Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 173

(1). Было показано, что женщины — близкие родственники гомосексуалистов — оставляют больше потомков, чем женщины в среднем по популяции.

(2). Гомосексуальные связи могут быть механизмом, сплачивающим доминирующую в группе мужскую команду (как об этом пишет Латынина). Некоторые из этих мужчин могут быть бисексуалами, некоторые — гомосексуалами, но в любом случае победы этих групп над конкурентами обеспечат ускоренный рост обогащенного «генами гомосексуализма» популяционного генофонда и, в силу парадокса Симпсона — эволюцию в направлении распространения этих генов.

(3). Похоже, на половую ориентацию сильно влияет гормональный баланс во время эмбрионального развития. Мы действительно развиваемся в условиях, сильно отличающихся от тех, в ходе которых проходила наша эволюция. Вы подумали о ГМО? Опасность ГМО — полностью или почти полностью миф, а, например, изменение режима освещенности — значительно более серьезная опасность.

(4). Вклад культуры в формирование полового поведения отрицать, пожалуй, уже невозможно. Может ли культурная традиция (и обусловленная ей социальная среда) подталкивать бисексуалов к гомосексуальности? Думаю, да. И тут может быть целый букет механизмов. Молодой человек, чувствующий, что его сексуальность не укладывается в рамки, которые рисуют ему его учителя-гуманитарии, стигматизируется и, в конце концов, попадает в гей-сообщество. Сексуально озабоченный юноша легче находит секс с гомосексуалистами (чьи желания проявлены по-мужски явно), а не с девушками (которые, конечно, тоже хотят, но делают вид, что они не такие, разыгрывая партию, где секс — средство, а не цель). Первый сексуальный опыт, полученный в закрытом однополом сообществе, формирует стереотип на дальнейшую жизнь…

Обратите внимание: все три названные мной возможные причины (а также многие другие, которые я не упомянул) связаны с тем, что нормальная сексуальная жизнь оказывается для молодых людей (точнее, некоторой их части, возможно, даже относительно более культурной) чем-то недоступным.

…Так, и эту тему до конца развить не успел. Короткий анонс продолжения (которое, я может быть, никогда и не напишу).

Гомосексуализм, как социальная проблема — искусственно раздутая тема. Я готов поверить, что ее гальванизируют для того, чтобы отвлекать обывателя от действительно важных проблем. Мне гомосексуализм интересен как популяционно-биологический феномен, механизм распространения которого остается не вполне ясным. Но естественнонаучный анализ этой темы оказывается полезен и с точки зрения поиска оптимальных решений социально-политических проблем. Нет, не нужны ни репрессивные законы, ни крикливые мероприятия. Надо просто отобрать формирование повестки дня у заидеологизированных гуманитариев. Поверьте, спокойное естественнонаучное рассуждение позволит найти оптимальный способ действий!

…может быть, еще обсудим…

К оглавлению

Опубликовано 14 мая 2013

Существует популярная легенда о том, что Французская академия наук в конце XVIII века отказалась признать существование метеоритов и наложила запрет на их изучение, в результате чего многие метеоритные коллекции оказались на помойке. Эту легенду особенно почитают альтернативные учёные, предлагающие её в качестве свидетельства косности «официальной науки». Однако на самом деле всё было не так просто.

До начала XVIII века представление о веществе в межпланетном пространстве не было предметом широкой научной дискуссии. Метеоры и камни, падающие с неба, считались атмосферными явлениями. При этом никаких заминок с объяснением их природы не было: то ли что-то горит в верхних слоях атмосферы, то ли так в тех же слоях проявляются необычные электрические явления — фактических данных было слишком мало, чтобы считать метеоры неразрешимой загадкой. Хуже обстояло дело с падающими камнями. Камень — это совершенно конкретный, осязаемый предмет с размером, формой, цветом, температурой. И камни падали-таки с неба! Точнее, об их падениях с неба рассказывали летописи, легенды, картины старых мастеров.

Некоторые из упавших камней на столетия сохранились не только в памяти. Первое зафиксированное падение метеорита, сохранившегося до наших дней, произошло в мае 861 года. Небесный камень упал в японской провинции Ногата и уже больше 11 веков хранится в храме. Его метеоритная природа была достоверно установлена в 1979 году. В Европе самый старый упавший метеорит появился намного позже. Он обрушился на пшеничное поле близ эльзасского города Энзисхайм в ноябре 1492 года и в силу турбулентной европейской истории сохранился гораздо хуже японского собрата. За пять веков от него так часто откалывали по кусочку, что исходная масса в 135 кг сократилась до 56-килограммового фрагмента, но этот фрагмент уцелел и на протяжении столетий напоминал об истории своего появления.

После Энзисхайма были и другие падения. До поры до времени происходили они редко, точнее, редко фиксировались из-за небольшой плотности населения и неэффективного распространения новостей, что не способствовало систематизации и анализу информации о камнях. К тому же багаж физических и химических познаний в те годы был невелик, и потому падающие с неба камни тоже не казались чем-то необъяснимым. Ну падают и падают. Может быть, их заставляют взлететь в небо какие-то земные процессы, может быть, они конденсируются там, наверху, из каких-то испарений.

В XVIII веке наступила пора перелома. Развитие естественных наук всё навязчивее указывало, что соткать из испарений многокилограммовую каменную, а то и железную глыбу весьма затруднительно. Привязка к вулканам тоже становилась менее убедительной. Но сообщения о падениях камней продолжали поступать!

У парижской Королевской академии наук необходимость разобраться в проблеме назрела после падения метеорита в Люсэ (Франция) в сентябре 1768 года. Академия создала специальную комиссию, в которую вошли минералог Фужеро, фармацевт Каде и химик Лавуазье. Хотя в этой тройке Лавуазье был младшим и по возрасту, и по должности, в будущем он прославился больше своих коллег, и потому выводы комиссии связываются главным образом с его именем. О результатах работы комиссии можно подробно прочитать здесь. Я же хочу подчеркнуть следующее: говоря о том, что «камни не могут падать с неба», комиссия отвергла земное (вулканические выбросы) или атмосферное (конденсация на больших высотах) происхождение метеоритов. И была в этом отношении совершенно права! Отвергнуть их космическое происхождение комиссия не могла, так как оно в то время всерьёз не рассматривалось.

Просчёт комиссии состоял в том, что она вместе с ошибочными истолкованиями падающих камней отвергла и саму реальность падения. Однако следует помнить, что тогда не было видеорегистраторов и комиссии пришлось опираться на словесные показания не самых образованных слоёв населения, которые наряду с историями о падениях камней охотно рассказывали и о других чудесах. Лавуазье был яростным борцом со всяческими суевериями, и именно его рвением в некоторых текстах объясняют, почему он в анализе падающих камней слегка перегнул палку.

Но что значит в данном случае «перегнуть палку»? Академия назначила комиссию, члены которой проанализировали образцы и свидетельские показания и пришли к заключению, что падений не было, а образцы возникли в результате удара молнии в богатый пиритом песчаник. Это заключение оказалось ошибочным — такое бывает. Оргвыводов академия по этому поводу не сделала, исследования падающих камней продолжались. Больше того, сам отчёт комиссии далеко не сразу увидел свет. Лавуазье зачитал его в апреле 1769 года, а в печатном виде он впервые в краткой форме появился в 1772 году — с примечанием секретаря академии Фуши о том, что вопрос заслуживает дальнейшего изучения.

К сожалению, нельзя сказать, что выводы французских учёных оказались совершенно безобидными. С учётом их авторитета им и не нужно было принимать формальных решений. Отмечены, например, случаи, когда люди молчали о падающих камнях из опасения быть высмеянными. Возможно, что пострадали и некоторые коллекции упавших камней, но это явление не носило массового характера. Точнее сказать, об этих актах «просвещённого вандализма» написал в 1819 году «отец метеоритики» Эрнст Хладни, упомянув музеи Дрездена, Вены, Копенгагена, Вероны и Берна. Однако он, по-видимому, опирался не на документальные подтверждения вандализма, а на представление о том, что в этих музеях должны были присутствовать образцы метеоритов, фактически отсутствующие. Уже в XX веке Джон Бурке в замечательной книге «Cosmic debris. Meteorites in history» привёл свидетельства того, что по крайней мере некоторые из этих «исчезнувших» образцов либо находились в частных коллекциях, либо оставались в упомянутых музеях.