вкладывая свое время, энергию, силы и средства в тех, кто, по сути, стремится их разрушить.
Мне пришлось прочитать бесчисленное множество писем от переживших травму людей, которые были воспитаны токсичными родителями и в итоге оказывались в длительных абьюзивных брачных отношениях.
Если эти раны не прорабатываются и не залечиваются и цикл насилия не прерывается, первые 18 лет жизни могут негативно повлиять буквально на всю оставшуюся жизнь.
2. Вербальное и эмоциональное насилие подготовили вас к саморазрушению и самосаботажу
Родители-нарциссы нещадно критикуют своих детей, жестоко наказывают их и демонстрируют вопиющее пренебрежение их основными человеческими потребностями. Чтобы просто выжить, детям таких родителей приходится полагаться на своих опекунов ради пищи и крыши над головой. Это означает, что, если они хотят жить, они должны играть по правилам, установленным токсичными родителями. Таким образом формируется то, что доктор Зельцер называет неадаптивной «программой выживания», которой мы продолжаем следовать и во взрослой жизни. Она включает такие привычки, как стремление угодить людям, жертвование собственными потребностями ради заботы о других, навешивание на себя ярлыка эгоиста за то, что добиваемся своих целей, и привычка не высовываться, чтобы не стать чьей-либо мишенью.
В своей книге «Дети эгоцентриков» психолог доктор Нина Браун пишет, что дети, пережившие жестокое обращение, прочно усваивают мысль о том, что их нужды и потребности не так важны, как потребности других. В силу отсутствия эмпатии со стороны родителей или другого значимого взрослого, а также их пренебрежительного отношения, постоянных обвинений и критики, неспособности принять вас таким, какой вы есть, взрослые дети родителей-нарциссов научились ставить потребности других выше собственных.
Отсутствие безопасности и защищенности на важнейших этапах развития способствует формированию деструктивных, ненадежных типов привязанности, когда мы становимся взрослыми, что побуждает нас постоянно тянуться к людям, которые неспособны удовлетворить наши потребности и каждый раз обманывают наши надежды.
Кроме того, это может заставить детей родителей-нарциссов прибегнуть к такой модели поведения, как самосаботаж, что, по сути, препятствует достижению потенциального успеха. Самосаботаж является следствием постоянной оскорбительной и унизительной критики, которой они подвергались на том этапе развития, когда наш мозг особенно чувствителен к вредному влиянию психологической травмы. В ответ на психологическое насилие у детей родителей-нарциссов развиваются чувство токсичного стыда, склонность к самобичеванию и рождается непреклонный внутренний критик [11], который заставляет их чувствовать себя недостойными всех тех замечательных вещей, которые может предложить нам жизнь.
Дети родителей-нарциссов зачастую либо убеждены, что они недостаточно хорошие, либо впадают в другую крайность: они становятся перфекционистами, нацеленными на сверхдостижения в попытке доказать, на что они способны, и тем самым самоутвердиться. В любом случае у них недостаточно развиты способность принимать себя таким, какой ты есть, и чувство психологической устойчивости, источником которых может быть только здоровая любовь к себе.
3. Зависимости и диссоциация становятся базовым механизмом психологической адаптации
Психологическая травма может негативно повлиять на центр вознаграждения в нашем мозгу, что делает нас более восприимчивыми к злоупотреблению психоактивными веществами или к развитию других зависимостей (Bellis and Zisk, 2014). Диссоциация при травматизации в раннем возрасте – это защитный механизм, по сути, механизм выживания, который заставляет нас воспринимать как бы со стороны свои переживания, свое тело и окружающий мир в целом. Со временем она может стать образом жизни. Нередки случаи, когда дети, подвергающиеся насилию, придумывают собственные фантастические миры, куда они могут сбежать от реальности, особенно в невыносимо тяжелые периоды. В зависимости от тяжести пережитой в детстве травмы во взрослом возрасте могут возникать проблемы, связанные с аддиктивным поведением.
В своей книге «Тело помнит все» доктор Бессел ван дер Колк пишет, что человеческий мозг – «социальный орган» в том смысле, что формируется в значительной мере на основе опыта взаимодействия с другими людьми. Мозг, развивающийся в «постоянном состоянии страха», во взрослом возрасте будет всегда начеку, постоянно отслеживая опасность, поскольку он «настроен чувствовать опасность и страх» и менее способен воспринимать и переживать удовольствия жизни. В результате могут возникнуть такие проблемы, как вспышки чрезмерного гнева, желание закрыться, отключить все чувства или обратиться к психоактивным веществам (наркотикам) в надежде убежать от реальности [12].
Ранний негативный детский опыт часто нарушает способность концентрировать внимание, учиться и с пониманием и сочувствием относиться к другим, а также приводит к хроническим заболеваниям. Если детская травма не прорабатывается и не залечивается надлежащим образом, может произойти ее повторение, что отразится и на следующих поколениях. Конечно, у детей, которые растут в благоприятных условиях, также случаются неудачи в жизни, но они в значительно меньшей мере обусловлены нарушением каких-то процессов в мозге, поскольку этим детям не пришлось пережить в раннем возрасте такой же сильный токсичный стресс.
Аддиктивное поведение не сводится только к злоупотреблению алкоголем и тяжелыми наркотиками. Диапазон его значительно шире – от азартных игр и сексуальной зависимости до нездоровых взаимоотношений или даже членовредительства. Чтобы вернуть себе контроль и свободу действий в отношении своего тела, жертвы токсичных родителей часто начинают переедать или недоедать; возникают такие проблемы, как расстройство пищевого поведения, склонность к рискованному сексуальному поведению или к другим формам навязчивого поведения, с помощью которых они пытаются смягчить неразрешенное горе.
Дело не в какой-то конкретной форме зависимости, а в том, что зависимость предоставляет человеку удобный способ уйти от повседневной реальности, заполненной безмерными страданиями, депрессией, тревогой и гневом, которые зачастую являются последствиями неразрешенных детских ран.
4. Суицидальные идеи (идеация) имеют катастрофически широкое распространение среди жертв жестокого обращения в детстве
Риск суицидальности возрастает с ростом количества баллов по шкале НДО (шкала неблагоприятного детского опыта), то же самое происходит и с увеличением риска развития хронических проблем со здоровьем во взрослом возрасте. У человека с травматическим детским опытом, который во взрослом возрасте снова неоднократно становился жертвой жестокого обращения и насилия, часто возникает всепроникающее чувство беспомощности и кажущейся обременительности своего существования (Joiner et al., 2002). Жертвы хронической комплексной травмы подвержены особому риску суицидальных идей и членовредительства во взрослом возрасте, поскольку они снова и снова переживали повторение цикла насилия.
Фактически люди, перенесшие четыре или более эпизодов неблагоприятного детского опыта, в двенадцать раз больше склонны к самоубийству.
Эта выученная беспомощность обусловлена усвоенной системой убеждений, которая создает у потерпевших ощущение, будто ничего никогда не изменится. Из-за всех несчастий, которые выпали на их долю, у них часто возникает чувство собственной «неполноценности» или непохожести на других. Будущее может казаться мрачным и безрадостным, если переживания потерпевшего не были валидированы надлежащим образом или если он не получил профессиональную помощь, необходимую для того, чтобы добиться исцеления.
5. Внутри нашего «я» существуют разные субличности, которые как будто бы не соответствуют нашему взрослому «я»
О понятии «внутреннего ребенка» слышали многие, но гораздо меньше известен тот факт, что внутри нашего «я» может существовать множество составляющих, или субличностей, которые формируются в результате хронического жестокого обращения. Некоторые из этих составляющих мы скрываем, сублимируем или минимизируем, пытаясь как-то избежать насилия: например, это происходит, когда жертвы насилия стараются держаться в тени и не привлекать к себе внимания, чтобы не подвергаться наказанию или суровой критике за достигнутый ими успех.
Есть и другие «составляющие», которые служат защитными механизмами, реагирующими на саму травму. Они проявляют себя в организации самосаботажа, но на самом деле это неконструктивные попытки защитить нас. Жертвы комплексной травмы настолько озабочены тем, чтобы не дать окружающим узнать, кто они есть на самом деле, что закрываются, отгораживаются от людей, которые могли бы реально «понять» и оценить их по достоинству. Таким образом они исключают для себя возможность наладить по-настоящему искренние отношения с другими. Вероятно, они создали этот механизм защиты в юном возрасте, чтобы не пострадать от агрессивного родителя. Эта стратегия служила им, когда они были беспомощными детьми, но, с другой стороны, она может лишить их возможности выстроить близкие отношения с другими, когда они станут взрослыми.
Вместе с тем самосаботаж может проявляться в самых разных формах в зависимости от контекста и даже от вида пережитого насилия. Например, мужчина, переживший комплексную травму, начинает развивать гипермаскулинную сторону своего «я», чтобы прогнать
