которого нет надобности в психике, сознании. Это была реставрация механистического объяснения сущности человека ХVII века как механизма с рефлексами. Естественно, на более высоком качественном уровне, в соответствии с законом отрицания отрицания. Вроде бы торжество механистического материализма. Но сознание есть и его возникновение раньше материалистами объяснялось необходимостью лучшей приспосабливаемости к изменяющимся условиям внешней среды, получением конкурентных преимуществ человеком в сравнении с другими организмами. Оказалось, что для этого сознание не нужно. Тогда как же объяснить его возникновение в рамках материалистического мировоззрения?
Никуда не исчезла и сформулированная еще в ХVII в. проблема первичных и вторичных качеств. Давно осознано, что не все воспринимаемые качества внешних для человека объектов могут существовать сами по себе, вне их восприятия. Легко установить, прикоснувшись к колоколу, что звук — это только колебания воздуха. Ощущения вкуса, запахи, цвета исчезают при повреждении соответствующих рецепторов. С появлением теории Максвелла стало ясно, что цвет — это разной частоты колебания электромагнитного поля. Поэтому Локк все ощущения, не совпадающие со свойствами внешних объектов, отнес ко вторичным качествам. Первичные качества, по его мнению, — протяженность, твердость или упругость, форма материальных тел. Впрочем, различение качеств по степени их объективности было уже у Демокрита. Успехи физиологии органов чувств в объяснении процессов восприятия внешнего мира заставили ученых, и, в частности, такого выдающегося исследователя зрения, как Г.Гельмгольц, выдвинуть т. н. теорию символов.
Г.Гельмгольц (1821–1894)
Он писал: "Что касается, прежде всего, качеств внешних предметов, то достаточно небольшого размышления, чтобы видеть, что все качества, которые мы можем приписать им, обозначают исключительно действие внешних предметов либо на наши чувства, либо на другие предметы природы". Поэтому: "…Я обозначил ощущения как символы внешних явлений и отверг за ними всякую аналогию с вещами, которые они представляют". Более подробно: "Наши ощущения суть именно действия, которые вызываются в наших органах внешними причинами, и то обстоятельство, как обнаруживается такое действие, зависит, разумеется, весьма существенно от характера аппарата, на который оказывается воздействие. Поскольку качество нашего ощущения дает нам весть о свойствах внешнего воздействия, которым вызвано это ощущение, постольку ощущение может считаться знаком его, но не изображением. Ибо от изображения требуется известное сходство с изображаемым предметом … от знака же не требуется никакого сходства с тем, знаком чего он является".
Позиция Гельмгольца — подлинный, честный, настоящий материализм. Раз материя, существующая вне сознания, вызывает посредством органов чувств ощущения твердого, зеленого, кислого и т. д., то собрание таких ощущений (collections of ideas по Беркли) признается за отдельную вещь — например яблоко. Разница с субъективным идеализмом только в том, что вызывает ощущения — материя или некий дух. Г.Плеханов, будучи последовательным материалистом, также признал, что нет никакого основания считать ощущения изображением внешних предметов. Только он обозначил ощущения термином "иероглифы", понимая их как условные знаки, а не элементы древнеегипетской письменности. Логика заставляет признать, что если вне сознания существующая материя дает о себе знать только посредством органов чувств, и что внешние воздействия, как об этом свидетельствует физика, сами по себе не таковы, какими они нам кажутся, то мы живем не в мире предметов, а в субъективном мире символических трехмерных симулякров, которые только функционально связаны между собой так, как и соответствующие им внешние предметы. Вот так возникает проблема трансцензуса, перехода из мира сознания в мир материи, необходимого для установления истины.
Что касается первичных качеств, то с развитием физики стало понятно, что таковых нет вообще. Все качества вторичны. Например протяженность. Это качество — всего лишь иллюзия, вызванная рассмотрением тел с большого расстояния. В действительности, атомы, из которых состоит любое тело, являются в основном пустотой: если увеличить размер ядра атома до размеров Солнца, то электроны окажутся удаленными от ядра больше, чем Земля от Солнца. Если принять во внимание, что вся информация о внешних телах поступает только от органов чувств, то не удивительно, что многие мыслители, такие как Галилей, Декарт и др. считали первичные качества только умопостижимыми, или по латыни — интеллигибельными. Получается, что нет никаких доказательств того, что гипотетическая материя выглядит так, как она воспринимается в сознании.
Суммируя вышеизложенное, можно утверждать, что материализм — это вера, а не серьезно обоснованная философская концепция. Именно этим можно объяснить его необычайную "живучесть" среди образованных слоев общества. Верующего невозможно переубедить никакой аргументацией. Примером может служить глубокое убеждение Ленина в том, что материализм и наивный реализм — это одно и тоже, только материализм "научнее". Вот несколько цитат из [4]:
"Какие две линии философских направлений противопоставляет здесь Энгельс? Одна линия, — что чувства дают нам верные изображения вещей, что мы знаем сами эти вещи, что внешний мир воздействует на наши органы чувств. Это материализм, с которым не согласен агностик". Нет, тов. Ленин, это не материализм. Это самый настоящий наивный реализм.
"(Авенариус, авт.) впоследствии "примирял" "наивный реализм" — т. е. ту стихийно, бессознательно материалистическую точку зрения, на которой стоит человечество, принимая существование внешнего мира независимо от нашего сознания". И далее: "Наивное" убеждение человечества сознательно кладется материализмом в основу его теории познания".
"Софизм идеалистической философии состоит в том, что ощущение принимается не за связь с внешним миром, а за перегородку, стену, отделяющую сознание от внешнего мира, — не за образ соответствующего ощущению внешнего явления, а за "единственно сущее". Если это и софизм, то как раз материалистической доктрины, воздвигнувшей стену между явлением и "вещью в себе" благодаря той идее, что все сведения о внешнем мире поступают от органов чувств. Стены нет только с точки зрения наивного реализма.
Явная ошибка Ленина (и Энгельса, которому он следует) — отождествление "вещи в себе" и явления ее в виде "вещи для нас": "Решительно никакой принципиальной разницы между явлением и вещью в себе нет и быть не может. Различие есть между тем, что познано, и тем, что еще не познано, а философские измышления насчет особых границ между тем и другим, насчет того, что вещь в себе находится "по ту сторону" явлений (Кант), или что можно и должно отгородиться какой-то философской перегородкой от вопроса о непознанном еще в той или иной части, но существующем вне нас мире (Юм), — все это пустой вздор, Schrulle, выдумка" [4]. Т. е. "вещь в себе" — это то, что еще не познано. Как только это познано, оно превращается в "вещь для нас". И это при том, что на предыдущей странице [4] будущий вождь мирового пролетариата показал, что хорошо понимает разницу между непознанным и непознаваемым: "Во-вторых, если теорема Канта гласит, что вещь в себе
