Еще один немаловажный момент, о котором стоит упомянуть, – использование систем родительского контроля, как встроенных в операционную систему на электронном устройстве, так и предлагаемых сторонними разработчиками. В качестве самого простого примера можно привести функции родительского контроля, встроенные в антивирусные программы. Они помогают родителям отслеживать сетевую активность их детей, ограничивать время доступа к Интернету, блокировать сомнительные страницы, поисковые запросы и рекламные баннеры. В целом же, начиная с самого раннего возраста, родителям следует учить своего ребенка критично относиться к информации в Интернете. Не нужно бояться открытого диалога с ребенком: можно аккуратно и тактично спрашивать его об увиденном и прочитанном в Интернете, вместе обсуждать данные темы. Гораздо лучше, если ребенок получит грамотные комментарии от родителей, нежели от сверстников или случайных знакомых, которых он встретил в сети.
Наконец, хочется сказать о том, что всем родителям стоит регулярно разговаривать с детьми об их жизни в Интернете и самим учиться быть примером ответственного онлайн-пользователя. Это означает регулярное повышение собственной цифровой компетентности и соблюдение всех правил поведения в сети, которые они ранее установили для своих детей.
– Как защитить детей от посторонних взрослых, «незнакомых друзей»?
– Признаем честно, что, как и в реальной жизни, полностью контролировать круг общения подростков в Интернете вряд ли представляется возможным. Поэтому лучший способ быть в курсе того, что происходит с ребенком в Интернете, – регулярно посещать социальную сеть, в которой он общается, разговаривать с ним о событиях, происходящих в его виртуальном мире. При этом следует обращать особое внимание на тех, кого ребенок добавляет в друзья, какой информацией делится на своей странице, какие картинки, аудио– и видеозаписи сопровождают посты на его странице.
Часть третья
Живой архив
Глава о суицидах детей и подростков из книги Галины Мурсалиевой «Междуцарствие в головах»
[24]
ПОЧЕМУ НАШИ ДЕТИ ВЫПАДАЮТ ИЗ ЭТОЙ ЖИЗНИ В ОКНА, КОГДА УХОДИТ МОРЕ
Лицо молодого пианиста на афише скривилось под дождем. От него веяло холодом, тоской, обреченностью. Руслан ощутил это почти физически и тоже скорчился, согнулся, как от пули в живот. Тихий, размеренный, монотонный шум падающих капель вмиг был взорван оглушительными выстрелами. Стрелял, конечно, Серебристый, а рядом с ним в машине сидела девочка-львенок и стеклянным взглядом Кая смотрела, как сгибается от ран ее одноклассник. Они пролетели мимо на бешеной скорости и скрылись в какие-то доли секунды. Стрелявший даже не притормозил, чтобы прицелиться. Он и головы-то не повернул в сторону Руслана. А попал. Музыкант с поблекшей мятой афиши смотрел теперь всепонимающе и отстраненно. Под его взглядом Руслан показался самому себе жалким выдумщиком и фигляром. И еще слабаком. Это слабаки вечно симулируют страдание, боль, чтобы их пожалели или чтобы казаться всем, и самим себе тоже, более значительными, чем они есть.
Молча стоя у афиши под теперь уже проливным дождем, Руслан старательно пытался и дальше развить эту мысль. Но легче не становилось. А тут вдруг откуда-то появилась рядом классная – как всегда, с целым ворохом вопросов. И на протяжении разговора с ней Руслан представлял, как черный зонт, за ручку которого она крепко держалась, взлетает вместе с ней. Когда она стала кричать, Руслан сжал в карманах кулаки и попытался вспомнить что-нибудь хорошее. И вспомнил.
Это было прошлогодней весной. И у весны бывает осеннее настроение. Тогда тоже, как и сегодня, шел дождь, а на бульваре, не прячась под зонты, стояли музыканты и играли – на скрипке, на виолончели… И так это тогда заворожило, что как-то все вмиг растаяло – мороженое, голос иностранного певца, усиленный динамиками, громкий смех. Остались только небо, музыка, птицы и вечность… Тогда было настроение как у дождя поэта – «ни словом унять, ни платком утереть…», и все-таки тогда было хорошо, «грустно и светло». Тогда было светло. Не помогло. Раньше это воспоминание всегда ему помогало, Руслан как будто отлетал, а приземлившись, становился добрым, возвышенным, мягким. Но сейчас внутри ничто не отозвалось – там внутри было темно, плохо, противно. Так противно, будто съел жирный-прежирный обед, а кусочек жира запал в сердце.
«…Я совершенно случайно встретила своего ученика. Он был бледен, еле держался на ногах, и я спросила: может быть, он отравился? Он кивнул, еще двумя руками держался за живот. Я сразу же стала искать в сумке лекарство. У меня у самой больной желудок, и я всегда ношу с собой таблетки. И вдруг мне как пощечина наотмашь – он с такой кривой усмешечкой: «Туша! Как вы все мне надоели со своими таблетками! Все с таблетками! Все как один». И главное, спокойно так говорил, ровным голосом.
Конечно, у меня сдали нервы, и я на него накричала. Я же раньше считала его самым воспитанным и вежливым мальчиком в классе. А тут такое оскорбление, да по больному месту, я же и сама переживаю по поводу своего избыточного веса. Что кричала? Что за оскорбление личности судят, что тюрьма по нему плачет, ну… сказала еще, что давно предполагала, что он – полное ничтожество…» (Из разговора с классной руководительницей Руслана.)
Потом был еще один день. День рождения, Руслану исполнилось пятнадцать лет. Пришли ребята, приглашенные заранее. Оживленные, радостные – это было время, когда в ярком многоцветье, в звонкоголосой и смешливой суете, балуясь, наступая друг другу на пятки, шли веселой серпантиновой гирляндой дни новогодних каникул. Утром следующего дня он перерезал себе вену. Что-то понадобилось соседке, какая-то мелочь бытовая, и если бы не эта счастливая случайность, спасти его, наверное, не удалось бы. Когда его обнаружили, он был уже без сознания, на столе лежал твердый лист бумаги из альбома для рисования – записка: «Многие могут подумать, что я – слабый, ничего не могу и что вот поэтому. Это не так, я все могу. Только мне не интересно стало. Мне больше не интересно, понимаете вы или нет?»
Он и не заметил, как исчезла Туша. Может быть, она ушла, продолжая кричать, может быть, задала вопрос и ушла, так и не дождавшись ответа, а может быть, ее унес черный зонт, взмыв высоко в небо. Руслан промок насквозь. Стало холодно. А от взгляда музыканта с афиши становилось еще холоднее. Он почувствовал, что больше не выдерживает этого взгляда. Пианист будто намеренно глядел поверх его головы, чтобы не отвлекаться, сосредоточиться на своих высоких мыслях. Он будто презирал Руслана, все о нем зная, и о маленькой пачке десятидолларовых банкнот, и о Динке, которую заколдовали, и о Серебристом, который обозвал его котенком.
Руслан зашагал прочь. Он шел медленно, сам пока еще не зная куда. Домой не хотелось.
«Просто ума не приложу, Руслан такой выдержанный и одаренный. Такой воспитанный мальчик, самые лучшие сочинения в школе. А уж его рисунки! Что с ним могло произойти? Наверное, что-то очень страшное. Что-нибудь из ряда вон. Что-то совершенно неожиданное. Иначе мы бы догадались. И смогли бы предотвратить». (Из разговора с преподавателем русского языка и литературы.)
«15 июля. Сегодня снова был у отца, брал подаяние. Как жить после этого – не знаю. Я вот думаю, когда в воду ставят цветы, сорванные цветы – зачем? Будто неизлечимые больные, зачем же в воду, если известно – они протянут не более 3–4 дней? Ложь! В основе всего – ложь. Даже небо в пыли. Я сегодня видел, какая пыль осела в небе. Он говорит, что любит меня и что я нужен ему. Лжет. Для него это просто акт издевательства. Если мне придется еще когда-нибудь идти к нему за этим – я не выживу. Я больше не выживу…» (Из записной книжки Руслана.)
