Если сопоставить высокий темп порождения ИТ-неологизмов с периодом их освоения, то окажется, что добрая половина всех актуальных терминов — всегда новые, непривычные для русского слуха. Каким образом их лучше всего переводить, чтобы по возможности уменьшить вышеупомянутое преимущество англоязычных спецов?
Трудности перевода
Есть два полярных способа породить русский термин, эквивалентный английскому: заимствование путем транслитерации, то есть записи звуков английского слова на кириллице, и собственно перевод путем назначения русского слова, совпадающего или близкого по смыслу, таковым эквивалентом. У каждого из этих способов есть свои приверженцы; их противостояние напоминает борьбу западников и славянофилов.
Сторонники тотального заимствования считают, что в нем нет ничего плохого, что это нормальный процесс глобализации; в русском языке и без того полно заимствований, многие из которых со временем обрусели, как сарай или ярмарка. Однако им можно возразить: непонятно, зачем отказываться от перевода по крайней мере в том случае, когда существует русский эквивалент со значением, полностью совпадающим со значением английского оригинала; зачем говорить фолдер вместо папка?
Проблем с заимствованными терминами много. Зачастую они плохо поддаются склонению, спряжению или образованию производных слов. Например, неуклюжий неологизм и-буксы — транслитерация e-books (причем и-бук получился мужского рода!)[Бёрд Киви, Трудная судьба и-буксов («КТ» #606, стр. 20)]. Е-книги гораздо лучше, подобно е-коммерции. Транслитерация может оказаться неблагозвучной, эстетически неприемлемой: взять хотя бы тот же cookies. (Поэтому при заимствовании иногда оставляют оригинальное написание термина латиницей.) Обилие заимствованных терминов затрудняет общение между русскоязычными специалистами, мешает их быстрому взаимопониманию. Главное же, что при транслитерации термина часто ампутируются метафорические ассоциации, помогающие понять смысл, о чем мы уже говорили. Поэтому перевод явно предпочтителен, если найден удачный русский эквивалент.
Единственный случай, когда перевод не нужен, — это ключевые слова алгоритмического языка. Они означают ровно то, что определено синтаксисом и семантикой языка. Ассоциации с материнскими корнями могут даже вредить. Был у меня когда-то ученик, который все норовил использовать do в тексте программ отдельно от оператора цикла; ему казалось естественным так приказывать машине: мол, делай то-то и то-то! Поэтому бессмысленными оказались попытки русификации Алгола-68, когда официальное сообщение о нем вышло в русском переводе с ключевыми словами ВЕЩ, ЦЕЛ и т. п.
Проблем с переводом вообще не возникает, если слово иностранного происхождения уже существует в русском языке: операционная система, диспетчер, меню. А вот примеры удачных переводов: download — скачивать, pipeline — конвейер, gateway — шлюз, engine — движок, firewall — сетевой экран. Однако таких примеров гораздо меньше, чем хотелось бы. Причины:
Эквивалента нет из-за различия культур. Например, одна из «скорых» методологий программирования называется scrum — буквально способ возобновления прерванной игры в регби. По-видимому, аналогия — в коллективном усилии команды, что понятно только любителям регби.
Эквивалент есть, но неточный: у него другое семантическое поле, метафора не работает, и смысл искажается: выпечка как бессмысленный перевод cookies.
Эквивалент уже занят другим понятием: не будем же мы называть ноутбук записной книжкой!
Эквивалент — слишком длинное слово или словосочетание. Поскольку понимание устного слова происходит быстрее его произнесения, люди предпочитают короткие слова. Принтер короче, чем печатающее устройство, интероперабельность короче, чем возможность совместной работы.
Таким образом, тотальная русификация компьютерной терминологии желательна, но недостижима. Есть термины, к которым не подобрать подходящего русского аналога, и их приходится заимствовать без перевода. Много таких терминов уже перешло в наш лексикон: сканер, вебсайт, спам и т. д. Однако для многих заимствованных терминов вполне можно было найти удачные эквиваленты: установка вместо инсталляции, сглаживание вместо антиалиасинга, сервер-посредник вместо прокси-сервера. А некоторые прижившиеся переводы нельзя признать удачными (см. врезку).
Шустрый кролик в команде программистов
Перевод термина shared memory как разделяемая память — двусмыслен; совместно используемая память — более точен. В самом деле, глаголы to share и разделять означают одно и то же, если действие направлено на идеальный объект: разделять скорбь. Но если объект материальный, то между языками есть отличие: to share a house означает жить в одном доме с кем-то, а разделять дом означает делить дом как собственность на части. Поэтому разделяемую память можно неправильно понять как память, разделенную на области (разделы). Недаром shared apartment правильно переводится как коммунальная, а не разделяемая квартира.
Tермин thread (буквально нить), означающий подпроцесс выполнения программы, переведен у нас как поток, хотя это слово уже использовалось в переводах двух терминов, означающих другие понятия: stream (поток ввода-вывода) и flow (поток управления). Термин нить был бы лучшим переводом, тем более что один из вариантов нити, в свою очередь, обозначается термином fiber (волокно) — очевидна последовательная метафора.
Правильный перевод недавно появившегося термина evangelist — пропагандист, а не евангелизатор — слово слишком высокого стиля. Перевод аgile programming как гибкое программирование неточен, поскольку в оригинальном термине подчеркивается скорость: agile — это проворный, шустрый. Лучше подошел бы эпитет расторопное или скорое. (У этого термина — французские корни: на Монмартре есть кабаре под названием «Lapin agile», что в наших книгах о художниках-импрессионистах переводится как «Ловкий кролик».)
Где золотая середина?
Русская терминология в ИТ сейчас образуется стихийно. Чаще всего жизнь новым терминам дают технари, далекие от филологии и не утруждающие себя поиском точных переводов. Толковые словари просто фиксируют сложившееся словоупотребление, а государству ныне не до стандартизации. Эту роль частично выполняет фирма Microsoft при локализации своих продуктов (по слухам, с участием русских филологов). Благодаря ей папка успешно вытеснила непонятную директорию из нашего лексикона, однако обозреватель не прижился.
Вообще говоря, централизованное регулирование языка — безнадежное занятие. Как управлять тем, что принадлежит всем и никому в отдельности? Запреты и предписания помогают мало — вспомнить хотя бы многолетнюю борьбу с нецензурной бранью. Но может быть, есть способы влиять на процесс перевода терминов, как-то поощряя русские эквиваленты и не одобряя заимствования? Ответ один: просветительская работа!
По-видимому, заботу о качественном переводе и унификации терминологии в ИТ должны взять на себя структуры, заинтересованные в успешной конкуренции на мировом рынке. В частности, лидеры отечественной ИТ-индустрии. Практический путь — публикация толковых словарей, для большей оперативности — в Интернете, по образцу Wiktionary. Пусть их составители стараются находить русские эквиваленты, руководствуясь здравым смыслом и вкусом, чувством языка. А при определении заимствованных терминов (которые неизбежны) обязательно нужно приводить их этимологию (происхождение), чтобы хоть как-то восполнить нехватку культурного контекста у читателя. Чтобы импортировать не только знаки, но и смыслы!
Оптимистов же пусть питает надежда на самоочищение языка от варваризмов. Так же, как в свое время пароход победил пироскаф и были забыты аэроплан и геликоптер, в наши дни стрелялка вытеснила шутер. Вот вам вопрос: почему все говорят скачать, а не сдаунлоадить? Наверное, потому, что второе слово неблагозвучно, не органично для русского слуха. Язык сам отбирает слова по эстетическому критерию. (Еще одна возможная причина — второе слово произносится в 2,5 раза дольше: пять гласных против двух.) Словом, вся надежда на великий и могучий…
А как в других странах?
Похоже, что не только русские компьютерщики страдают от засилья американизмов. Для японцев транслитерация — проблема, потому что в японском языке нет звука "л", и Intel у них звучит как Интеру. Французы защищают чистоту национального языка на государственном уровне с помощью специальных законов. Так, термин компьютер там запрещен, вместо него предписано употреблять французское слово ordinateur. Учебники на английском языке не приняты, предпочитаются переводы. Кажется, что из-за этого Франция постепенно превращается в компьютерную провинцию. В Германии же придерживаются другого пути: у них соотношение оригиналов на английском и переводов на немецкий среди компьютерных изданий — 1:1.
