Народное зеркало Александра Пэйна без соплей и сюсюканья, зато с искренней любовью и эмпатией
Сергей Голубицкий
Опубликовано 15 марта 2014
Как обещал, мы приступаем к обзорам фильмов, отмеченных премиями (или номинациями) «Оскар 2014». Первая наша киносуббота — о фильме «Небраска», номинированном в категориях «Лучший фильм», «Лучший режиссёр», «Лучшая мужская роль», «Лучшая женская роль второго плана» и «Лучший оригинальный сценарий». Ни по одной из номинаций «Небраска» не выиграла, но это и не обязательно, поскольку одного попадания в финальный список Киноакадемии достаточно для бессмертия в анналах кинематографии.
«Небраска» снята в субъективном стиле. В данном случае речь идёт не о набившей уже всем оскомину дергающейся съёмке «с плеча» и не о такой экзотике, как немое кино (вроде «Артиста» Мишеля Хазанавичуса, 2011), а всего лишь о черно-белом кадре. Причина, по которой режиссёр Александр Пэйн предпочёл картинку noir et blanc буйству красок, лежит на поверхности: как и в подавляющем большинстве случаев, субъективный стиль в кино передаёт идею обыденности, повседневности и приземлённости (реже — стилизация под «ретро», хотя в последнем случае всё же предпочитают использовать немое кино).
«Небраска» — фильм очень добрый и очень незамысловатый. В нём, собственно говоря, только два лейтмотива. Первый совпадает с популярной во всем мире социальной рекламой «Позвоните своим старикам-родителям!» — правда, он слегка разбавлен (во избежание приторности) скепсисом о тяготах «старческого маразма». Разумеется — тяготах для окружающих, потому как сами носители сенильной деменции (или амнезии) о своих «чудачествах» нисколько не переживают, потому что им уже всё равно.
Второй лейтмотив «Небраски» напрямую связан с субъективным стилем: режиссёр одержим амбицией передать в неприкосновенной девственности образ Core America — сермяжной Америки, — и надо сказать, что это ему с лихвой удалось: более адекватной картинки жизни «глубинки» я даже не припомню на экране (не считать же таковой трилогию Ларса фон Триера?).
«Небраска» — это история о том, как старый люмпен-redneck-алкаш Вуди Грант (Брюс Дёрн в прошлом году на Каннском кинофестивале был удостоен приза за лучшую мужскую роль), пребывающий в ранней стадии маразма и Альцгеймера, каждый день отправляется из дома пешком в соседний штат для получения приза в 1 миллион долларов, который он якобы выиграл. Все попытки окружающих объяснить старому идиоту, что ничего он не выиграл, а стал жертвой МЛМ-разводки для лохов, упираются в снисходительную улыбку (типа: «Вам, дурачкам, все равно не понять»). Думаю, не у меня одного есть в семье опыт общения со стариками, впавшими в такой вот маразм.
Сын Вуди Гранта Дэвид (актёр Уилл Форте: очень милый в своей стоической доброте, однако — с невыносимо однообразным выражением лица на протяжении всего фильма) проявляет чудеса долготерпения и поддерживает старого маразматика в его идефикс: отправляется с ним в путешествие, заведомо обречённое на бессмысленный финал.
После этого «Небраска» превращается в вариацию на самую любимую тему американского искусства ХХ века — road story. Анабазис с лёгкой руки Джека Кируака стал магической реликвией американской культуры: тысячи фильмов, ещё больше книг, столько же мемуаров создано о том, как человек, утомлённый рутиной крысиных бегов к социальному успеху, бросает все и hits the road — отправляется куда глаза глядят по бескрайним просторам родины. Благо дороги в Америке восхитительные (за исключением больших городов).
 Почти автоматически любой американский анабазис прямого смысла (то есть как путешествие в глубь страны) превращается в путешествие во времени: в своё прошлое, в детство, в другое «Я», которое когда-то — как неожиданно открылось только сейчас! — было счастливо, однако затем под воздействием «неодолимой силы» выродилось в корыстное, бессердечное, хищное животное, одержимое одним стяжательством. В «Небраске» этот лейтмотив (в варианте: путешествие в детство), разумеется, тоже присутствует, однако не он придаёт фильму уникальность (которую, безусловно, почувствовали киноакадемики, оттого и номинировали на «Оскар»!), а совершенно неожиданный поворот анабазиса — в сторону деидеализации самого себя!
На самом деле в «Небраске» нет никакой демонизации, тем более — гиперболизации. Жизнь американского народа в дыре под названием Готорн — это один в один жизнь русского народа, жизнь французского народа, жизнь украинского народа, вообще — жизнь любого народа! Это самая настоящая народная жизнь во всем кошмаре её мёртвой телеологии. Везде всё то же самое, всё одинаковое: механический, отупляющий, ни на что не вдохновляющий, тяжёлый труд ради куска хлеба, ноль духовности, ноль абстрактных мыслей, ноль способностей к обобщению и осмыслению своего бытия. Это всё и составляет универсальный профиль народной жизни. Везде одинаковый.
Герои «Небраски» восхитительны именно своей аутентичностью. Как бы они ни копошились в мелких пакостях, какие бы наивные интриги ни выстраивали, как бы ни пугали мир Альцгеймером, они вновь и вновь вызывают глубокое сочувствие и симпатию! Потому что эти народные герои — not fake! Они настоящие! Они такие, какие есть, открытые в своей хитрости, простодушные в своей жадности, нежные в своей матерщине и пошлости.
Кульминация этой естественности — заключительные сцены «Небраски», вызывающие чистейший катарсис и превращающие фильм в удивительное исключение из трупной картинки, какую только и способна транслировать мейнстримная Фабрика Грёз. Спасибо, Александр Пэйн, за настоящее искусство!
К оглавлению
Как город Святого Франциска превращается в Нью-Йорк 2.0
Михаил Ваннах
Опубликовано 14 марта 2014
Наверное, все видели, что бывает с городами, когда технологический уровень расположенных там промышленных предприятий перестаёт быть конкурентоспособным. Заброшенные цеха, в лучшем случае преображённые в торгово-развлекательные центры (что можно было наблюдать в девяностые в германском Руре, а в «нулевые» — в российском Нечерноземье) — или просто превращающиеся в маложивописные руины. Население, живущее на бюджетные зарплаты, пособия, или трудящееся в сфере обслуживания… Грустно! Но оказывается, что слишком интенсивный приток высоких технологий создаёт свои проблемы.
И вот о таких проблемах пишет американский светский («светский» не как антитеза «духовного», а как характеристика издания, рассказывающего о жизни «света») еженедельник New York Magazine. Казалось бы, очень необычный выбор темы для издания, лейтмотивом которого должны быть различные мероприятия, от коктейлей до суаре и прочих званых ужинов. Тем не менее статья Кевина Руза (Kevin Roose) Is San Francisco New York? посвящена именно интереснейшему примеру влияния высоких технологий на общество. (Взгляните на статью сами: там есть картинка, которую автор в силу духовного звания утягивать сюда не стал…)
Итак, материал в New York Magazine посвящён очень любопытному явлению. Город у залива, носящий имя Святого Франциска, подвижника-бессребреника из Ассизи, превращается, по мнению Кевина Руза, в копию Нью-Йорка. Причём в копию более «нью-йоркистую», нежели сам Новый Амстердам. Светский журналист, конечно, описывает происходящее так, как ему и подобает, через призму вечеринок, устраиваемых удачливым стартапером, и нравов их посетителей. Но картина за этим вырисовывается очень забавная!
По мнению Кевина Руза процессы, которые он наблюдает, начались с американского экономического кризиса 2008 года. Именно тогда «тряхнуло» Уолл-стрит, да так, что этот глобальный финансовый центр до сих пор и не оправился. И в связи с этим «волки с Уолл-стрит», лишённые привычной «кормовой базы», устремились на Запад, по извечному пути пионеров Североамериканского континента. И вот нашествие этих людей — которые вскоре начали зарабатывать фантастические деньги — и вызвало изменение облика Сан-Франциско и породило немало социальных проблем.
Заработанные в ИТ миллионы тратят в модном клубе The Battery.
Владельцы внезапно возникших миллионных (в бумагах) состояний съезжаются на новеньких электромобилях Tesla с лучащимися тщеславием номерными знаками к дорогому клубу The Battery, стабилен и ажиотажен спрос на номера-пентхаусы по десять килобаксов за ночь и всевозможные экзотические блюда. В то же время поиск в Сан-Франциско доступной по цене квартиры сравнивают с голливудским фильмом «Голодные игры», замешанных на гнуснейшем социал-дарвинизме гладиаторских боях.
