"Весна без конца". Медленно. Монотонно. Как звук природы — вначале очень спокойно, не торопясь.
"На всех парусах". Сильно взволнованно, но не слишком быстро.
"Траурный марш в манере Калло". Торжественно и степенно, но без монотонности.
"Из ада в рай". С бурной взволнованностью.
Если я правильно поняла, эта симфония как-то отражает поиски себя самого в течение жизни. Описывая первую часть, современники говорили о радостных звуках природы. Вторая — тогдашний танец, может быть — немного оглуплённый, с подчёркнутыми мещанскими (от названия мещан — жителей небольших городков) интонациями.
Нарастание радостных природных звуков в первой части мне понятно. Чем отличалась речь жителей маленьких и больших городов, я не установила. Кажется, вторая часть передает ощущение изгнанника, который отстранён (может, даже высокомерно отстранился) от жизни вокруг него, от её радостей.
Тем и интересно знакомство с историей, что благодаря ей мы узнаём о невозможных сегодня чувствах. Малер и Кондрашин приоткрыли для меня дверь понимания таких странных переживаний. Это болезненное состояние, в нём есть и самолюбование, и самосожаление, но всё же и какая-то радость от кипящей вокруг жизни, и толчок для творчества.
Третья часть — загадка для нашего времени. Это траурный марш, печальная музыка для похорон (избавления от тела умершего человека). Малер объяснял его, вспоминая картинку из своего детства, где лесные звери хоронили охотника (человека, который их убивал). Как я поняла, эти сказочные звери показывают печаль, но на самом деле радуются. Писали, что они «держат кукиш в кармане» (просовывают большой палец между средним и указательным), зачем — я не поняла. В этой музыке всё вывернуто наизнанку, но... я слышу в ней и настоящую печаль, где-то там, далеко и за показной скорбью, и за скрытым ликованием. Эта часть одновременно и какая-то нехорошая, злая, и притягательно-красивая.
Последнюю, четвёртую часть невозможно описывать словами. Как она начинается — мощно, страшно, величественно! Ад и рай — это мучительное и гармоничное состояние после смерти. В музыке то складывается, то разлетается на осколки устремлённое куда-то движение. Современники говорили, что в последней части симфонии герой находит себя, пройдя через отчаяние, вернувшись к природе, к своей настоящей сущности. Бушевание пугающих страстей и отзвуки первой части я там услышала. А нашёл ли себя герой Малера, я так и не поняла; может быть, нашёл и умер.
И мне кажется, для Кондрашина музыка Малера воплотилась в его жизни. Он не случайно умер в тот день: он нашёл себя, нашёл — и освободился… А запись концерта осталась.
Нам сложно представить время, когда государства ради каких-то сомнительных идей подавляли волю людей, ограничивали их свободу и даже приводили их к смерти. Наша главная особенность — способность к творчеству — проявлялась и тогда, но окрашивалась страданием, противоборством с судьбой. Люди не ощущали своего единства с миром и человечеством, чувствовали себя изгнанниками, мучительно искали себя самих.
Чтобы понять, как хороша наша жизнь сегодня, надо почувствовать, насколько противоречивой и сложной была жизнь наших предшественников.
Я благодарна, что получила задание поразмышлять о каком-нибудь артефакте. Я больше узнала о прошлом и тем более рада вернуться в наше свободное и счастливое время, когда никто не ограничит мою свободу и возможности самовыражения.
К оглавлению
Дмитрий Вибе: ESO @ 50
Дмитрий Вибе
Опубликовано 15 октября 2012 года
Телескоп — довольно дорогая игрушка. Поэтому ни один хоть сколько-нибудь крупный современный астрономический проект не выполняется силами одной страны. Да астрономия и в принципе не может быть на 100 процентов национальной. Даже если вы на территории своего государства отыщете место с прекрасным климатом и прозрачнейшим воздухом, вы всё равно не сможете заглянуть под Землю, то есть не сможете увидеть звёзды другого полушария.
Исторически сложилось так, что на протяжении многих веков вся астрономия была привязана к северному полушарию. Поэтому в то время, когда северное небо было уже исхожено вдоль и поперёк, южное оставалось неизученной территорией. (К слову сказать, некоторый дисбаланс сохранился и по сей день.) Первые обсерватории, оснащённые профессиональными инструментами, появились к югу от экватора только в XIX веке.
Когда после Второй мировой войны встал вопрос о том, как дальше развивать европейскую астрономию, естественной оказалась мысль, во-первых, создать обсерваторию в южном полушарии, во-вторых, делать её совместными усилиями нескольких государств. Не могло быть и речи о том, чтобы какая-то одна европейская страна могла в одиночку соперничать с научной сверхдержавой — США.
Несмотря на очевидность идеи, у неё есть конкретный автор. Как ни странно, это был американский учёный, хотя и европеец по рождению, — Вальтер Бааде. Весной 1953 года он вдохновил мыслью о создании общеевропейской обсерватории нидерландского астронома Яна Оорта, а тот, в свою очередь, заразил энтузиазмом ещё нескольких европейских коллег.
Первое формальное обсуждение обсерватории состоялось в июне 1953 года, а полгода спустя, в январе 1954 года, появился и формальный документ — заявление о необходимости создания европейского астрономического центра в Южной Африке. Его подписали представители шести государств — Германии, Франции, Бельгии, Нидерландов, Швеции и Великобритании. Затем начались длинные и сложные поиски денег, которых в послевоенной Европе было не в избытке.
Поиски осложнялись то политическими проблемами во Франции, то неожиданным выходом из проекта Великобритании, которая решила, что ей лучше силами Содружества развивать астрономию в Австралии. К концу 1950-х годов казалось, что проект европейской обсерватории вот-вот развалится. Помощь снова пришла из-за океана. В 1959 году Фонд Форда согласился выделить на создание обсерватории грант в миллион долларов при условии, что хотя бы четыре из пяти оставшихся стран-основательниц подпишут конвенцию о создании обсерватории и внесут сравнимые суммы. Миллион, как всегда, оказал благотворное влияние, положив конец сомнениям, и 5 октября 1962 года в Лейдене была подписана конвенция о создании Европейской южной обсерватории.
Эта дата и считается днём рождения ESO. Однако до начала реальных наблюдений было ещё далеко. В соответствии с первоначальным планом европейские экспедиции на протяжении нескольких лет начиная с середины 1950-х годов пытались найти наблюдательную площадку в Южной Африке. Параллельно американские астрономы занимались аналогичными изысканиями в Южной Америке для установки там собственных телескопов. И чилийское небо оказалось существенно лучше неба ЮАР! Скупые числа: исследования показали, что за год в некоторых районах Чили набегает 2760 ясных ночных часов, тогда как в ЮАР их максимальное количество составило всего 1750. В ноябре 1963 года совет ESO принял решение отказаться от Южной Африки в пользу Чили, а ещё через полгода было названо место строительства обсерватории — гора Ла-Сийя (высота 2300 м).
Интересно, что первоначально обсуждались планы строительства европейской обсерватории рядом с американской. Однако первый директор ESO Отто Хекман, воспользовавшись германским влиянием в Чили, настолько стремительно заключил соглашение о сотрудничестве с чилийским правительством, что не успел обсудить его детали с американскими коллегами. Те обиделись, и в результате обсерватории оказались на значительном расстоянии друг от друга.
Изначально предполагалось, что основными инструментами ESO станут два телескопа — трёхметровый рефлектор (позже было принято решение увеличить диаметр зеркала до 3,6 м) и метровый телескоп Шмидта с большим полем зрения, предназначенный специально для проведения обзорных наблюдений. Однако их создание было делом долгим и затратным, поэтому поначалу на обсерватории было установлено несколько более простых и (или) меньших телескопов, с зеркалами от полуметра до полутора метров. Причём часть из них даже не принадлежала ESO — некоторые страны-основательницы захотели поставить на обсерватории небольшие национальные инструменты. Первые наблюдения на обсерватории были проведены в 1966 году, а к тому времени, когда заработал первый основной инструмент ESO — телескоп диаметром 3,6 метра (1976), Ла-Сийю уже покрывали многочисленные небольшие купола.
Хотя по меркам 1970-х годов зеркало диаметром 3,6 м всё ещё смотрелось неплохо, оно уже не было самым большим. К тому же в конце 1970-х в США началась работа над проектом телескопа с десятиметровым сегментированным зеркалом (будущие «Кеки»). И в начале 1980-х в ESO тоже появился новый проект, по амбициозности существенно превосходивший прежние планы: построить сразу четыре телескопа-гиганта с неизобретательным названием VLT (Very Large Telescope) с зеркалами 8,2 метра. Правда, предварительно пришлось решить две очень масштабные задачи.
