Иллюзия себя: Что говорит нейронаука о нашем самовосприятии - Бернс Грегори

За те два с лишним десятилетия, что я изучаю человеческий мозг, в наших аппаратах МРТ перебывало, наверное, больше тысячи испытуемых. Я помню, как сам впервые улегся в тоннель томографа – просто проверить на себе, что предстоит ощутить будущим участникам экспериментов. Помню, как мы в первый раз соединили два аппарата, чтобы одновременно сканировать мозг двух участников в ходе их игры друг против друга. Помню, как приучил свою собаку смирно лежать в томографе; не забыть тот восторг и гордость, когда мы сделали первые снимки мозга собаки, находящейся в аппарате без седации и пристегивания. Однако, если не считать этих ярких моментов, никаких личных подробностей, касающихся более тысячи мужчин и женщин, которые прошли через наши аппараты, я не помню.

За исключением одного. Этого я не забуду никогда.

Демографически он ничем не отличался от массы других добровольных участников исследований. Мужчина лет двадцати, рост и вес средние. Говорил с акцентом, который я к тому времени уже опознавал как типичный для штата Джорджия – такой слегка сельский говор, явно бытовавший в семье поколениями, возможно, еще до начала войны между Севером и Югом. У большинства студентов из Джорджии акцент за несколько лет учебы смягчался – это неизбежно, когда вращаешься в мультикультурных университетских кругах, слыша акценты со всего мира. Но тот участник был не из студентов.

Оранжевая роба говорила сама за себя. А также кандалы на ногах и наручники. И наконец, большинству добровольцев не требовались сопровождающие в лице двух вооруженных помощников шерифа.

В предыдущей главе мы рассматривали священные ценности и их репрезентацию в мозге – как незыблемых правил и при этом сильно сжатых нарративов. Одно дело – изучать такие нравственные установки абстрактно, и совершенно другое – устраивать своей системе ценностей проверку суровой реальностью. Большинство людей никогда не оказываются в обстоятельствах, когда на одной чаше весов находится жизнь другого человека, не говоря уже о ситуации, когда предполагается кого-то убить. Собственно, неприкосновенность человеческой жизни – это почти универсальная священная ценность.

Более того, убийства совершаются не так уж часто. По данным центров контроля и профилактики заболеваний США, в 2018 г. в стране был отмечен 19 141 смертный случай, официально признанный убийством^{109}. Это 6 смертей в год на каждые 100 000 человек. Для сравнения: сердечные заболевания уносят в год 200 жизней на каждые 100 000 человек; аварии и катастрофы – 52 жизни на 100 000 человек, самоубийства – 14 жизней на 100 000 человек. Конечно, нужно учесть еще такие факторы, как возраст и социально-экономическое положение человека, но суть от этого не изменится: у нас ничтожно мала вероятность столкнуться не только с убийством, но и с убийцей. Я уж точно никак не предполагал, что такое столкновение произойдет.

В начале 2002 г. ко мне обратился адвокат по уголовным делам, узнавший о нашей недавней работе с применением фМРТ. Дэниелу Саммеру поручили защищать обвиняемого в убийстве (этим обвинения не исчерпывались). Надо учесть, что из-за обстоятельств преступления и того факта, что оно было совершено в Джорджии, подзащитному Саммера в случае вынесения обвинительного приговора грозила смертная казнь. Однако Саммер был убежден, что с его подзащитным что-то не то и у него какое-то ненормальное восприятие информации. Я предложил провести нейропсихологическое исследование, в ходе которого этому человеку будет предложен ряд когнитивных и личностных тестов – стандартная практика для выявления возможных нарушений процессов обработки информации. Но Саммер сказал, что все это подзащитный уже прошел и результаты оказались в пределах нормы.

Я понимал, что сейчас последует просьба. И она последовала. Саммера интересовало, можно ли с помощью фМРТ выяснить, нет ли у подзащитного каких-либо мозговых нарушений. Может быть, нейровизуализация выявит то, что не обнаружили нейропсихологические тесты?

В принципе, такая вероятность была. В конце концов, нейровизуализация в той или иной форме использовалась в криминалистике уже несколько десятилетий, особенно после расследования трагедии 1966 г., когда «Техасский снайпер» Чарльз Уитмен расстрелял 17 человек с 27-го этажа башни Техасского университета в Остине и был затем убит полицейскими при задержании. При вскрытии у стрелка обнаружили небольшую опухоль мозга. Джон Конналли, который в то время был губернатором Техаса, собрал экспертную комиссию с целью установить возможную связь между опухолью и стрельбой. Был ли поступок Уитмена вызван новообразованием, эксперты так и не определили, однако, учитывая близость опухоли к миндалине, комиссия сочла, что опухоль могла привести к потере контроля над эмоциями и действиями. С тех пор сообразительные адвокаты стараются заглянуть в мозг подзащитного в поисках какой-нибудь аномалии. Эта практика заставляет задаваться интересными вопросами о виновности и сомнительном оправдании типа «Это не я, это мозг меня заставляет».

В наше время МРТ головного мозга стала стандартной процедурой при рассмотрении любого дела о жестоком убийстве, караемом смертной казнью^[10]. Насколько результаты нейровизуализации влияют на судей и присяжных, не очень понятно. Скотт Лилиенфелд, мой покойный коллега по Университету Эмори, доказывал, что влияют: снимки мозга выглядят более авторитетно и высоконаучно, чем психологические анкеты, и потому создают предубежденность. Но тогда, в 2002 г., такая процедура стандартной еще не была. Собственно, я не знал никого из коллег, кого бы пригласили в качестве эксперта на слушания по делу об убийстве. Надо ли говорить, что за возможность просканировать мозг предполагаемого убийцы я ухватился не раздумывая.

Нигде и никогда я не рассказывал открыто о том, что было дальше, и о самом этом случае упоминал только ближайшим друзьям. В ходе просмотра своих прошлых записей я решил связаться с Саммером и спросить, что он думает сейчас, 20 лет спустя, о том нашем взаимодействии. Но, к сожалению, выяснилось, что в 2016 г. Саммер скончался от бокового амиотрофического склероза. Ему было всего 56 лет.

Я тогда сразу предупредил Саммера, что с выстраиванием защиты на невменяемости я ему не помогу. В 2002 г. ничто не указывало на то, что МРТ или фМРТ могли бы надежно подтвердить вменяемость или невменяемость (это юридическое понятие, а не научное). Саммер заверил меня, что такой цели у него нет. Он просто искал смягчающие обстоятельства, чтобы спасти подзащитного от высшей меры наказания. На это я готов был подписаться. Я был и остаюсь противником смертной казни.

Я не знал тогда, что в юридических кругах Саммер прославился своей находчивостью, мастерски привлекая достижения биологии для защиты клиентов – особенно тех, которым грозила высшая мера. В 1995 г. Саммер выхлопотал генетическое тестирование для Стивена Мобли, убившего в 1991 г. при ограблении пиццерии Domino's ее сотрудника Джона Коллинза. Мобли признался, что застрелил Коллинза в затылок, не вняв мольбам о пощаде^{110}. Задачей Саммера как назначенного судом адвоката заключалась в том, чтобы спасти Мобли от электрического стула, сославшись на смягчающие обстоятельства. Их было негусто. Мобли был белым, на момент совершения преступления ему исполнилось 25 лет. Семья относительно обеспеченная. Жестокому обращению не подвергался. Несмотря на это, большую часть своей жизни Мобли был ходячей проблемой – он мошенничал, обманывал, крал и в конце концов пошел на вооруженное ограбление. В ожидании суда по делу об убийстве Коллинза Мобли сделал себе на спине татуировку Domino.

Но когда Саммер выяснил, что среди родственников Мобли были как прожженные негодяи, так и успешные бизнесмены, он ухватился за свежую научную статью об обусловленности агрессивного поведения членов одной голландской семьи мутацией гена моноаминоксидазы А (МАО-А)^{111}. Что, если аналогичная аномалия имеется и у подзащитного? Она послужит достаточно весомым смягчающим обстоятельством, и смертной казни, возможно, удастся избежать. Саммеру даже вызывался помочь один из соавторов голландского исследования, но Верховный суд штата не внял доводам защитника и отклонил ходатайство о генетическом тестировании^{112}. В 2005 г. Мобли казнили.