Иллюзия себя: Что говорит нейронаука о нашем самовосприятии - Бернс Грегори

Наглядным примером может послужить поляризация убеждений в США. Республиканцы и демократы сплачивались вокруг определенных наборов священных представлений, отличающихся друг от друга. Демократы ратуют за право на аборт, ограничение свободной продажи оружия и всеобщий доступ к услугам здравоохранения. Республиканцы выступают против абортов, за Вторую поправку и низкие налоги. Это по определению взаимоисключающие священные ценности. Они вынуждают человека принять либо ту сторону, либо другую. Стоит ли удивляться, что многие выбирают не выбирать?

Отталкиваясь от опыта, полученного при нашем исследовании воздействия популярности композиции на музыкальные предпочтения, мы задались вопросом: как сказывается тот же параметр в сфере нравственных ценностей? Предположим, вы верите в Бога. Это глубокое внутреннее убеждение, которое вы считаете одной из стержневых составляющих своей идентичности. А теперь представим, что вы оказались в компании атеистов. Заходит разговор о религии, все дружно выражают абсолютную уверенность в том, что никакого Бога нет, и вам тоже что-то нужно сказать; все смотрят и ждут. Что вы сделаете? (Если вы атеист, представьте себя в компании верующих.)

Если это действительно одна из ваших стержневых ценностей, вы, скорее всего, полагаете, что будете твердо стоять на своем и выскажетесь в соответствии со своими убеждениями. Уверены? Может быть, вы немного подстрахуетесь и скажете, что верите в Бога, но все же не готовы ничего утверждать наверняка. А если вы атеист, может быть, вы, страхуясь, назовете себя агностиком. Именно такую ситуацию мы и намеревались смоделировать в нашем очередном эксперименте.

Мы использовали тот же набор вопросов, что и в исследовании, связанном со священными ценностями, но с небольшим дополнением^{108}. Как и в тот раз, испытуемому в томографе предъявлялся ряд утверждений. На первом этапе человек просто читал их, затем наступал второй этап – выбора. А на третьем, дополнительном, этапе мы показывали испытуемому его ответы, а рядом вертикальную шкалу, на которой отмечалось, сколько еще участников разделяют с ним ту или иную ценность. Затем задавался вопрос: существует ли на свете такая денежная сумма, ради которой испытуемый изменил бы свою позицию (ответ предполагался в формате «да/нет»)? После этого он покидал томограф и, как в предшествующем эксперименте, делал ставки на аукционе.

В этом исследовании приняли участие 72 человека – это, по любым стандартам, довольно много для эксперимента с использованием нейровизуализации. Сперва мы подсчитали воздействие шкалы популярности. Для этого мы выясняли, существует ли корреляция между высотой столбика шкалы и ставками, которые делали участники на аукционе (при этом мы учитывали среднюю величину ставки). Таким образом мы измерили чувствительность каждого испытуемого к информации на шкале популярности. Этот параметр мы назвали показателем конформности.

Нейровизуализация вновь выявила реакцию на священные ценности все в той же области левой лобной доли. Но интересно, что степень активации находилась в обратной зависимости от показателя конформности. То есть для участников с низким показателем конформности (означавшим, что на их ставку общественное мнение не влияет) была характерна самая высокая активность в этой области фронтальной коры. У обладателей высоких показателей конформности активность обозначенной области была, напротив, самой низкой. Эти результаты позволяют предположить, что активность левой лобной доли можно расценивать как маркер деонтологической стойкости – нежелания отказываться от своих ценностей под воздействием противоположного мнения. Назовем это нравственным стержнем.

Когда наши с Атраном эксперименты на тему священных ценностей завершились, я был уверен, что основной принцип разделения механизмов принятия решений в мозге мы выяснили. Утилитарными подсчетами ведают системы вознаграждения, священные ценности – прерогатива систем обработки правил. И я по-прежнему полагаю, что по большому счету все так и есть.

Но со временем я стал осознавать, что священные ценности все же намного сложнее, чем обычные правила. Они охватывают целые идеологии, будь то сфера политики или религии. Священные ценности относятся к самым туго сплетенным нарративам в нашем мозге. Возьмем, например, раскол по отношению к абортам. Сказать «Я за аборты» или «Я против» ничего не стоит. Но в действительности для большинства людей это отношение представляет собой целый спектр нюансов и обстоятельств, при которых люди сочтут аборт приемлемым или недопустимым. Разумеется, такой подход требует времени и вдумчивого размышления, которое будет включать взвешивание последствий для матери и ребенка, учет религиозной принадлежности субъектов и местных социальных норм. Называя себя сторонником или противником данной меры, мы значительно упрощаем картину.

Священные ценности глубже и объемнее, чем кажется. За ними стоят нарративы, складывавшиеся тысячелетиями. Кроме того, их предназначение – обуздывать возникающие у нас временами эгоистичные порывы, чтобы мы могли относительно гармонично сосуществовать друг с другом в обществе. И наконец, как бы контринтуитивно это ни выглядело на фоне нынешних политических расколов, они напоминают нам о том, сколько между нами всеми сходства.

Из этого следует, что эволюция приспособила нас к совместному существованию с другими людьми, а это, в свою очередь, означает, что назвать по-настоящему своими мы можем очень немногие мысли. Безусловно, трудиться сообща обычно лучше, чем барахтаться в одиночку. Проблема, как правило, в том, чтобы соразмерять личные интересы с благом для общества. Способность поставить себя на место другого человека и воспринимать чужое мнение как собственное мы получили в ходе эволюции, чтобы работать сообща.

Читая обо всем этом заложенном в нашей внутренней прошивке постоянном влиянии, вы, наверное, уже задаетесь вопросом: что же в таком случае считать нашим подлинным «я» (и сохраняется ли такое «я» в принципе)? И вместе с тем, надеюсь, вы приходите к пониманию, что такой вопрос в своей фокусировке на личном упускает основное. Единственный способ как-то подобраться к ответу – расширить определение «я». Каждый из нас – нечто большее, чем содержимое физической оболочки. И я не имею в виду нечто эфемерное вроде души. Я имею в виду, что сама концепция нашего «я» потеряет смысл, если мы не включим в нее весь опыт взаимодействия с другими людьми и миром как таковым. В этой модели «я» наша физическая суть помещается в центре целой сети разнообразных связей, распространяющихся вширь, словно корни дерева, и касающихся всего, что нас окружает.

Таким образом, добродетельный человек – это нечто большее, чем его собственный эгоцентрический нарратив. Даже если его канон – «Путешествие героя». Вернувшись домой, герой обогащает общество добытыми в приключениях знаниями и навыками. Такой человек признает необходимость компромисса и взаимообмена между собственным нарративом и нормами общества. Конечно, всегда останутся люди, которым на чужое мнение плевать. Иногда это во благо – если бунтарь-первопроходец изобретает новые технологии, – но в остальных случаях такое поведение отдает асоциальностью и социопатией. В следующей главе мы присмотримся пристальнее к мозгу подобного человека – нарушающего самую основополагающую из священных ценностей.

Глава 12

Банальность мозга

Как мы уже выяснили, значительная доля происходящего в нашей голове запрограммирована культурой и впаяна в мозг в качестве личных нравственных ориентиров. Строго говоря, наши мысли не совсем наши, поскольку мы делим их со всеми остальными.

Точнее, почти со всеми. В любом обществе встречаются исключения, которым культурные и нравственные нормы побоку, – нелюдимые индивидуалисты, правонарушители, социопаты. Когда мы со Скоттом Атраном начинали мозговой штурм на тему священных ценностей, заглянуть с помощью технологий нейровизуализации в сознание террориста не представлялось возможным по причинам логистическим и юридическим. Опыт Атрана показывал, что большинство террористов психологически нормальные люди с доведенными до крайности убеждениями, а значит, уверял Атран, мозг террориста ничем не будет отличаться от любого другого. Однако задолго до знакомства с Атраном мне представился случай проверить эту гипотезу. Любые обнаруженные отличия могли бы что-то подсказать тем, кто хочет вырваться (без ущерба для других, конечно) за рамки, в которые загоняет нас общество.