Фуггер начал свою карьеру будучи коммонером, простым человеком, то есть занимая самую низкую ступень в европейской сословной системе. Забудь он склониться перед бароном или уступить дорогу рыцарю на оживленной улице, ему грозило быть нанизанным на меч. Но скромное происхождение не стало препятствием; все деловые люди того времени были простолюдинами, а семья Фуггеров была достаточно богатой для того, чтобы обеспечить отпрыска всем необходимым. Фуггеры занимались торговлей тканями, и хроники показывают, что они принадлежали к числу крупнейших налогоплательщиков в своем городе. Без трудностей, разумеется, не обходилось. Отец умер, когда Фуггеру было десять. Если бы не усилия крепкой духом и изобретательной матери, он мог бы остаться обычным пареньком той эпохи. Другой помехой служило место в порядке наследования: Якоб был седьмым из семи сыновей, а это означало, что ему уготован, скорее, монастырь, а не бизнес. Вдобавок он, подобно всякому человеку, отличался своеобразием характера – был упрям, эгоистичен, лжив, а иногда и жесток. Как-то он вынудил семью своего умершего помощника переселиться в доходный дом – за долг, который банкир отказался простить. Но минимум один из этих недостатков – склонность повсюду восхвалять свои достижения – он сумел обратить к собственной пользе. Его похвальбы оказались хорошей рекламой; сообщая клиентам, что оплатил строительство надгробной часовни или что заработал крупную сумму на кредите, он как бы внушал им, что способен сделать для клиентов больше, чем другие банкиры.
Оборотной стороной репутации была вражда. Враги преследовали Фуггера большую часть его жизненного пути, а карьера порой напоминала сюжет видеоигры. На него нападали открыто и из-за самых невероятных углов, ставили перед ним все более и более сложные вызовы по мере того, как он обретал богатство и власть. Лютер хотел обанкротить Фуггера и его семью, заявлял, что желает «подкормиться от Фуггеров». Ульрих фон Гуттен, рыцарь и знаменитейший немецкий писатель своего времени, хотел убить Фуггера. Но Якоб выживал при каждом нападении – и лишь добавлял новый вклад в свою копилку денег и власти.
Сделал ли успех Фуггера счастливее? Наверное, нет; по крайней мере, по обычным меркам. Друзей у него почти не было, только деловые партнеры. Его единственный ребенок был незаконнорожденным. Его племянники, которым он намеревался оставить свою империю, разочаровали дядюшку. Когда он лежал на смертном одре, рядом были только оплаченные служки, а жена развлекалась с любовником. Но в собственных глазах Фуггер, безусловно, преуспел. Его целью не были ни комфорт, ни счастье. Он всю жизнь стремился копить деньги. Прежде, чем умереть, он сочинил собственную эпитафию, где утверждалось именно это. Данная эпитафия – выражение беззастенчивого эго, невозможное поколением ранее, до того, как ренессансная философия индивидуализма восторжествовала в Германии, до того, как даже автопортрет – форма искусства, освоенная Дюрером при жизни Фуггера, – перестал считаться безнадежно эгоистичным и противоречащим социальным нормам.
«Восславим Господа, всемогущего и благого! Якоб Фуггер из Аугсбурга, украшение своего сословия и своей страны, имперский советник при Максимилиане I и Карле V, никому не уступал в приобретении изумительного богатства, в щедрости, в праведности жизни и в величии души, и как был он непревзойден при жизни, так и после кончины не должен причисляться к смертным».
Сегодня Фуггер более известен своей благотворительностью, в частности, благодаря Фуггерай, государственному жилищному проекту в Аугсбурге, а не тем, что «никому не уступал в приобретении изумительного богатства». Фуггерай по-прежнему существует и привлекает тысячи иностранных посетителей в год – таков результат инвестиций, сделанных Фуггером пять веков назад. Впрочем, наследие Фуггера значительно масштабнее. Его поступки изменили историю больше, чем деяния многих монархов, революционеров, пророков и поэтов, а его методы ведения бизнеса проторили путь пяти столетиям капитализма. Не составит труда вообразить Фуггера в современности. Он был, по сути, агрессивным бизнесменом, намеренным добыть столько денег, сколько вообще возможно, и не брезговал ничем, чтобы добиться своих целей. Он пристально отслеживал крупные шансы и высокие ставки. Он искал поддержки политиков. Он использовал деньги, чтобы переписывать правила в свою пользу. Он окружил себя юристами и бухгалтерами. Он питался информацией. Миллиардеры наших дней, обладающие ненасытным фуггеровским аппетитом, заполняют страницы финансовой прессы. Фуггер был первым из них. Он – первый современный бизнесмен, он первым добивался богатства ради богатства, нисколько не опасаясь осуждения и проклятия. Чтобы понять нашу финансовую систему, чтобы осознать, как она стала таковой, нужно попытаться понять Фуггера.
Глава 1
Государственный долг
В Германии эпохи Возрождения немногие города могли соперничать с Аугсбургом в кипучей энергии и деловой активности. На рынках продавалось все – от страусиных яиц до мощей мучеников. Дамы приносили в церковь соколов. Венгерские пастухи гнали по городским улицам крупный рогатый скот. Если в город прибывал император, на главной площади устраивались рыцарские турниры. Если городской страже доводилось с утра изловить убийцу, повешение производили во второй половине дня, и посмотреть на это стекалось множество зевак. Город вдобавок попустительствовал грехам. Пиво текло рекой не только в трактирах, но и в городских банях. Что касается проституции, магистрат не просто одобрял это занятие, но содержал собственный бордель.
Якоб Фуггер родился здесь в 1459 году. Аугсбург славился своими тканями, и семья Фуггеров разбогатела, покупая изделия местных ткачей и продавая этот товар на ярмарках во Франкфурте, Кельне, а также по другую сторону Альп, в Венеции. Якоб был младшим из семи сыновей. Его отец умер, когда мальчику было десять, и мать взяла на себя семейный бизнес. Сыновей было достаточно, чтобы ездить на ярмарки, подкупать дорожных разбойников и следить за качеством отбеливания тканей, поэтому младшего решили избавить от мирской суеты аугсбургских турниров и бань и выбрали ему иной жизненный путь. Мать считала, что Якоб должен стать священником.
Трудно представить, что сам Фуггер был счастлив такому выбору. Сумей мать настоять на своем и отправь она его в семинарию, ему пришлось бы остричь голову и обменять привычный плащ на черные одежды бенедиктинцев. Пришлось бы изучать латынь, читать труды Фомы Аквинского и молиться восемь раз в день, причем первую молитву следовало произносить в два часа ночи. Пришлось бы проявлять христианское милосердие, заботиться о паломниках и кормить нуждающихся. Монахам полагалось обеспечивать себя самостоятельно, и Фуггеру, прими он постриг, пришлось бы освоить это умение. Он мог бы, например, крыть соломой крыши или варить мыло. Монашеские занятия, словом, подразумевали тяжелый труд, но тому, кто хотел стать приходским священником или, еще лучше, секретарем в Риме, следовало безропотно переносить испытания и стремиться к цели.
Школа располагалась в монастыре десятого века в селе Херриден, поблизости от Нюрнберга. До Аугсбурга от Херридена было четыре дня пути пешком – или два дня дороги, если повезло иметь лошадь. В этом селе никогда и ничего не происходило, а даже если бы что-то вдруг и произошло, Фуггер бы этого не увидел. Бенедиктинский орден придерживался строгих правил, и семинаристы не покидали пределов монастыря. Стоит отметить, что обучение в школе сулило Фуггеру не только постриг и необходимость чесать шерсть. Ему предстояла жизнь в безбрачии, послушании и – какая ирония, учитывая последующие события! – в бедности.
Буквально накануне отъезда в школу мать внезапно передумала. Фуггеру уже исполнилось четырнадцать, и она решила, что подросток пригодится дома. Фрау Фуггер попросила церковь разорвать договор об обучении, освободить мальчика от обета ради получения торговых навыков. Годы спустя, когда Фуггер успел разбогатеть, его спросили, как долго он намерен заниматься делами. Фуггер ответил, что нет такой суммы денег, которая его бы удовлетворила. Не важно, сколько средств у него в наличии, он желает «получать прибыль так долго, как только возможно».
