врач сидит. Так вот, завожу я этого дурика и усаживаю под елкой на стул. Тот давай плакаться всем, как его все мучают, в отделении кругом одни нацисты, закололи его галоперидолом. Так он там орал, орал, что встал со стула, повернулся к президиуму, снял штаны и показал всем свою исколотую задницу. Вот так он и стоял под елкой, нагнувшись и демонстрируя факт пыток суду. Наступила немая сцена: «Здравствуй, жопа — Новый Год». Все постарались сохранить серьезный вид и попросили меня его вывести. После этого он ещё пару недель буянил в первой палате, ну, а потом успокоился. Вот такие каникулы ему наш заведующий Дед Мороз прописал.
Погода была хорошая и мы неспешна прогуливались по бывшей дворянской усадьбе. Серые вороны стаями сидели на деревьях и изредка бакланили. Насколько мне известно, большинство дурдомов обжились в усадьбах после великой революции. Знали бы их владельцы, что станет с их домами во время наступления диктатуры пролетариата. Хоть здесь и был дурдом, вековая гармония висела в воздухе. Мы проходили рядом с гипсовыми животными, неработающими фонтанами. Рядом с домом культуры стоял маленький паровоз. Двухэтажные кирпичные здания изменились с прежних времен только решетками на всех окнах. Вокруг была тишина и спокойствие, вроде райского сада. Вот только нам суждено было возвращаться совсем в другую обстановку. Такие контрасты позволяли ощутить смыслы разных абстрактных слов как счастье и свобода. Каждый, кто был внутри, постоянно стремился наружу, хотя и там на долго не задерживался. Как не крути, а каждому — своё. Мы подошли к двери отделения, и санитар открыл её специфичным для всех дурдомов нашей страны ключом. Он был такой же, каким пользуются железнодорожные проводницы, закрывая сортиры на остановках, только в дурках ключ не трехгранный, а четырех. Пол в коридоре мыл Ушастый. Он в этом отделении жил всегда, и был уважаемым человеком. С концентрированным лицом олигофрена он мыл полы и разгонял всех, кто попадался ему на пути. Возможно, такое поведение у всех уборщиков и уборщиц. Это было единственное занятие, которое ему могли доверить. Хотя был один случай на моей памяти, когда делали ремонт в ординаторской. Доктор Ушастому сказал ободрать обои. Когда заказ был выполнен, то стены в ординаторской были чистые от старых обоев как яичная скорлупа. Иногда скрупулезность олигофренов поражает. Вот и сейчас он усердно натирал полы, а кругом толпились и пачкали сотня загнанных мужиков, поэтому работа могла быть бесконечной. А что ещё делать? Сдав телогрейки с надписью «10» на спине, мы пошли курить. В курилке был аншлаг после совместного чаепития.
— Ну, кого привели?
— Да охотника — белку поймал, а она оказалась инопланетной ворюгой, которая ночью пришла и сперла комбайны. Потом, немного поразмыслив, решила и охотника с собой прихватить, чтобы от других белок комбайны охранял.
— Вообще, интересные создания эти белки. Я в наркологии лежал, так там их целый зоопарк. — воодушевленно подхватил тему Васек. — Был там один крендель типа нового русского. Он говорил, что служил в космических войсках и по Красной площади маршировал. Так вот, нажрался тот с дружбанами какой-то водки, и тот стал предсказывать, что в телике говорить будут. Потом газеты стал брать и текст написанный говорить. Самое интересное, что предсказывал дословно. От такого феномена он стал на измену подсаживаться и попросил своих братков его отправить в больничку.
— Это фигня. — выпуская дым, сказал Сашок. — Был один чувак, его так вставило, что он встал с дивана, открыл дверь и пошел. Шел он в трико и майке зимой всю ночь. Его на трассе гаишники тормознули, наверно, скорость превысил. Привезли его, он очухался и хоть бы раз чихнул.
В курилке наблюдалась оживленная беседа.
— А я как-то в сосудистом отделении лежал и к нам в палату одного старика положили. Ему в ногу тромб попал, и она стала болеть. Ну, лежит себе и лежит. Потом с невидимой женой стал общаться, нас всех из своей квартиры выгонять стал. Ну, его привязали, как полагается, только вот нога чернеть стала. С операции привезли его уже без ноги. Привязанный он был еще дней пять, всех матом обкладывал, а когда его отпустило, то перед ним открылась такая картина: только что он был в своей квартире, а теперь оказался в больнице, привязанный и без ноги. Представляете что он пережил? После такого прихода можно инфаркт заработать или вообще крыша потечет.
— Ну, по поводу ног, был и у нас случай в ЦРБ. Как-то нарики решили на природе вмазаться. Развели костерок для сугрева. Так вот, один так погрелся, что с обугленными ногами его привезли. Конечно, ему головешки отрубили, вот только культяпки гнить стали. Ему повторно отрезают до живого мяса, только и оно гниет. Короче, его зашинковали до самого туловища, а раны гниют. А фишка в том, что его постоянно наркотой пичкали с момента приезда, чтоб тот от боли не крякнул. Так он ни разу не очнувшись с пикника и отъехал.
— Да, мрачные сюжеты.
— А ты как думал, кто же от хороших в больницу сдаваться побежит. Хорошо хоть, что белка гостит не больше недели.
— Только вот эта неделя кажется вечностью в этом аду. У меня были такие кошмары, что если бы не был привязан, давно петлю бы связал.
— Многие мужики от таких переживаний начинают кодироваться или торпеды под кожу вшивать.
— А в чем смысл этой торпеды?
— «Торпедо» — это таблетка, которая начинает активизироваться, когда соединяется с алкоголем через кровь. А действует она так, что мотор выключается и состояние такое дрянное, что можно реально отъехать. Врачи об этом и предупреждают, что «выпьешь — крякнешь». Вот так вот белка пугает, что под страхом смерти капли в рот не возьмешь.
— У меня знакомый был, ему торпеду в шею вшили и сказали: «пока не рассосется — не пей». Так вот он три года ходил и шею тер. А однажды я с тем врачом бухал и пошел разговор про этого знакомого, как он ходит и всё ждет, когда можно будет выпить. Врач говорит: я тебе врачебную тайну открою — я ему пуговицу вшил, поэтому бухать ему нескоро, если ему не расскажут о таком методе психотерапии. Только от такого известия он напьется до смерти. Если хорошо себя вести будет, я ему потом пуговицу вырежу.
— А у меня знакомого сколько раз подшивали, так он от врача выходит и прямо на пороге стакан граненый выпивает. И ничего.
— А чего тогда приходил, деньги платил?
— Так его жена постоянно
