих стран появилось всеобщее избирательное право. Оно многократно расширило электорат за счет присоединения к нему массы некомпетентных избирателей, легко поддающихся манипулированию и подкупу, в результате чего демократия, сохранив свое название, трансформировались в диктатуру денег, которая подмяла под себя моральные ценности, заменяя репутации имиджами, а факты – имиджами фактов. Поэтому таким категориям, как грех, стыд и позор, не осталось места в системе общественных ценностей – например, эксгибиционизм героинь светских хроник перекочевал из категории патологий в категорию информационных поводов.
Деньги обрели новую функцию – они стали универсальной индульгенцией.
Даже такие серьезные категории, как воровство и убийство, сегодня утратили свою моральную составляющую, превратившись – не юридически, а фактически – из преступления в серьезное правонарушение, подобное переходу улицы на красный свет: могут оштрафовать, но если полиция не заметит, то ничего страшного, можно и забыть.
Средства массовой информации стали легальными информационными спонсорами террористов: они бесплатно рекламируют их самих и их банды, когда те в целях саморекламы «берут на себя ответственность» за то или иное кровавое преступление.
И это, к сожалению, только начало.
Если мы обратимся к тем государям Италии, которые утратили власть, таким, как король Неаполитанский, герцог Миланский и другие, то мы увидим, что наиболее уязвимым их местом было войско, чему
