Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 165

Или другой грандиозный проект – поворот северных рек. Не менее фантастический, чем лунный. Суть проекта заключалась в том, чтобы реки понесли свои воды не в Ледовитый океан, а в Среднюю Азию, превращая пустыни в плантации и сады, питая моря – Аральское и Каспийское и при этом давая немалую прибыль. Госплан посчитал рентабельность проекта в шестнадцать процентов, то есть уже через десять лет доходы от него в полтора раза превысили бы вложения. А сколько рабочих мест! Марсиане позеленели бы от зависти: только канал «Сибирь – Средняя Азия» планировался длиной в две с половиной тысячи километров, а шириной в триста метров. И глубина немаленькая – пятнадцать метров, что делало канал вполне судоходным и, при необходимости, позволяло перебросить с Северного флота в пески тяжёлый авианесущий крейсер «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов». Представить трудно – громада крейсера у стен Бухары! Но можно. Голливуд с завистью смотрит кадры кинохроники.

И этот канал – только начало. Вторым этапом вспять поворачивался Иртыш, а дальше…

Увы, не то что дальше, и первый-то этап бросили, не закончив. То ли послушались представителей интеллигенции, которые дружно, словно по команде (а почему, собственно, «словно»?), встали на защиту рек, то ли марсианское лобби подсуетилось, или же просто поняли: задача не по плечу. Вот и мигнули интеллигенции: мол, давай, дави на экологию. Так и осталась Средняя Азия без пресной воды северных рек, а моряки Северного Флота — без походов под Самарканд.

Вопрос напрашивается: может быть, стоило напрячься и побывать на Луне, пусть и не первыми? Или пустить к тысяча девятьсот восемьдесят пятому году на орошение азиатских республик хотя бы те двадцать пять миллионов тонн речной воды, как это предусматривалось постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 24 мая 1970 года за номером шестьсот двенадцать? Деяния подобного масштаба могли бы сплотить, воодушевить, подвигнуть, не дать пойти по кривой дорожке. Глядишь, и отечественная история вместе с отечественной же географией стали бы иными.

Были и другие проекты, брошенные на полпути: сахалинский тоннель, Дворец Советов с Лениным вместо солнечных часов, отечественный общедоступный компьютер, оригинальная ОС, та, что лучше ДОС и WIN, процессор Е2К и множество других. Не все, конечно, бросили точно на середине пути: некоторые дальше сбора взносов на первичные телеграммы не продвинулись. Особенно жалко домовые кухни: представьте, что в каждой квартире в стене есть небольшой лифт, по которому к завтраку, обеду и ужину доставляются вкусные и полезные блюда, разработанные профессорами питания и приготовленные квалифицированными поварами. То есть где-то, быть может, такие кухни и есть, но их-то обещали в каждом доме к одна тысяча восьмидесятому году. Ладно. Причины более-менее ясны. Часть начинаний были заведомо невыполнимы и создавались лишь для освоения бюджета. Другая часть стала невыполнимой из-за изменившейся обстановки. Третья ещё ждёт, когда найдутся люди и доведут начатое, но брошенное до победного конца. Третью программу Партии, например.

Государственные проекты и проекты гигантских корпораций – это для олимпийцев. Но как быть обывателю, человеку, рассчитывающему только на себя? Ни тебе фондов, ни безмолвствующей казны. Только кредиты под дьявольский процент. Должен ли он держаться во что бы то ни стало избранного направления, невзирая на приступы отчаяния, сомнения, слабости, визиты бандитов и сухие цифры в окошке калькулятора?

Но о бизнесе умолчу. Не моё поле. Не знаток. Напишу о простом. О жизни.

Поступил человек в университет. Далось это нелегко, и морально, и материально. Учится год, учится два и чувствует: не то. Совсем не то. Не хочется ему быть архитектором или экономистом, а хочется ветеринаром. Или поваром. У плиты расцветает, блюда готовит отменные. Так вот, должен ли он бросить университет, признав потерянными зря и время, и деньги, или же, стиснув зубы, получить-таки заветный диплом и всю жизнь проектировать уличные киоски? У нас гваздевские власти любят менять дизайн киосков: то один тип утвердят, а предыдущие велят снести, то другой, опять с тотальным сносом, а то вовсе грозятся убрать их с улиц, как уродующих вид посёлка и затрудняющих пешеходное движение. Убирают, правда, не все. Но я не о киосках, я о студенте. Вышел он из университета молодым специалистом и вдруг узнал, что с дипломом нашим его только продавцом и берут. В салон связи, супермаркет, на бензоколонку. А по профессии, архитектором, не берут. «Вы что заканчивали? Что-что?» – и морщатся брезгливо, будто татуировки на открытых участках тела предполагаемый работодатель заработал в Гарварде. Ни дворца, ни киоска проектировать не предлагают: подобные места заняты на все поколения вперёд. Да и что проектировать, право: восемь типовых проектов ходят по кругу, знай меняй даты и получай мзду.

Стараниями родителей, потомственных бюджетников, устраивается выпускник учителем черчения в школу и ходит на службу, как на каторгу: и бедно, и беспокойно, и никому-то его предмет не интересен. Правда, обещают лет через шесть поднять зарплату (в России всегда обещают поднять зарплату через шесть лет), но это как-то не греет. Но он всё ходит: лучше такая работа, чем никакой.

А точно ли лучше? Может, следует сделать крутой разворот и сойти с тропинки педагога на дикое поле диких возможностей? Окончить кулинарный техникум, податься в Норвегию или даже в саму Москву, где удивлять народ не чертежами оконных рам, а щами по-гваздевски?

И, наконец, дело внутри дела. Сколько начинаний затевают уже признанные мастера, начинаний, не требующих ничего, кроме их мастерства? Не надо брать деньги у ростовщиков. Нет нужды менять место жительства. Даже привычки можно оставить прежние. Я о ненаписанном романе Чехова. Долгое время (если не всю жизнь) Антон Павлович мечтал написать Большой Роман, подступаясь к нему то с одного, то с другого края, заявляя друзьям и знакомым что вот-вот, что сюжет созрел, что дело вроде бы и двинулось – а романа-то и не вышло. В смысле – произведения, охватывающего и многое, и многих, и при этом внушающего уважение и зависть своими размерами.

Отступился Чехов. То ли решил, что не потянет, то ли – что ему это не нужно. О многом и о многих он умел написать на нескольких страницах, внушать же уважение объёмами он предоставил другим. Ну а неоконченные «Мёртвые души» Гоголя (Гоголь вообще мастер незавершённого)? «Тайна Эдвина Друда» Диккенса? Или взять незаконченные оперы, картины, скульптуры?

Ну, что стоило Бородину писать побыстрее? Не мог? Не хотел? Ждал, пока само в руки свалится? А если свалится, то откуда? Нужно подумать.

К оглавлению

Опубликовано 24 марта 2013

Как-то незаметно мы оказались в мире будущего. Да такого будущего, которое проглядели фантасты. Вот – классика, «Близкие контакты третьей степени» Стивена Спилберга, 1977 год. Уважение внушает хотя бы сумма сборов по всему миру – триста миллионов долларов. Тогда это было очень много. И это деньги, сделанные из выдумки об НЛО…

Там в одном из эпизодов фильма бездушные, не верящие в инопланетян пентагоновцы с учёными приспешниками пытали энтузиаста-уфолога (сыгранного великим режиссером Франсуа Трюффо) вопросами о том, почему нет достоверных снимков летающих тарелок. На что адепты НЛО бодро отвечали, что, несмотря на 7 миллиардов снимков, сделанных в прошлом году в США, и 6,6 миллиарда долларов, потраченных янки на фотоутехи, на них не запечатлены ни авиакатастрофы, ни автоаварии… Действительно, такие снимки были редкостью, и журналы (ещё бумажные) платили за негативы с любительских компактов (примерно – аналогов отечественной «Смены») бешеные деньги…

Теперь всё переменилось. Ну, вот недавнее событие на Южном Урале. Падение метеорита. Что было самым интересным в нём? Вероятно, то, как это событие было зарегистрировано и отражено. А зафиксировано оно было так, как ни одно другое в истории человечества. В 1977 году, в апогее индустриальной эры, можно было говорить о редкости снимков авиа- и автокатастроф. Технология к тому времени позволяла массово, с приличным качеством (по меркам стран Пёервого мира) получать цветные снимки. Негативная или обратимая плёнка в камерах. Печать в изрядно автоматизированных (на аналоговой схемотехнике: контроль температуры, автоматическое определение выдержки и базовой цветокоррекции) мини-лабораториях. Но – приводить такой аргумент было вполне возможно. Действительно, в камере 36 кадров (а то и 24 или вовсе 12). Камеру наготове держит лишь профессиональный репортёр или увлечённейший фотолюбитель.