Фуггер не испытывал желания делиться любовью. Отколовшаяся от основной массы в Меммингене группа крестьян расположилась у ворот Вайссенхорна, крупнейшей вотчины Якоба. У них были пушки, и городские стены подвергались обстрелу.
Возглавлял крестьян священник из маленького городка Лейпгейм по имени Якоб Вее. Он устал от пустой болтовни в Меммингене и был уверен, что переговоры и манифест Лотцера не принесут крестьянам желаемого. На собранные приходом средства Вее набрал шестьдесят повозок снаряжения и три тысячи бойцов и двинулся на север. Он шел к Ульму, оплоту Швабской лиги и центру региональной власти. Ткацкие станки Ульма производили даже больше текстиля, чем станки Аугсбурга; в городе вдобавок находилась самая высокая церковь в мире, местный кафедральный собор, и захват Ульма виделся чрезвычайно важной победой для крестьян. Но сначала, чтобы раздобыть оружие, Вее сосредоточился на малых целях. Дорога привела его в самое сердце владений Фуггеров – к замку Бибербах, где Фуггер укрывался в дни аугсбургского бунта. Замок сдался без боя, как и Пфаффенхорн, другая вотчина Фуггера. Следующим был Вайссенхорн.
Фуггер любил Вайссенхорн. Он щедро тратил на город с тех самых пор, как получил его от императора Максимилиана в 1507 году. Он ремонтировал дома, выделял средства на приобретение ткацких станков и проведение торговой ярмарки. Население Вайссенхорна насчитывало всего несколько тысяч человек. Но при содействии Фуггера Вайссенхорн сделался соперником Ульма, и новые жители прибывали туда каждый день. Тем не менее восставшие нашли сочувствие внутри городских стен. Гильдии поддерживали существующий порядок, но вот рабочие были за крестьян – по той же причине, по какой сами крестьяне собрались в Меммингене: они считали, что их беспощадно эксплуатируют, и хотели отомстить и добиться «лучшей жизни». На старой городской стене сегодня можно увидеть изображение: бургомистр встречает Вее у ворот. Священник озвучил простой выбор – сдаться или погибнуть. Бургомистр не испугался угроз и отказался сдаться. Вее вернулся к своему отряду и приказал выкатывать пушки. Едва крестьяне начали стрелять, гарнизон города открыл ответный огонь. При обычных обстоятельствах защищать Вайссенхорн было бы некому. Но когда крестьяне стали стекаться в Мемминген, Фуггер воспользовался затянувшимися переговорами, нанял солдат и отправил их в Вайссенхорн. Вскоре Вее сообразил, что Вайссенхорн не намерен следовать примеру Бибербаха и Пфаффенхорна. Наоборот, город отчаянно сопротивлялся. Пальба длилась целый день, но и к ночи крестьяне ничего не достигли. Их сторонники внутри сбрасывали со стен еду для мятежников. Но крестьянам требовалась не еда, а пушки помощнее. Не желая тратить боеприпасы впустую, они сняли осаду.
На следующий день Вее обрушился на соседнее аббатство Роггенбург. Случившееся в Роггенбурге свидетельствовало о неорганизованности крестьянского восстания. Аббатство принадлежало богатому епископу. Однажды тот попытался изменить русло местной реки, чтобы пустить воду в обход Вайссенхорна и помешать грандиозным планам Фуггера. Епископ бежал, не дожидаясь прихода Вее, и оставил аббатство без присмотра. Крестьяне разорили церковь и уничтожили орган, разграбили имущество и опустошили винный погреб. Пьяный крестьянин надел епископскую шапку и встал перед алтарем, а его товарищи склонились перед ним в шутливом поклоне.
Когда аббатство оказалось в руках восставших, самые сметливые принялись искать оружие и сокровища. Прочие рыскали по винным погребам и кладовым. Набрав добычи, они подожгли аббатство. Гобелены, картины, книги в библиотеке – все сгорело дотла во имя социальной справедливости. Та же участь постигла страну в целом, а большинство поджигателей постоянно ходили пьяными. «Более пьяного и сытого народа едва ли доводилось видеть», – писал очевидец. Если бы не кровопролитие, вполне можно было усомниться, «взаправдашняя ли это война… война ли это крестьян или война выпивох».
Фон Трухзесс, располагая деньгами Фуггеров, избрал Вее и его отряд своей первой целью. Они напали на Фуггера. Теперь он сам состоял на содержании у Фуггера, а потому, прежде чем подавлять восстание в других местах, должен отомстить за эту дерзость. Узнав, что Вее вернулся в Лейпгейм, фон Трухзесс захватил город. Его псы обнаружили Вее в тайном подземном укрытии в задней части церкви. «Было бы лучше для всех, коли ты проповедовал бы слово Божье, а не призывал к восстанию», – сказал фон Трухзесс.
«Ты ошибаешься, – возразил Вее. – Я как раз и проповедовал слово Божье».
«Мне говорили другое», – коротко ответил фон Трухзесс. Солнце садилось над Лейпгеймом, когда солдаты отвели Вее на казнь. Священник прочитал молитву и покорно положил голову на плаху.
Фуггер, возможно, не хотел казни. Но он мог обосновать ее необходимостью в самозащите. Много таких людей, как Вее, желали перерезать банкиру горло. Так что голова Вее, посмевшего напасть на владения Фуггера, покатилась по траве, а Якоб получил свою первую жертву. Фуггер обвинял в раздувании войны Лютера, писал герцогу Георгу, что этот монах «есть зачинщик и главная причина восстания, беспорядков и кровопролития на немецкой земле».
Кровь лилась повсюду. История графини Маргарете фон Хельфенштайн показывает, какие драмы тогда разыгрывались и насколько была оправданной озабоченность Фуггера личной безопасностью. Графиня была внебрачной дочерью Максимилиана. Когда Фердинанд велел ее мужу оборонять замок Вайнсберг, она решила, что с супругом ей будет надежнее, чем дома, и тоже отправилась в замок. Граф Хельфенштайн истреблял всех крестьян, которых встречал на пути. Крестьяне преследовали его до замка и окружили укрепление утром пасхального воскресенья. Графу очевидно недоставало набранного на средства Фуггера войска. Крестьяне сумели перебраться через стены и захватили самого графа и его жену. Когда графиня взмолилась о пощаде, вожак мятежников, пекарь по имени Йаклейн Рорбах, прижал ее к земле. «Вот, братья, – сказал он, – Йаклейн Рорбах придавил коленом дочку императора». Граф предложил крестьянам выкуп – 60000 флоринов. Рорбах посмеялся и приказал прогнать графа сквозь строй, а графиню заставил смотреть, как ее мужа колют копьями. Наконец цыганка, примкнувшая к крестьянам, нанесла Хельфенштайну удар, оборвавший жизнь. Рорбах вынудил графиню надеть крестьянское платье и посадил на телегу с навозом, что направлялась в близлежащий город Хайльбронн. «Ты прикатила в золотой колеснице, а уезжаешь на телеге с навозом, – сказал он. – Передай это своему императору». Графиня прижала к груди малолетнего сына и принялась молиться. «Я много грешила, и такова моя кара», – бормотала она. Ее сын вырос священником, а сама она умерла в монастыре. Эрцгерцог Фердинанд поклялся отомстить: «Это злодеяние подлежит справедливому возмездию».
Рорбах отослал графиню в Хайльбронн, поскольку этим городом владели крестьяне. Они заняли город еще в начале восстания, вожаки восставших с удобствами расположились в ратуше. Прикидывая свои дальнейшие действия, они обнаружили, что «меммингенские статьи» совершенно бесполезны. Например, манифест ничего не говорил о крупном бизнесе. Крестьяне Хайльбронна считали, что крупный бизнес угнетает их ничуть не меньше церкви и князей. Они вознамерились «исправить» это упущение самостоятельно. «Торговые компании, такие как дома Фуггеров, Хохштеттеров и Вельцеров, должны быть распущены», – гласила предложенная поправка.
Не зная, когда мятежники могут прийти за ними – и придут ли вообще, – Фуггер оставался в Аугсбурге. Сельская местность пылала, Бибербах пал, и потому не было места безопаснее собственного дома. Он присоединился к магистратам, обсуждавшим, как защитить город. Подобно Вайссенхорну, Аугсбург призвал наемников. Впрочем, меры предосторожности не гарантировали безопасности. Лучшим примером тому служила Австрия, где жители Зальцбурга взбунтовались против Маттеуса Ланга, епископа, который короновал Максимилиана в Тренто и который, как бы обнажая тонкую грань между церковью и государством, управлял Тиролем и надзирал за исполнением контрактов Фуггера в Шваце. Ланг происходил из богатой аугсбургской семьи, был жаден и жесток. Купив место епископа, он отменил старинные привилегии и повысил налоги для горожан и крестьян. Угроза «ереси Лютера» обеспечила предлог забрать силой то, что не удавалось взять уговорами. «Прежде всего покончу с бюргерами [73], – говорил он, – а там дойдет дело и до селян». Подобно папе Юлию II и трирскому епископу фон Грайффенклау, он был клириком с сердцем полководца. Он покинул город, чтобы набрать войско, и вернулся готовым к битве, на белом коне и с четырьмя отрядами солдат. Когда Ланг казнил крестьянина, который освободил осужденного священника-лютеранина, крестьяне присоединились к горожанам, жаждавшим мести. Они напали на людей Ланга с серпами и вилами и преследовали вплоть до замка на вершине холма. Замок имел толстые двойные стены и был возведен на скалистом утесе. Пушки не могли его уничтожить. Однако Ланг очутился в ловушке. Народ Зальцбурга беспрепятственно обстреливал стены и ломал ворота, а Ланг прятался внутри. Прошло четыре месяца, прежде чем фон Трухзесс наконец снял осаду. Эти четыре месяца для Ланга не прошли даром – он впал в безумие.
