...Я уже почти дописал колонку и уже вставил в неё рассуждения о моделировании. Еду домой с работы в метро, читаю третий из докладов, посвящённых пределам роста (Д. Медоуз, Й. Рандерс, Д. Медоуз. Пределы роста. 30 лет спустя. — М.: ИКЦ «Академкнига», 2007). И, представьте, вижу почти идеальное изложение своих мыслей (с. 155 и с. 33). Читайте:
Чтобы лишний раз напомнить и нам самим, и нашим читателям о нашей зависимости от моделей, мы всегда берём в кавычки тот «реальный мир», с которым сравнивается модель World3. То, что мы называем «реальным миром», или «реальностью», — на самом деле общие мысленные модели авторов этой книги. Слово «реальность» никогда не может означать ничего, кроме мысленной модели того, кто это слово произнёс. Иначе и быть не может. Мы можем только утверждать, что изучение компьютерной модели позволило нашим мысленным моделям стать более точными, более глубокими, более доскональными, чем когда-либо.
- Донелла Медоуз, Йорген Рандерс, Деннис Медоуз
Вся разница между моей позицией и позицией Медоузов с Рандерсом заключается в терминологической мелочи: они берут слово «реальность» в кавычки, а я предпочитаю говорить о действительности (том, что на нас действует). Действительностей много: можно говорить о нашей психической действительности (совокупности сознательных и бессознательных факторов, определяющих наши действия), или о внешней действительности. Если нас интересует наше приспособление ко внешней действительности, её можно называть экологической средой.
Нет, авторы «Пределов роста» — не солипсисты, считающие «реальность» своей выдумкой. Они хотят сделать свои модели более точными, то есть более соответствующими действительности. Они используют обсуждение результатов моделирования как способ изменить действительность. И при этом они хорошо понимают природу того, с чем работают. Опубликованные ими в 1972 г. прогнозы продолжают в высокой степени оправдываться. По способности предвидеть будущее они оказались лучшими в мире. И мыслят ясно, и пишут хорошо, и смотрят в корень.
...от внутренних убеждений человека зависит, что он видит, а что нет — это своеобразный фильтр.
Когда человек смотрит сквозь фильтр, словно через цветное стекло, он видит сквозь стекло, но при этом не видит самого стекла.
- Донелла Медоуз, Йорген Рандерс, Деннис Медоуз
Разговоры о том, что можно смотреть через мир без фильтра (и «стеклянная стена Юнга» может быть разбита), не просто пусты. Они (как и всяческие аксиомы о существовании «объективной реальности») мешают осознать, что без фильтров восприятие нашего мира невозможно, и тем самым уводят наше внимание в сторону. Вот поэтому я считаю рассуждения об «объективной реальности» бессмысленными и вредными для нашего понимания действительности...
К оглавлению
Кафедра Ваннаха: «Перенос» Цицерона
Михаил Ваннах
Опубликовано 14 декабря 2012 года
"Новые русские" недавних времён помнятся не только малиновыми пиджаками да дюймовыми золотыми цепями «с гимнастом», но и внедрением в жизнь ИТ-новинки — мобильного телефона размером с американскую (работающую от стовольтовой анодной и полуторавольтовой накальной батарей) пятиламповую рацию SCR-536 времён высадки в Сицилии и на Пляже Омаха.
Поэт Николай Тихонов (автор великолепных дебютных книг — «Орда», «Брага» — и чудесной закатной лирики) рассказ о «новом человеке», Homo novus «первого» Рима, начал также с воспоминания об информационных технологиях, об их новинках былых времён.
Цицеро — шрифт, Всем известный давно, Назван так В честь Цицерона, В веке пятнадцатом Стало оно - Это открытье - Законом! Письма тогда Цицероновы Рим Так отпечатал Впервые, Новым тисненьем Любуясь своим - Крупные буквы, Живые.
А малиновый пиджак Джи-Аю не дали!
Правда, ко времени Цицерона всадники уже стали «всадниками, не седлавшими коня». То, что имущественный ценз должен был позволить этой категории граждан прибывать в строй войска на коне и со своим оружием, было забыто — они занимались торговлей, брали на откуп провинции, витийствовали в судах. (То, что в русском Синодальном переводе переведено «мытарями», в английской King James Bible — publicans, откупщики, крайне малосимпатичная разновидность дельцов.) А отец Марка решил озаботиться более высокой карьерой для сына. Он привёз пятнадцатилетнего мальчика в Город, где тот получил прекрасное образование и начал выступать в судах.
Время тогда было весёлое. Луций Корнелий Сулла сделал великое открытие: как только служба в легионах перестала быть священной обязанностью граждан, а стала средством заработка для неимущих, эти гибкие и мощные части оказались прекрасно применимы для решения политических задач. А Рим штурмуется по тем же законам тактики, что и всякий другой город (особенно смешно, что жертвой Суллы стал Марий, проведший ту самую реформу с профессионализацией армии).
Ну а военная сила превосходно конвертируется в собственность — для этого были придуманы проскрипционные списки, по которым имущих резали, а имущество раздавали своим с кратким заносом в казну. И вот в этой обстановочке Цицерон взял да и выиграл в суде дело против вольноотпущенника Суллы Хрисогона, купившего за пару тысяч сестерциев имения занесённого в проскрипционные списки Секста Росция, оцениваемые в шесть миллионов. Причём наживы Хрисогону было мало, и он решил (для надёжности прихватизации) добиться осуждения наследника, Росция-сына, за отцеубийство. Вот последнего-то и защитил Цицерон, быстро убыв после этого в Афины для изучения наук, — помешкай он, вряд ли кто вспоминал о нём через пару тысячелетий...
После смерти Суллы (пережить противника всегда важно) Цицерон возвращается в Рим, выступает в судах, вступает в политическую жизнь в должности квестора (такие средние магистраты — юристы или бухгалтеры). Известность ему приносит процесс против казнокрада Верреса, бывшего пропретора Сицилии. (Веррес в результате добровольно отправился в изгнание.) Цицерон проходит по старшим ступенькам Cursus honorum, «пути чести», — становится курульным эдилом, претором. Поддерживает выдачу чрезвычайных полномочий полководцу Помпею и обретает в 63 году до Х.Э. высший ранг — консула. Давит (причём — речами, чисто информационным оружием) мятеж Катилины. И школьники тысячелетия зубрили: «Quousque tandem abutere, Catilina, patientia nostni?» — «До каких же пор, Катилина, ты будешь злоупотреблять нашим терпением?» И безвалютные советские туристы 60-х смеялись в Италии над простодушными американцами, покупавшими у стен Колизея пластинки с записями голоса «самого» Цицерона.
Из уст Катона Цицерон удостаивается звания «отца отечества».
От сотрудничества с Первым Триумвиратом Цицерон отказался, в результате чего в 58-м году угодил в изгнание с конфискацией имущества. Возвращён был из него через год с небольшим Помпеем. Занялся литературой.
Смолкает речей И мечей перезвон. И миром Республика Дышит, И вот, Ученик Аристотеля, он О жизни послания Пишет.
Потом был наместником Киликии, где без боёв, одними словами, пресёк ещё один мятеж — каппадокийцев. В кровавой неразберихе после смерти Цезаря поддерживал Октавиана, нападая в речах на Антония. Но, усиливший свои позиции с помощью Цицерона, будущий Божественный Август перестал нуждаться в ораторе, а Антоний оказался злопамятным. За Марком Туллием были отправлены военный трибун Попилий (которого Цицерон защищал от обвинения в отцеубийстве — видимо, популярной потехи римлян) и центурион Геренний. Последний и перерезал оратору горло, доставив трофейные голову и правую руку к Антонию... Смешно, что тогда же и тем же Антонием в проскрипционный список был включён и казнён ворюга Веррес, которого погубило сохранённое из награбленного.
Об ошибках в интригах, погубивших Цицерона, мы поговорим в другой раз (это анализировал Макиавелли, и ввела в круг своих задач Теория игр). А сейчас посмотрим на его политический трактат De re publica — «О государстве». Не ради политических взглядов Цицерона — они малоинтересны, хоть и давно практичны и сводятся к сохранению консульской республики. Куда интереснее последняя, шестая книга этого трактата. Называется она Somnium Scipionis, «Сновидение Сципиона». Героем её малородовитый Цицерон выбрал военного трибуна Третьей Пунической Сципиона Эмилиана, которого во сне посещает дух его великого деда, Сципиона Африканского. Жанр книги — космическая научная фантастика. Сновидец наслаждается зрелищем планет и неподвижных звёзд, которые «были такие, каких мы отсюда никогда не видели, и все они были такой величины, какой мы у них никогда и не предполагали; наименьшей из них была та, которая, будучи наиболее удалена от неба и находясь ближе всех к земле, светила чужим светом».
